Очаг
– И что бы было, если бы я знала?
– А если бы знала, то не я, а ты меня зажала бы в объятьях. Колесо закрутилось, и теперь его не остановить!
До тех пор, пока Ягды не рассказал о случившемся в городе, Ханума не могла понять, отчего так гулко бьётся его сердце. На рубахе с воротником стойкой и пиджаке, больше похожем на военный мундир, расстегнулись несколько верхних пуговиц, и оттуда выглядывала поросшая густой шерстью, похожей на сорную траву, часть груди. Глядя на Хануму с довольной улыбкой, он опирался руками на стол с видом человека, готового вскочить с места и снова подхватить Хануму на руки и закружить по комнате. Ханума поправила съехавший на затылок платок и заново повязала его на голове. Наполнив пиалу настоянным чаем и подав его Ягды, она недолго ждала его рассказа. Рассказав о том, что на прошедшем в городе собрании его избрали делегатом съезда наряду с секретарём райкома Ата Хымлыевым и председателем райисполкома Маммедом Поллы, Ягды сообщил, что вскоре вместе с ними поедет в Ашхабад. Хануму это сообщение тоже обрадовало. Она поздравила Ягды Нарлы, добивив: «Даст бог, и нам выпадет счастье увидеть Ашхабад». Затем добавила: «Почему всё время кто-то должен ехать куда-то, а не ты? Разве ты меньше них добиваешься успехов?».
– Это ты верно подметила, гелин. Думаю, что при выборе наиболее достойного кандидата учли и наши нынешние показатели по сданной пшенице, и результаты весенней стрижки овец.
Рассказ Ягды сельсовета о поездке в Ашхабад был сродни задушевней беседе мужа и жены, которую можно вести только оставшись наедине друг с другом.
После этого Ягды несколько дней готовился к поездке в Ашхабад, словно собираясь в долгую дорогу длиной в полгода. Велел зарезать барана и из свежего мяса пожарить каурму, а из муки нового урожая испечь лепёшки, замесив тесто на молоке и яйцах. Хотя он слышал о том, что там делегатов съезда хорошо кормят, всё же поступил по-своему, заявив «своя ноша не тянет».
Но ещё до отъезда, как и всякий путник, испытывая беспокойство перед дорогой, мысленно несколько раз побывал в Ашхабаде.
А ещё как-то он поговорил с человеком, побывавшим в Ашхабаде, расспрашивал его об интересующих его вещах. Был такой человек в селе. Он вспомнил тогда про Гыджана, который был воином сформированного в 1927 года Туркменского конного полка. Отыскав его в поле, где тот занимался поливом, стал жадно расспрашивать у него об Ашхабаде.
Гыджан – добрый, открытый парень, очень дружелюбный. Решив угостить Ягды чаем, он подвинул тунче в центр огня и стал кочергой ворошить угли. Рассказ его был отрывочным, он то об одном говорил, то тут же переходил на другое.
– В Ашхабаде со стороны Ирана есть высокая гора, она похоже на холмы наших Пенди и Гарабила, но намного выше и крепче них. На его вершине почти круглый год лежит снежная шапка. Там не увидишь бурную, как наш Мургаб реку, нет там и больших полноводных каналов, город пьёт чистую родниковую воду. Ашхабад красивый город, в нём много высоких и красивых зданий, гораздо больше, чем в Мары. Когда мы служили в этом полку, то три месяца находились в Мары. В Ашхабаде есть прекрасный памятник дедушке Ленину, прямо в центре города. Вам его обязательно покажут. Будет такое ощущение, будто Ленин взобрался на крышу устеленного прекрасными коврами здания и, вытянув руку, держит речь. Когда в 1927 году открывали памятник, там были и мы, туркменские джигиты. Мы стояли рядами, а мимо, с любовью глядя на нас, шли Атабаев, Айтаков и другие руководители Туркменской республики. А потом вас сводят в одно место, музей называется, где собрано всякое старое обмундирование, оружие. Нас каждые выходные туда водили, если там будешь, много интересного увидишь – и старого, и нового. Например, посуду древних людей, обрывки их одежды, там ещё разложены кости и черепа людей. Посмотришь, и вспомнишь своих предков, и даже подумаешь: а не им ли принадлежат эти кости?..
