Антонимы

Пролог

Он брёл в темноте, продираясь сквозь сугробы. Он давно уже не мог кричать, он замёрз так, что, казалось, никогда не сможет отогреться. Он безнадёжно заблудился и понимал это. А ещё он отчётливо понимал, что он умрёт в этом лесу, и это осознание было не сродни тому, что каждый знает, что не вечен. Нет. Он понимал, что он умрёт сегодня. Через несколько часов. А может, минут. И он точно знал, как это случится.

Единственным, что не давало ему остановиться и сдаться под натиском стужи, была мысль о сыне. Он не хотел, чтобы его сын умер в этом лесу один, он должен быть с ним рядом. Всегда. Они останутся навечно в горах среди этих древних сосен, их заметёт снегом, над ними будут проноситься бури и сиять щиты валькирий. Но он будет держать сына за руку, чтобы тот не остался в одиночестве.

Сейчас в этом холодном зимнем лесу, посреди вьюги, темноты и ужаса всё его могущество испарилось. Рухнуло. Рассыпалась ледяным крошевом. Вся его сила оказалась ничем, ведь он не может найти своего сына, не может сделать единственное, что для него важно.

Он брёл вперед, зная, что идёт в никуда, и всё равно не мог остановиться, перестать передвигать ноги. Ему не было страшно умирать, уже нет. Ему казалось – ещё одно небольшое усилие, ещё одно, и он справится, он найдет его. Он не сможет его вынести сквозь бурю, на это у него не хватит сил, он чувствовал это. У него не хватит сил, чтобы отогреть его теплом своего тела. Но он попытается всё равно.

Снег залепил ему глаза, заморозил бороду, налип сосульками на волосы на непокрытой голове. Его зубы уже давно перестали стучать, челюсти свело смертной судорогой, он не чувствовал лица. Ему было уже не больно.

И тут ему померещилось то, чему просто не место было здесь, в логове смерти. Он медленно, будто во сне, повернул голову, попытался разглядеть горящий в лесу огонь. Какая глупость! Здесь не может быть никакого огня. Но порыв ветра снова донес до него призрачный запах горящих поленьев.

Он повернулся и побрёл лицом к ветру. Какая разница, куда идти? Может быть, он уже чует огни, горящие в чертоге Вальхаллы? Но нет Вальхаллу вместо огня освещает блеск мечей павших в бою героев, а он никакой не герой. Он не смог спасти даже своего сына.

Нет. Наверное, это Муспельхейм, юг мировой бездны Гинунгагап, поглощённый вечным огнем. Последнее прибежище трусов и подлецов. Ему не дозволено будет даже попасть в Хельхейм, холодное царство богини мёртвых, чьё лицо наполовину живо и прекрасно, а наполовину мертво и чудовищно.

Что это впереди? Ему мерещится или нет? Прищурившись, он сосредоточился и увидел посреди бури, вроде бы, мелькнувший между деревьями слабый отблеск. Он побрел к нему, не разбирая дороги и проваливаясь в снег по пояс. Ему казалось, что он бежит, надсаживая своё измученное сердце. На самом деле он едва волочил ноги, которых давно не чувствовал.

Всё вокруг казалось ему ненастоящим, замёрзшее тело было чужим, будто он давно уже умер и сбросил бренную плоть где-то там, далеко позади, меж вековых деревьев, и это недвижимое тело заносит жестокой вьюгой. Будто только беспокойный дух его, вырванный из умирающего тела, продолжает искать сына, хрипя его имя сквозь непослушные губы.

В полубреду он продирался вперед, выискивая глазами хоть что-нибудь. Безумная надежда, бред гаснущего сознания. Сейчас он провалится в царство мертвых, он чувствовал его стылое дыхание, проникающее в его сердце. Оно уже пропускало удары, силясь продлить его бесполезную жизнь. Что ж, он не будет роптать. Он будет знать, что сделал абсолютно всё, что мог.

Перед его глазами забрезжил неземной свет. Наверное, это последнее, что он увидит в жизни.

Нет… Его сын… Он должен его найти…

Глава 1

«Баланс счёта 398,54 рубля» – высветилось на разбитом экране смартфона. Вот блин! Карина задумчиво почесала указательным пальцем под носом. И что теперь делать? Обычно у женщин был извечный выбор – что надеть, а у Карины – что купить: макароны «на рупь ведро», проездной на метро, постричься, хотя, на это денег и так не хватит, или отложить на зимние ботинки. Или в кроссовках ещё нормально? Снега-то всего ничего, почти не попадает в носки…

Эх…

Она подёргала изрядно отросшие волосы, кончики не мешало бы подровнять. Месяца четыре назад. Да, денег на парикмахерскую она не выделяла уже давно. Карина с сомнением глянула в зеркало, висевшее на стене, и скептически осмотрела себя.

