Очаг

– Отойди, кулаки не могут быть братьями пролетариям. Уйди, иначе прикладом винтовки по голове получишь!

– Куда их вообще ссылают, куда повезут?

– Туда, где кончается земля.

– Господи, конец земли – это где?

Поначалу внутри вагон показался просторным, но по мере того, как его заполняли люди вместе со своим имуществом, пространства в вагоне становилось всё меньше и уже. Когда его заполняли, вагон был пустым, и в нём стоял горький запах конского навоза, как будто перед этим в нём перевозили лошадей.

Разместив жену и пожитки рядом с некотороыми своими земляками из Пенди, Оразгелди вместе с Алланазаром пришли помочь еще не поднявшихщся толпившемуся у входа народу. Неподалёку от вагона стояли люди и выкрикивали слова прощания и напутствия родственникам из окрестностей Мары, которых также увозили этим поездом. Скоро их возгласы тонули в гуле голосов, но им казалось, что сказанные ими слова непременно доходят до слуха своих родных и близких. Были и те, кто не в силах устоять на одном месте, метались возле вокзала из стороны в сторону, крича и размахивая руками. Перед тем, как людей увезут в неизвестность, им хотелось ещё хоть раз обнять своих близких, прижать к сердцу. Подойдя к двери вагона, Алланазар увидел своего нового товарища Чолука. Тот был в тюбетейке, держался за полу дона отца, который, вытянув шею, с кем-то переговаривался. Протиснувшись сквозь плотную толпу людей, подошёл к мальчику. Увидев друга, Чолук радостно улыбнулся и, немного подвинувшись, дал тому место рядом с собой. Отец Чолука разговаривал со стоявшим прямо перед ним круглолицим белобородым стариком в вывернутой наизнанку кожаной папахе. Было видно, что он только что подошёл, с лица его стекали крупные капли пота. Речь его была взволнованной:

– Пусть ваша дорога будет светлой, возвращайтесь живыми и здоровыми!

– Да услышит вас Господь, дядя Мерген!

– Даст Бог, так и будет!

Разговаривая со стариком, отец Чолука выжидающе смотрел поверх головы своего собеседника вдаль, похоже, он ещё кого-то хотел увидеть. Алланазар встал рядом с другом, и они взялись за руки. Было что-то общее в этих мальчиках, потому что они с первой же встречи прикипели друг к другу, стали неразлучными друзьями. На берегу реки Чолук говорил своему новому другу: «Алланазар, наш дом недалеко отсюда. Если перейти через пешеходный мост и идти по дороге к базару, идти и идти, дойдешь до Гёкчи, а дальше, как только пройдёшь мечеть Абдуллы ишана, будет там наш дом». Там живёт наш род Атинцы.

Алланазар тоже рассказал, откуда он приехал, на что мальчик воскликнул:

– Ого, как далеко отсюда твой дом!..

В этом время его отец спрашивал знакомого старика:

– Дядя Мерген, а почему наш Берди не пришёл?

– Да я и сам только что узнал о вашем отправлении. И как только узнал, сразу же сел на ишака и помчался сюда. А к нему на работу отправил мальчишку, чтобы он сообщил, что его брата увозят из Мары. Может, ещё покажется.

– Он и вчера вечером, обманув стражей, пересёк реку, привёз нам всякой разной зелени, бахчевых, долго разговаривал с нами.

– Если узнает, найдёт способ показаться здесь.

– Гмм, – хмыкнул отец Чолука и снова беспокойным взглядом посмотрел по сторонам.

Вдалеке, где-то над Мары, появилось густое пыльное облако. Кажется, погода что-то задумала. В словах людей, переживающих мгновения разлуки с близкими, чувствовались усталость и безнадёжность, неприятие происходящего. Прозвенел первый звонок, состав вздрогнул, заскрипел, издавая глухие звуки, стал раскачиваться, давая понять, что везёт на себе немалый груз. Где-то далеко прозвучал басовитый гудок паровоза.

Люди всё ещё стояли у входа, своих вагонов, словно надеялись на то, что вот сейчас появится некто и остановит состав, а им всем скажут «выходите!». Они жадно смотрели по сторонам.

Вдруг стоявший рядом с отцом Чолук, вытянув руку и узнав бегущего человека, радостно закричал:

– Папа, вон дядя Берди, смотри, дядя Берди прибежал!

Вдали показался крупный человек, раздвигая руками, словно вёслами, толпу, он пробирался вперёд. Услышав знакомый голос племянника, он с ещё большим усердием стал продвигаться вперёд.

– Чолук, Чолук джан, мальчик наш родной!

– Дядя Берди, счастливо оставаться! – в голосе мальчика были слёзы, его слова утонули в стуке колёс двинувшегося состава.