В этом месте рассказа на лице Гыджана появилась озорная улыбка, похоже, ему в голову пришла какая-то озорная мысль, и ему при случае удастся задеть Ягды сельсовета. Глядя на собеседника, шутливо произнёс:
– Друг мой Ягды, даже если ты увидишь эти истлевшие кости, не вздумай примерять их на своих родственников. А то получится, как у Араба Рейхана из дестана «Гёроглы» который, разглядывая прибывшие с верблюдом кости, пытался, сравнивая свои кости с костями их мешков найти среди них кости своего младшего брата Амана Араба, отправившегося в Чардаглы Чандыбил мстить Гёроглы. Уж если и искать кости наших с тобой предков, их здесь не может быть, скорее всего, они находятся где-то там, за горами… Гыджан показывая махал руками в сторону гор шутками напоминал Ягды откуда были его родители…
Его шутка не понравилась Ягды сельсовету, и он не захотел отстать от Гыджана, который сейчас сидел с ехидной ухмылкой на лице, раскачивая из стороны в сторону своё грузное тело.
Возможно, в эти минуты Ягды на какой-то миг задумался над вопросом, как его предки попали на туркменскую землю и за это горевал, что люди до сих пор помнят.
Ему тоже хотелось сказать и напомнить его недостатки отомстить Гыджану, и он ехидно улыбнувшись ему, сказал:
– Тогда, вполне возможно, там гуляет разделанный на части конь без ушей и хвоста! – хитро улыбнувшись, он напомнил Гыджану случай, произошедший с ним в годы его службы в Туркменском полку.
Напоминание Ягды сельсовету, промахов прошлого напротив, обрадовало добродушного Гыджана. Вспоминая те дни, он качал головой, возможно, представлял своего безухого и бесхвостого коня, ставшего жертвой его неумелых действий.
Об этом факте, случившемся в дни службы, рассказал сам Гыджан, когда вернулся домой после службы. Во время учебной тренировки по нарезанию прутьев, он размахнулся саблей и вместо прута нечаянно отрезал ухо своего коня, со смехом рассказывал он сверстникам, пришедшим поздравить его с благополучным возвращением после службы в армии. Ну а что нужно молодым? Повеселиться, да и разве забудешь такое? С тех пор, если кто-то не справлялся со своей работой или делал её недостаточно хорошо, сельские жители непременно ехидничали: «Что это ты сделал свою работу так, как Гыджан во время нарезания прутьев!»
Хотя Ягды сельсовет и не знал досконально, что именно он хотел узнать, воспоминания Гыджана ничего нового не добавили к тому, что ему и так было известно…
Делегация из Мары прибыла в Ашхабад за два дня до начала съезда.
Солнце уже взошло, но утро всё ещё не утратило свою свежесть и прохладу. Небо было чистым, казалось, что оно целиком покрыто светло-голубой эмалью.
На Ашхабадском вокзале приезжающих под звуки торжественного марша встречала группа государственных деятелей. Не успел поезд остановиться, как перрон наполнился людьми, их было так много, они толпились, и казалось, что здесь их гораздо больше, чем ехало в поезде. Оказалось, что в этом же поезде на съезд прибыла, и делегация из Лебапа.
Приветствуя прибывших на съезд из двух областей людей, руководитель государственной комиссии, народный комиссар республики по земельным делам Ташли Аннамырадов прямо на перроне вокзала произнёс речь, поздравляя их с участием в знаменательном событии. Ташли Аннамырат был стройным и решительным мужчиной, возрастом чуть более тридцати лет, в его тёмных волосах просвечивала первая седина. Его внушительный нос горой возвышался над пышными усами. Одет он был в серо-коричневый костюм, голова покрыта лопатообразной фуражкой, какие в последнее время, подражая Сталину, носили все руководители.
Закинув на плечо хурджун и выходя из вагона, Ягды сразу же увидел своего старого знакомого. «Кажется, и Ташли здесь», подумал он, видя, с каким почитанием смотрят на него окружившие его люди, в душе испытал чувство гордости. И еще по дороге сюда он думал: «Там должен быть и наш Ташли, может, на съезде и его удастся увидеть». И вот теперь человек, встретить которого он не очень-то и надеялся, стоит на перроне и вместе с ещё несколькими чиновниками встречает приезжающих.
До того Ташли Аннамырат несколько лет возглавлял Тахтабазарский исполком, потом руководил его парткомом. На любом посту он зарекомендовал себя как настойчивый и жёсткий руководитель. Он был направлен на учёбу в Москву, и вот около года назад Ташли вернулся в родные края, занял пост народного комиссара по земельным делам в Ашхабаде.