Существо там отразилось мелкое, вредное, но симпатишное. Жгуче-чёрные волосы, смуглая кожа и яркие брови – наследие из Закавказья, и контрастные светлые небесно-голубые глаза – привет от папы. Ладно, будем считать, что волосы она отращивает намеренно, всё равно на длинных волосах никто не отличает «пора подстричься» от «только что подстриглась».

Кроме всех коллег женского пола, угу. Они и так уже с некоторым сочувствием смотрят на Каринины поношенные кроссовки и старый синий пуховичок, из швов которого элегантно проглядывал пух. Ну и что?! Может, он ей дорог, как память.

Карина состроила себе в зеркале рожицу и уныло поплелась к старенькому стационарному компьютеру, хотя прекрасно знала, что там увидит. Среди множества открытых вкладок, ждут её нерешённые проблемы.

Её ЭВМ, компьютером это чудо назвать было совестно, едва прожёвывал всё, что она открыла в браузере. Помимо бирж переводчиков, платформ фриланса, сборников лингвистических статей и сайта с сериалом про викингов[1], у неё была открыта пара страничек, где можно купить подержанный холодильник, а то родительский Минск недавно окончательно приказал долго жить. Неужели Мински вообще ломаются?! Этот почти бесперебойно проработал уже… сколько? Лет пятьдесят? С холодильниками соседствовала открытая корзина маркетплейса с отложенными кроссовками, которые болтались там уже два месяца, сайты продуктовых сетевых магазинов со списками акций и скидок. И наконец – страничка её банка со смешными цифрами, на которые не позарится даже оголодавший мошенник.

Ни биржи, ни сайты фриланса не радовали. Запросов всё меньше, деньги почти закончились, а перспектив никаких. Писем нет, заказов нет, новых вакансий нет. Хоть бросай снятую комнату в ближнем Подмосковье и возвращайся к родителям. Они-то с радостью примут, но оттуда на работу не наездишься. А впрочем, какую работу? Что такое «не везёт», и как с этим бороться?

Хотя, какое «не везёт»? Ну знала же! Знала! Мало того, что на всех скандинавских языках вместе взятых говорит в три раза меньше народу, чем на том же итальянском, так и того хуже – итальянцы почти не говорят на других языках, и им требуется специфический переводчик. А скандинавы поголовно говорят на английском и переводчика не просят, общаются напрямую. Предатели.

Твердили же ей – нет практического смысла учить скандинавские языки в качестве основных! Не востребованы! Как хобби, как третий язык – пожалуйста, но не основной! Так нет же, Карине надо было вгрызаться в шведский, норвежский, датский, а затем и исландский, ковыряться в рунической письменности. Мечтала читать саги в оригинале. Научилась! И что теперь? Трескает пустые макароны и картошку в мундире. Зато под саги и стройная – через забор боком ходи.

Нет, она, конечно, владела английским! В школе начала учить. В конце концов, скандинавы в нём сильно потоптались, и доведение его до высокого уровня не вызвало особенных проблем, но всё же, для профессионального переводчика разница между первым обожаемым и вторым вынужденным языком была очевидна. Карина ни за что не могла бы сравниться с их Алиской из «Гермеса», спецом по английскому. Та по-английски шпарила, как… ну, как Карина – по-шведски.

Конечно же, такое владение английским позволяло Карине фрилансить, но не работать полноценно. Серьёзные платёжеспособные организации, в которые Карина бы с удовольствием вцепилась, как кот в сосиску, просили спеца с дипломом именно английского языка. Над её дипломом они только вежливо цокали и со всем почтением отправляли Карину в Ётунхейм[2]. «Мы Вам перезвоним», ага… Для фриланса же приходилось сбрасывать цену, чтобы урвать у профильников в работу хоть что-то.

Впрочем, диплом был не так уж бесполезен. Карина с ним гордо устроилась на подряд в три переводческих бюро, ой-ой, два бюро и одно агентство, и так же гордо сидела у молчащего телефона в ожидании заказов. Очевидно, что в агентствах их было так же мало, как и на биржах в интернете. Сначала Карина надеялась, что сейчас вот она начнёт работу, и весь мир заметит столь выдающегося специалиста и завалит её заказами. Но время шло, а востребованность всё не росла и не росла.