– Кумуш гелнедже, агам… Чолук джан!..

Его поведение напоминало метания волчицы, у которой увели дитя, и теперь она пытается вернуть его себе, идёт в наступление.

– Дядя Берди, мы обязательно вернёмся в наш Мары…

Стук колёс набирающего скорость поезда поглотил слова плачущего мальчика.

Этот звук заглушил и последние слова Берди, который всё ещё бежал за поездом. В этот момент тысячи людей навсегда расставались со своей родиной. Внутри вагона появился тихий плач женщин, смирившихся со своей судьбой. Женщины плакали, прикусив яшмаки и сжав кулаки.

И в этот момент кто-то из ссыльных, не в силах справиться со своей бедой, неожиданно запел дрожащим голосом:

– Мару-шаху-джахан, Родина моя,

Как много счастья я познал на твоей земле…

Поначалу люди просто слушали пение, но постепенно стали подхватывать известные им слова, и вскоре в вагоне уже звучал разноголосый хор.

Песня рвала душу. Это была прощальная песня, написанная Гара поэтом около ста лет назад, когда он вместе с родными был вынужден покинуть Мары. С тех пор эта песня стала гимном униженных и оскорблённых жителей Мары, они исполняли её во время прощания со своим любимым городом. Песня стала высоким гимном вечного города Мары. И до сих пор она, как и прежде от души, звучала свежо и мощно.

Скоро купол вечного страдальца древнего Мерва снова накрыл скорбный туман переходящей в ночь тьмы…

На следующий день после отправки ссыльных из Марыйского ОГПУ наверх, в республиканское ОГПУ ушла телеграмма следующего содержания: «Вчера из разных районов республики (из Тахтабазара, Иолотани, Мары, Туркменкала, Теджена, Серахса, Геоктепе, Бахардена, Сакарчаги, Байрамали) прибывшие в Мары раскулаченные количеством 160 семей отправлены в ссылку. Во время отправки кулацкие семьи никакого сопротивления не оказали».

Начальник Марыйского областного ОГПУ

Вадим Гайхаров. Мары, 1932 год.

ГЛАВА

III

1931 год стал временем, когда раскулачивание дайхан в Туркменистане приобрело невиданный размах. Тысячи туркменских семей из Мары, Ахала, Балкана, Лебапа, Дашогуза были сосланы в Сибирь, на Украину, в Узбекистан и Казахстан. Вместе с ними разделить их горькую судьбу пришлось и детям. Всё более успешной становилась деятельность работников ОГПУ, стремящихся показать свою преданность новой власти.

После того, как началось раскулачивание, село Союнали разделилось на два лагеря: на тех, кого раскулачивают, и тех, кто ещё не подвергся этому. Но это расслоение началось не сегодня, начало этому явлению было положено в те далёкие годы, когда большевики, размахивая шашками, утверждали свою власть. С тех пор кто-то был расстрелян, кто-то изгнан из страны, а кому-то новая власть даровала должности и обещаниями привлекала на свою сторону. Но и до сих пор эта власть не любила состоятельных людей и всячески истребляла их.

Через полмесяца после высылки детей Кымыш-дузчы вернулся с бахчи в село в надежде узнать хоть какие-то вести о своих сыновьях. В тот день, когда забрали сыновей, к вечеру Кымыш сел на своего ишака и уехал на бахчу. Он знал, что после случившегося не сможет находиться в доме. В их дом пришла беда. В таких случаях свою боль лучше всего терпеть наедине с открытым полем. Здесь ты можешь чем-то занять себя, отвлечься от гнетущих мыслей, можешь что-то увидеть, и это тоже отвлечёт твое внимание, и ты почувствуешь себя так, словно кто-то искренне сочувствует тебе и разделяет с тобой твою боль.

С этого дня все новости он узнавал от внучки Огулбике, которая практически каждый день приезжала проведать деда, от него же увозила с собой дыни, фасоль и мешок травы для животных.

С поля он привёз с собой и целый хурджун дынь. Обычно, когда он возвращался с бахчи, его встречали внуки, они помогали ему слезть с ишака, разгрузить мешки с дынями, а потом привязывали ишака. Старику почудилось, что вот сейчас откуда-то выскочат Алланазар с Аганазаром. Направляясь к дому, посмотрел по сторонам и спросил у внучек:

– Бабушка дома?

Акджагуль без причины упрекнула Огулбике, которая в это время вела ишака в стойло:

– Смотри, крепче привяжи его, а то привяжешь кое-как, как в прошлый раз, он отвяжется и убежит!

– Не буду привязывать, возьми, и сама отведи и привяжи, если мне не веришь! – Огулбике резко обернулась, готовая бросить верёвку для привязи ишака в руки сестры.