В те дни в Тахтабазаре часто вспоминали о жестокости этого человека, говорили: «В Пенди никто ни до, ни после Ташли не делал столько для давления, установления советской власти», но всё-таки свояк.
После собрания небольшая группа людей ещё некоторое время общалась с Ташли Аннамыратом и его окружением, общались, как старые знакомые. Когда Ягды прорвался сквозь толпу, чтобы поздороваться с Ташли поближе, тот разговаривал с широкоплечим краснолицим человеком из Лебапа, они вспоминали Москву, радуясь встрече. Человек из Лебапа произнёс:
– Ташли, а как поживает девчушка, которую мы нашли в Москве?
Ташли ответил с гордой улыбкой на лице:
– Базар ага, ваша девочка болтает без умолку, носится, тряся косичками! – в его голосе звучала присущая родителям любовь к своему ребёнку, но вместе с тем и чувство благодарности к своему собеседнику.
У Ташли во время учёбы там родилась дочка. Тогда обучавшиеся в Москве земляки собрались вместе и устроили по этому поводу шумную вечеринку. Одним из участников того застолья был и Базар ага, с которым сейчас беседовал Ташли.
При виде Ягды Ташли Аннамырат радостно воскликнул: «О-о, Ягды, и ты тут?» и тепло поздоровался с ним. Вспомнился Тахтабазар.
– Ну, и как поживает Пенди?
– Так же, как и при тебе.
– Вы там случайно не отодвинулись немного дальше? – шутливо, но с некоторым подтекстом спросил Ташли.
– Да, там есть и такие, кто убегает туда, а потом, не находя там места, тайком переплывает реку, чтобы вернуться назад.
– Ну, да, граница-то совсем рядом с вами.
– И между нами всё та же река Мургаб.
– Хотят, пусть бегут, однако ведь нет ничего ближе и роднее Отчизны, и вряд ли они найдут место лучше.
При этих словах на лицо Ташли набежала тень, было видно, что этот вопрос по-прежнему тревожит его. Простившись с Ташли со словами «увидимся на съезде», Ягды снова превратился в любознательного человека, впервые попавшего в Ашхабад и мысленно сравнивающего его со знакомыми городами Тахтабазаром и Мары. С восхищением разглядывая величественное здание вокзала, думал: «Да если здешний вокзал похож на дворец, как же выглядят остальные здания?». Вдруг взгляд Ягды упал на стоящих в сторонке в ожидании кого-то нескольких женщин в таких же бархатных халатах, какие носят женщины в Пенди, и в боруках, повязанных сверху тонкими, как у пендинских женщин, платками. «Ого, здешние женщины одеваются так же, как наши!»
Среди них одна белолицая улыбчивая женщина в накинутом на борук небольшом тонком платке показалась ему знакомой.
– Интересно, они и одеваются, как наши, и головные уборы у них такие же, вот только откуда я знаю эту женщину в маленьком боруке? – задумчиво произнёс про себя Ягды.
Один из встречающих подошёл к женщинам и увёл их с собой. Провожая взглядом уходящих женщин, Ягды думал: «Эх, кто же эта кобылка, где я её видел? Она точно подходит какому-нибудь хану или беку».
Делегатов из Мары разместили на втором этаже Дома колхозника. Ягды устроился в комнате с Яздурды Бекназаром, четвертым в делегации, которого включили в последний момент, потому что надо было включить и одного человека из комсомола.
А тот, не успев разложить вещи, достал из хурджуна какой-то свёрток и сообщил: «Здесь учится один из наших племянников, Нагым, это ему из дома передали». Яздурды решил встретиться с пареньком до начала съезда. «С виду он такой маленький, но учится хорошо, очень старательный. Вначале его направили на учёбу в Ташкент, он там отучился. Вернувшись на работу в Ашхабад, он встретил здесь своего земляка, водителя товарища Атабаева Сайыла Нурджуму. Тот и говорит ему: «То, что ты окончил техникум, это только половина образования. В этом году здесь открывается институт, который даёт высшее образование, ты поступи туда и выучись, если и в самом деле хочешь получить хорошую специальность!» Ну, а тому только того и надо. И вот теперь он поступил и учится в недавно открывшемся институте. Студент. Он уже успел познакомиться с товарищем Атабаевым и услышать от него слова одобрения. Товарищ Атабаев сказал ему: «Если ты такой старательный, я потом пошлю тебя в Москву, Ленинград для продолжения учёбы».