Сначала Карина впадала в комплексы неполноценности, думала, что она просто плохой переводчик, но потом всё же осознала – дело в самих языках. Из Китая на перевод вечно прилетали инструкции, из Германии – научные статьи, из Турции – контракты на стройки, из Средней Азии – документы для миграции. А из Скандинавии что? Да ничего! Сами они с усами переводить всё на английский.

Карина всё же села за компьютер и без особой надежды стала листать биржи. «Требуется репетитор по английскому», «требуется репетитор английского», «… со знанием английского», тфу! Будто уже других языков на свете нет! Хотя, размер предлагаемой оплаты заставил её задерживаться на таких вакансиях взглядом. Карина давно цеплялась мыслями за такие объявления и всё дольше задерживалась над ними.

Конечно, она не питала иллюзий, что сможет переквалифицироваться в бухгалтера или в оператора колл-центра какого-нибудь оператора связи. Но вот в учитель или репетитор по иностранному языку? Это было вполне возможно. Исландский вряд ли будет востребован, но она знает английский, нужно лишь получить диплом педагога.

Эх… Второе высшее всегда платное. И где найти денег, если на сдачу от холодильника и кроссовок в универ никак не поступить? Пат… Как найти денег на то, чтобы выучиться на профессию, которая позволит начать зарабатывать. Замкнутый круг, из которого надо как-то вылезать.

Телефон бзюкнул, сигнализируя о входящем СМС-сообщении. Карина схватила его, как утопающий – спасательный круг. А вдруг Ирина Константиновна из «Гермеса» пишет с предложением поработать?!

«Доча, у нас крыша течёт». Мама.

Карина уставилась на сообщение, будто оно могло само собой исчезнуть, если долго смотреть.

– Опять?! – вырвалось у неё вслух.

Сердце сжалось от осознания неизбежности чего-то пока ещё не совсем ясного. Но неотвратимого. Сколько раз уже было подобное? Карина уже потеряла счёт. Мелкие, казалось бы, проблемы, не стоящие особого внимания, по капле сжирали бюджет. Карина когда-то надеялась, что возможно остановить этот отток средств, но потом уяснила – он неизбежен. Для нормализации финансового положения нужно было не урезать расходы, а увеличивать доходы.

Вздохнув, она откинулась на спинку стула, закусив губу. Ждать с ремонтом было нельзя – шли последние дни декабря, не то, чтобы Карина была за новогодние чудеса, но ледник на чердаке родительского дома – это не то, что может подождать. Наверное, он ещё и подтаивает, когда они топят печь, и начинает капать им на головы. Вряд ли мама стала бы писать, если бы проблема не была острой. Мама всё понимала.

Мысленно Карина перебирала варианты решения проблемы, но в голове крутился только один ответ: денег на крышу нет. Абсолютно. Даже копейки лишней не отложено.

Точнее, была у неё заначка на, так сказать, лебединую песнь. Карина не могла произнести это вслух, даже себе, но давно уже понимала, что перспектива успешной работы переводчиком со скандинавских языков тает, как туман поутру. Как тот ледник под прохудившейся крышей старого домика.

Когда подозрения, что ей придётся оставить столь обожаемую ею профессию, ещё подспудные, начали её одолевать, Карина стала потихоньку откладывать деньги. «На всякий случай», – говорила она себе. И точно знала, что это «всякий случай» наступит примерно в этот самый Новый Год.

У неё была ещё одна мечта. Ей хотелось в Швецию хотя бы раз! Она столько читала об этой стране, столько фильмов смотрела! Смешно сказать – профессиональная переводчица, а на родине основного языка так и не побывала ни разу. Слишком много мечтаний на одну маленькую Карину…

Ей хотелось работать переводчиком, ковыряться в старых записях песен скальдов[3] и с умным видом читать доклады со сцены, где стоит пюпитр с заметками и стаканчик воды. Ей хотелось разбогатеть, починить дом родителям и осыпать их всеми благами, которых они, видят все их боги, заслуживали, выучить брата. Ей хотелось найти мужчину, который будет смотреть на неё так же, как её отец до сих пор смотрит на мать. А ещё ей хотелось домик на берегу фьорда в Норвегии или моря – в Швеции. Ну или хотя бы съездить туда. Хоть раз… Безнадёга всё это…

Идея скататься напоследок появилась в её голове давно. Раньше, она, правда, не думала, что это «напоследок», но пора была посмотреть правде в глаза. Жить за счёт переводческой работы она не сможет. Даже достойно прокормить себя одну. Карина вздохнула и скрепя сердце открыла сберегательный счёт, чтобы оценить, сколько она может оттуда взять. Неужели ей и от этой, не столь грандиозной, мечты придётся отказаться?