Яздурды предлагал ему вместе навестить того юношу, познакомиться с ним, но Ягды не согласился. Ему хотелось свободное время посвятить знакомству с Ашхабадом, походить по его улицам, подышать воздухом столицы.
Вскоре после ухода напарника Ягды переоделся и тоже вышел из номера гостиницы. В хорошем расположении духа спускаясь по лестнице со второго этажа, Ягды снова увидел показавшуюся ему знакомой женщину. Она сидела за круглым столом, стоящим в центре застеленного коврами холла и о чём-то оживленно беседовала с другими женщинами, время от времени поглядывая на висящий за спиной женщин портрет Сталина. Иногда она бросала взгляд на спускавшегося сверху мужчину в облегающей, как у военных, одежде, в начищенных до блеска сапогах, с внушительным, как у горцев, носом над пышными усами. Похоже, мысленно она сравнивала Ягды с человеком, о котором сейчас вела речь. Проходя мимо женщин, Ягды услышал, как она говорила: «…Иосиф Виссарионович ласково обнял меня… «Якши, чох якши!» по-нашему произнёс он добрые слова. При этих словах Ягды сразу же вспомнил, откуда он знает эту женщину.
Это была Бердиева – красивая женщина, которая пять-шесть месяцев тому назад на каком-то большом собрании в Москве вручила лично Сталину в дар от туркменского народа красивый ковёр с его портретом, после чего была обнята вождём и сфотографирована вместе с ним все газеты печатали. Как и тогда, при встрече со товарищем Сталиным, лицо женщины было не просто красивым, но и счастливым…
Гуляя по улицам Ашхабада, гордясь скрипом своих сапог, Ягды снова стал думать о той нежной женщине Бердиевой.
Поведение женщины, гордо восседавшей за столом, вдруг напомнила ему о его Хануме. После этого Ягды с присущей ему подозрительностью стал думать о том, как могла простая женщина Бердиева оказаться рядом со Сталиным. А потом пришла в голову мысли некоторые ханы, беки во все времена для достижения своих целей пользовались чарами красивых женщин. Наподобие истории, когда Ковшут хан, чтобы победить в бою своего противника умело использовала красотку Гульджемал хана…
Может это тоже одно из таких хитрых угождение придуманный республиканским руководителем. И эти мысли напомнили Ягды еще одну сказку о том, как умные мыши надели на шею кота-хана колокольчик. В сказке рассказывается о том, как одному коту посчастливилось стать ханом целой страны, и что он намеревался уничтожить всех мышей. Прослышав об этом, мыши сильно расстроились. В поисках пути избавления от гнёта кота мыши устроили большое совещание. Тогда одна мышка сказала, что надо на шею кота повесить колокольчик, чем сильно удивила собравшихся. «Мы тогда услышим его приближение и сможем убежать и спрятаться». Но кто осмелится приблизиться к коту и повесить ему на шею колокольчик? Где взять такую храбрую мышь?
Тогда та самая серый мышь, немного подумав сказала:
– Вы отлейте мне колокольчик из золота, пусть у него будет звонкий голос, а остальное я беру на себя, повешу его на шею кота, – пообещала она.
Да если дело только в колокольчике… У мышей, которые вечно рыскают по хранилищам с золотом и серебром, этого добра предостаточно. Мыши-ювелиры в тот же день отлили золотой колокольчик, который сверкал на солнце. А мыши всё ещё ничего не могут понять. «Интересно, как она собирается приблизиться к коту и повесить ему на шею эту погремушку? Может, подкрадётся к нему, когда он будет спать, и сделает своё дело?», – наивно думали они.
На следующий день, прихватив с собой ещё двух смелых мышей, та мышь прибыла прямо во дворец кота. Воспользовавшись моментом, от имени всех мышей поздравила его с избранием ханом и торжественно надела на его шею золотой колокольчик. Подарок понравился хану.
После этого кот, гуляя, восторгался тем, какой нежный звук издавал висящий на его шее колокольчик. Зато мыши теперь всегда знали, откуда и куда идёт кот, где он отдыхает как его избежать, где спрятаться от него. Вот так мыши на какое-то время обеспечили себе спокойную жизнь…
В назначенный день съезд начался позже намеченного времени. Со своего места Ягды видел людей, занявших места в президиуме за столом, накрытым красным сукном, среди них были и знакомые ему лица. В центре сидели ведущие руководители государства – Атабаев, Попок, Айтаков, временами они оборачиваясь обменивались короткими фразами. В этом же ряду сидел, разглядывая делегатов, симпатичный молодой человек, в котором он узнал председателя Молодёжной организации Туркменистана Чары Веллекова. В прошлом году он приезжал в Тахтабазар во время хлопкоуборочной страды. Во втором ряду президиума сидел Ташли Аннамырат, временами его лицо мелькало между головами Атабаева и Попока. Рядом со светловолосой русской женщиной с края стола сидела Бердиева, словно соревнуясь с ней в красоте, она временами окидывала зал с радостной улыбкой на лице. Все выходящие к трибуне, взмахивая руками в сторону сидящих, краем глаза заглядывая в свои записи, выступали с каким-то особым вдохновением.