Конечно же, она не откажет родителям в помощи… Не имеет права отказать! Да и не хочет! Они заслуживают жить во дворце, а живут, как получилось, и всё равно не ропщут и до безумия любят друг друга и своих детей. Не было ни единого разу, чтобы Карину там не приняли с распростёртыми объятьями, чашкой северного чаю или тарелкой плова, даже если они сделаны из последней щепотки трав и последней горсти риса. Она бывала у родителей охотно и часто. Она, конечно же, даст на ремонт столько, сколько нужно.

Чёрт с ней, с поездкой… Подождёт… На глаза Карины навернулись слёзы. Конечно, поездка подождёт. Уж точно пяток лет, а то и больше. Или всю её жизнь. Она зло смахнула сорвавшуюся с ресниц каплю.

Она нищая, как церковная мышь! А мышам в Швеции не рады. На мышиную зарплату там даже норку не снять! Или нет? «Северный ветер создал викингов», – зло подумала Карина. Их «северный ветер» – это бедность. Её родители под её гнётом не сломались. А она что?

Какое-то буйство, раж нашёл на неё. Вкладки с уценкой, трёхзначные цифры на карте, подержанное – всё это смотрело на неё с монитора старого едва живого компьютера и с разбитого экрана старого смартфона. Неужели эти цифры её победят? Или она их всё-таки одолеет?

«Сколько нужно, мам?» – написала она.

Чтобы браузер совсем уж не сошёл с ума, нужно было закрыть пару вкладок, комп и так пыхтел из последних сил. Карина недрогнувшей рукой закрыла маркетплейс, фрилансерские платформы и биржи. И открыла калькулятор. Викинги на дреки[4]роскошную утварь не брали. Только в качестве добычи.

Так… А если не лететь, а поехать на поезде, а потом на пароме? Самым дешёвым классом! Она вполне может в спальнике спать в трюме! Если жить не в дорогом Стокгольме, а только погулять там вечерок, а потом рвануть в глубинку? Хоть пешком… Хм-м-м…

[1]Происхождение слова не ясно, но, скорее всего, оно означало «человек из залива».

[2] Один из девяти миров скандинавской мифологии, населённый ётунами-великанами.

[3]Древнескандинавский поэт-певец, описывавший в стихах события, которым сам был свидетелем. Быть воспетым в саге считалось чем-то сродни бессмертию, слова песни считались магическими, способными влиять на реальность. Влияние скальдов в обществе того времени было колоссальным. Например, исторический факт: норвежец Харальд Харфагре (Прекрасноволосый) собирался идти в военный поход, но знаменитый скальд Торбьёрн Хорнклови (Разрубающий рога) пригрозил написать такую хулительную песнь, что Харальд навсегда потеряет свою репутацию. И Харальд от похода отказался.

[4] Так изначально назывался корабль викингов на древнескандинавском языке.

Глава 2

– Lars! Jag berättar inte två gånger[1]! – отчеканил Дагер.

– Far[2]! Я туда не хочу! – вскрикнул мальчик.

– Я не спрашивал тебя, чего ты хочешь! – прогремел Дагер. – Du är Ingerman[3], ты будущий владелец всего, что я имею! Ты обязан там быть!

Мальчик лет девяти метался по богато и лаконично обставленной гостиной не в силах ни уйти, ни победить. В его глазах стояли слёзы, и это бесило Дагера вдвойне. Слабость!

– Зачем ты меня туда тащишь?! Я не хочу! – чуть визгливо вскричал Ларс.

Дагер усилие воли заставил себя воздержаться от крика и прорычал сквозь крепко сжатые зубы:

– Там будут такие люди, знакомство с которыми тебе необходимы!

Ларс был высок, но Дагер возвышался над ним, как башня. Мальчик заметно трусил.

– Отец! Я не хочу! Я хочу друзей! У всех нормальных людей есть друзья! – заныл Ларс.

– Вот и найдёшь себе друзей! – парировал Дагер.

Ларс всплеснул руками и чуть подпрыгнул на месте.

– Там? Там будут одни твои старые бизнесмены!

– Лучшие кандидаты в друзья! – рявкнул Дагер, ткнув пальцем в лицо сыну.

– Откуда тебе знать?! У тебя нет друзей! Ты не умеешь дружить! – выпалил Ларс и испуганно замолчал.

Дагер дёрнулся, как от удара, повисла пауза. Ларс задел то, чем Дагер гордился, и знал это. Связи. Их у Дагера была такая тьма, и были они такого уровня, что он даже мог бы влиять на политическую обстановку в стране, если бы захотел. Не все особы королевских кровей могли похвастаться такими знакомствами.

Дагер был вхож в любой сколько-нибудь значимый дом Швеции и Норвегии. И не они решали, пригласить ли его на торжество, это он мог позволить себе выбирать свой круг общения. И он выбирал только лучших.

Сейчас это наследие, эта репутация потихоньку начинает задевать и Ларса. Он больше не несмышлёныш под присмотром нянек, он вступает во взрослую жизнь. Очень скоро к нему начнут относиться, как к представителю Дагера. А мальчишка упорно пытается пустить всё псу под хвост.

Дагер в очередной раз взял себя в руки. Он не был сторонником силовых методов ведения переговоров с собственным сыном, но уже начинал отчаиваться. Похоже, скоро придётся прибегнуть к методу, некогда популярному в СССР: «Не можешь – научим, не хочешь – заставим».

– Ингерман – уважаемая фамилия, – подчёркнуто спокойно начал Дагер.

– Уважаемая? Тебя просто боятся! – взорвался в ответ Ларс.

Гнев мгновенно захлестнул Дагера. Он едва не затряс кулаками и сорвался на крик:

– Думай прежде, чем что-нибудь сказать!

Но Ларс, кажется, совершенно лишился рассудка. Слёзы уже явно светились в его глазах, голос слабо дрожал и то и дело давал петуха, нижняя губа позорно тряслась.

– Я говорю правду! Единственный в этой семье! – он шмыгнул носом и продолжил орать отцу в лицо: – Тебя не уважают, а боятся! И меня все боятся! – он ткнул себя пальцем в грудь, будто Дагер и без этого не понял, о ком идёт речь. – Со мной дружить никто не хочет! У меня даже одноклассников нет, которые бы меня задирали в школе!

– Школа?! Плебейская школа?! – орал Дагер. – У тебя лучшие педагоги во всей Швеции! Ты должен быть благодарен!

– Я даже в школу не хожу! – выпалил Ларс, будто был этим фактом недоволен.

– Твоё образование – мой приоритет! – парировал Дагер.

– Всё время под твоим колпаком с этими дурацкими учителями! Всюду охрана! – бесновался Ларс, будто не слышал отца.

– Я обеспечиваю твою безопасность! Ты мой сын! – отрезал Дагер.

– Я твой проект! Отцы любят своих детей! – завизжал Ларс

– Да как ты смеешь?! – взревел Дагер.

Разговор совершенно вышел из-под контроля. В этой жизни только Ларс мог так вывести Дагера из себя. Дагер гордился своим умением вести переговоры, наверное, в большей степени благодаря этому таланту он смог так расширить доставшееся ему в наследство дело. Но Ларс… Он абсолютно срывал ему все планки, давил в самые чувствительные места. Только с ним Дагер терял голову, несносный мальчишка нарочно доводил его!

– Ты любишь только свои деньги! Может, ты купишь мне друзей? – продолжал Ларс, совершенно потеряв логику в беседе.

– У меня есть обязательства! – рявкнул Дагер, но Ларс не дал ему высказать мысль до конца.

– Перед всеми, кроме меня! – в лицо Дагеру выкрикнул Ларс и сорвался с места, обращаясь в позорное бегство.

– Ты поедешь и точка! – заорал ему вслед Дагер.

Дагер услышал, как сын взбежал на второй этаж их дома и с силой хлопнул дверью в свою комнату.

– Уж не рыдать ли ты там собрался? – выпалил Дагер, но ответа не последовало.

Несносный юнец!

Как только перекошенное слезами лицо сына исчезло из поля зрения Дагера, он начал успокаиваться. Гнев спадал, и Дагер устало опустился на диван, потирая лицо ладонями. Как же он устал от этого всего.