В перерывах делегаты высыпали во двор, там для гостей были установлены столы, за которым можно было выпить чаю. В тени деревьев собирались небольшие группы людей, кто-то курил, кто-то закидывал под язык нас, общались между собой. Многие толпились у стола с холодной водой.
Ташли Аннамырат во время каждого перерыва находил Ягды и Маммета Поллы, угощал их хорошим насом. Вспоминали былое.
Во время одного из перерывов, ожидая в тени дерева выхода товарищей, Ягды увидел идущих оттуда Ташли Аннамырата вместе с Гайгысызом Атабаевым. Они о чём-то шумно переговаривались. Когда подошли ближе, Ягды кивком головы поздоровался, а затем вслух произнёс:
– Салам алейкум, товарищ Атабаев!
Не успел Атабаев ответить на вежливое приветствие, как Ташли Аннамырат, о чём-то вспомнив, привлёк внимание собеседника к Ягды:
– Товарищ Атабаев, я собирался вам сказать об этом! – после чего, неожиданно согнув палец, подозвал ближе Ягды. Показав на него, сказал Атабаеву: – Гайгысыз, вот этот парень, он из села Акынияза Маммеда!
После этих слов Атабаев внимательно посмотрел на Ягды.
– И что, Акынияз так и ушёл?
– Ушёл.
– Эх, зря он это сделал!..
В этих нескольких произнесённых Атабаевым словах прозвучало сожаление о том, что ушёл такой уважаемый нужный человек, и это задело самолюбие Ягды, которому хотелось привлечь внимание такого высокопоставленного человека к себе. У него испортилось настроение. В брошенном на него взгляде Атабаева читалось недовольство, словно именно Ягды поступил неправильно, и Атабаев не одобряет его поступка.
В тот момент, когда Ташли подозвал его к себе, Ягды шёл в надежде, что Атабаев станет расспрашивать его о работе, о том, как он по-большевистски борется с представителями класса, ненавидящего советскую власть, и если останется доволен его работой, то и меня, думал Ягды, как и Ташли, отправит на учёбу, а затем предложит другую работу в более высокой должности. А вышло так, что Атабаева больше всего интересовала судьба его близкого знакомого Акынияза Маммеда. Ягды долго не мог прийти в себя, он чувствовал себя оскорблённым и униженным. “Чем я хуже Акынияза Мамеда?” – думал он про себя.
По возвращении домой после съезда он восторженно рассказывал:
– С товарищем Атабаевым за руку поздоровался. Меня ему представил Ташли Аннамырат. Мы с близкого расстояния видели товарищей Айтакова, Попока, Веллекова, слушали их выступления. Там была и Эне Бердиева, в Москве вручившая подарок товарищу Сталину от имени туркменского народа.
На самом-то деле он остался недоволен съездом. Он никак не мог забыть встречу с Атабаевым и короткий разговор с ним:
– Значит, Акынияз так и уехал?
Уехал.
– Эх, зря он это сделал!..
В этом его «зря он это сделал» был понятный подтекст. Тем самым он словно хотел сказать: «Этот достойный сын народа здесь более был нужен». И именно этот смысл больнее всего воспринимался Ягды.
* * *
Перед самым Курбан-байрамом жара стала еще просто несносной. И лишь ночью, ближе к утру, воздух становился чуть свежее, зной ненадолго отступал. В это время люди больше всего пили воды, никак не могли утолить жажду. Теперь в Союнали возле домов с колодцами холодной воды собиралось много людей, за холодной колодезной водой выстраивались очереди. Холмы Пенди, по весне одетые в ярко-зелёный народ, сейчас поменяли его на тусклую серо-коричневую одежду. Сейчас они были похожи на обиженных мужьями и отвернувших от них лица пожилых женщин.