Очередной скандал с девятилетним сыном… Почти каждый день. По любому вопросу. Казалось, стены этого дома уже привыкли к крикам. Персонал в такие минуты разбегался, как тараканы на свету, горничная, повар, психолог – все сидели по углам и ждали, пока конфликт выдохнется. Наверное, это к лучшему, опасно попасться под горячую руку.

Детский психолог говорил, что это кризисный период, предлагал разные техники и методики, проводил с сыном занятия. Но результата не было. Похоже, его стоит уволить и поискать другого специалиста. Как, наверное, и гувернёров с няньками. Наверное, мальчику требуются новые лица, раз он заговорил про школу и друзей.

С одной стороны, Дагер его понимал. Ну кому охота напрягаться, когда финансовое положение позволяет этого не делать? С другой – ему самому было восемь, когда отец начал представлять его будущим деловым партнёрам, и Дагер был благодарен за это. Пусть у них с отцом, дедом Ларса, никогда не было особой любви, но Дагер не мог не признать, если бы ему пришлось впервые нырнуть в это гнездо пираний позже, уже в качестве ответственного за компанию, это было бы фиаско.

Его отец дал ему время освоиться среди этих хищников. Дагер пытался дать это же время Ларсу. Сам Дагер с самого детства играл с кусками железной руды и мог на глаз и вкус отличать несколько её видов. На его полках стояли детские энциклопедии по геологии и экономике. Дагер впитывал эти знания, как губка, и уже к тринадцати-пятнадцати годам знал о горнодобывающем деле столько, сколько не знают некоторые старожилы этого бизнеса. Как и о переговорах, где у каждого слова по три смысла, а у оппонента – по две души. Ларсу до этого ещё расти и расти.

Ларс же всеми силами открещивался и от энциклопедий, и от коллекции минералов самого Дагера, и от экскурсий в шахты. Чёрт бы побрал этого психолога, что советовал подавать мальчику знания в игровой форме! Не ждал же он, что Дагер вырядится клоуном и начнёт скакать вокруг сына с воздушными шарами?!

Особенно трудно то, что Ларс сопротивлялся взрослению. Дагер устал. Бесконечно устал с ним воевать. Как объяснить сопливому пацану, что у него всё меньше и меньше времени на то, чтобы адаптироваться к среде, в которой он будет вращаться в будущем? Как объяснить, что Дагер желает ему только добра? Что сотрудничать – в интересах самого Ларса!

Владелец концерна Мальмслагер, крупнейшего рудодобывающего и металлургического объединения в Швеции и во всей Скандинавии, просто не может позволить себе тонкой душевной организации и канонических друзей. Он должен быть сильным, хитрым, несгибаемым, жёстким. Иногда даже жестоким. Таким был отец Дагера, таков был сам Дагер. Таким должен стать и Ларс, иначе его просто сожрут.

Ларс же мечтает о пижамных вечеринках, тортиках и колпаках на день рождения, об игровой приставке, дешёвых забегаловках с дворовыми мальчишками. Он просто ещё не может осознать своим девятилетним мозгом, сколько компромата на него за один такой вечер можно собрать и сколько за это с него, Дагера, поиметь!

Впрочем, Ларсу повезло больше, чем Дагеру в своё время. Сейчас Дагеру всего тридцать девять, лет через десять, когда Ларс сможет полноценно приступить к своим обязанностям, Дагер будет ещё вполне молод. Он сможет долго помогать Ларсу, прикрывать его, незыблемым колоссом стоять за его спиной на переговорах и встречах. Он сына не бросит и будет ему опорой. Дагеру пришлось царапаться самому, поскольку к тому моменту, как ему исполнилось двадцать, его отцу было уже за семьдесят, и здоровье не позволяло ему участвовать в делах компании так полно, как раньше.

Он, Дагер, выглядел едва оперившимся цыплёнком за столом переговоров со всеми этими воротилами. Но Дагер выкарабкался, не будь он Ингерман. Он заставил себя уважать, на это ему потребовалось всего несколько сделок. Ларсу будет проще. Или нет. Если он продолжит в том же духе, то Мальмслагер протащит его физиономией по всем подводным камням этого бизнеса.

Говорят, есть некоторые профессии, которым невозможно научиться, их нужно впитать с молоком матери. Дагер был с этим не согласен. Он считал, что есть лишь уровень, который невозможно получить без соответствующих связей, происхождения и воспитания. И теперь Ларс в своей детской слепоте всеми силами пытается спрыгнуть с этой стартовой площадки.