Зелёный цвет жизни сохранился только в пойме реки и кое-где на полях. Убрав зерно, теперь дайхане были озабочены тем, как быстро и без потерь собрать выращенный урожай хлопка.
В один из таких дней Ягды, отправившись на собрание, вернулся из города с дурными вестями: «Любого, у кого есть хотя бы ишак с твёрдыми копытами, велено раскулачивать». В последнее время люди предпочитали, чтобы он вовсе не ездил в город. Потому что оттуда он всегда приносил плохие вести. А по возвращении если успевал, в тот же день, либо на следующий, собирал руководителей колхозов, находящихся в подчинении сельсовета, и проводил с ними собрания. Вот и в этот раз на таком собрании он сообщил о том, что наверху есть такое мнение. А в заключение призвал колхозников содействовать ОГПУ и прокурору, которые в ближайшие дни проведут такую чистку, помочь им в выявлении кулаков, ишанов и мулл.
Неприятная весть взбудоражила всех собравшихся. Зародившиеся в душе сомнения не дали людям возможности услышать другие сказанные слова. Среди них многих уже забрали, под разными предлогами назвав их «байскими прихвостнями» и «родственниками басмачей».
«Интересно, кто теперь на очереди?» Этот вопрос не давал покоя многим людям. И каждый, представляя, как его забирают в тюрьму, приходил в ужас. А что, у кого-то, может, считанные дни остались для вольной жизни? И ведь непонятно, кого на этот раз они будут преследовать. Они и без того действуют непонятным образом, им достаточно, чтобы кто-то кого-то из своих недругов назвал врагом, они приходят в дом полуголодного человека и, обвинив его в кулачестве, забирают с собой. Нынешнее поведение ОГПУ напоминает повадки разбойника Джемхура, не так давно устроившего на дороге к Кушке кровавую резню. О нём говорят: «Джемхур без разбора грабит людей, и, лишь убив человека, только после этого определяет, кого убил». И если большевики опять взялись за своё, выискивая «байских прихвостней» и «кулаков», значит, жди беды.
Среди тех, кто в панике покидал собрание, были Пайзы и Хан. Им было по пути, поэтому шли рядом. Хан вдруг спросил:
– Как тебе сегодняшнее сообщение Ягды сельсовета:
– Слушай, да устали мы от всех этих гонений. Пусть куда угодно увозят, только поскорее избавят нас от всех этих страданий! А то ведь всё время в страхе живём, залает собака на другом конце двора, начинаешь думать, что это за тобой пришли, – немного подволакивая одну ногу, недовольно произнёс Пайзы.
– Однако, надо что-то делать!
– А что ты можешь сделать? Пару раз дадут прикладом ружья по башке, и как миленький попрешься за ними, никуда не денешься.
– Да, хоть и говорят, что наши предки были воинственными, но есть в них эта овечья покорность. А то ведь можно было бы с ними разделаться…
По тону собеседника Пайзы почувствовал, что у Хана есть что-то на уме. Остановившись, он одобрительно посмотрел на него.
– А что, может, и в самом деле поступить по поговорке «убегающий спасётся, стоящий будет пойман»? – произнёс он, поглаживая свой круглый нос с острым кончиком, похожий на очищенную луковицу, вопросительно посмотрел на собеседника. Поскольку у него у самого тоже после собрания Ягды возникли такие же мысли, Пайзы был солидарен с Ханом. Не сходя с места, они решили воспользоваться близостью границы и немедленно переправиться в Афганистан, чтобы, прежде чем определить там куда перебираться насовсем, произвести разведку на месте, посмотреть, можно ли будет там устроиться.
… В дебрях кустарника было душно. Отыскав звериную тропинку среди зарослей, Хан и Пайзы осторожно продвигались вперёд. Временами останавливались, чтобы прислушаться, не идёт ли по их следу пограничник. После чего, обливаясь потом, осторожно продолжали свой путь.
Хан шёл впереди, осторожно переставляя ноги, и всем своим видом напоминал охотника, выслеживающего свою добычу.
Вдруг в шагах двух-трёх перед ним, шурша крыльями, выпорхнула дикая курица (фазан) и взлетела вверх. Хан испытал непонятное чувство, то ли испуга, то ли растерянности. Он даже толком не разглядел эту птицу, но при этом успел подумать: «Какими же красивыми бывают эти дикие куры!» И тотчас же буквально перед собой увидел её гнездо, в ней лежали пять-шесть яиц цвета золы. Обернувшись, Хан жестом подозвал к себе отставшего от него Пайзы. –
