сама виновата

триггер

В последнее время меня триггерят новости о каких-то происшествиях, связанных с домашним насилием. Задавая вопрос почему, приходит на ум только один ответ – я сама прошла через личный ад.

Но, странное дело, мою историю память превратила в капсулу, к которой долгое время у меня не было желания прикасаться. Нет, я ходила к психологам и к психотерапевтам. Наверное, они мне помогли справиться с мучительными воспоминаниями и не винить в произошедшем саму себя.

И все же. Те события в одном из отрезков жизни запечатались в моем сознании навсегда. Хотя мне, разумеется, советовали забыть о кошмаре. Но ужас нашего существования состоит в том, что память хранит все.

Для чего? Имея такой опыт, нормальный человек, вряд ли снова будет искать таких же болезненных ощущений. Как показывает статистика, жертвы, пережив однажды насилие, как ни странно, опять оказываются в странных мучительных отношениях, словно не видят никакого другого сценария своей жизни и не способны выйти из замкнутого круга.

Есть ли из этого выход, спрашиваю саму себя я? Может ли жертва, попавшая в лапы к тирану, выбраться из западни? Что нужно сделать, чтобы тебя не били? И нужно ли вообще что-то делать, ведь такая постановка вопроса априори звучит парадоксально и нелепо?

Человека нельзя бить ни при каких обстоятельствах, это очевидно. Но почему тогда бьют и бьют самые близкие люди? И те, которых мы паталогически любим, кому отдаем все свое сердце? Почему?

Все эти вопросы задавала самой себе я тогда, когда оказалась в капкане трагедии и продолжаю задавать сейчас, хотя в моей жизни на данный момент нет ни одного повода, чтобы размышлять о насилии.

Но что тогда заставляет меня снова и снова возвращаться в тот день и тот час, когда все это произошло? Зачем мне это? И есть ли в этом анализе прок и ценность? Не для меня, но хотя бы для других жертв, которые именно сейчас находятся в том же состоянии, в котором пребывала когда-то я?

Есть ли в этом моя вина, которая долгое время съедала меня изнутри, и которая до сих пор заявляет о себе временами в виде мучительной рефлексии на резонансные преступления, связанные с садизмом?

Мне хочется снова систематизировать и проанализировать природу этого явления в сегодняшнем времени, когда прошло много лет, и мои раны от боли и унижения частично затянулись.

Но продолжают ныть, если к ним прикасаться. Как это было?

природа насилия

– Эви. – Задаю я вопрос своей помощнице, которая по совсметительству еще и шаманка. – Почему мне хочется вспомнить ЭТУ историю? Есть ли в моем желании некоторая ненормальность?

– А ты у себя спроси. – Отвечает она серьезно.

– Нет никаких ответов. – Вру ей я.

И по инерции смотрю в окно. Там бирюзовое небо в розоватых разводах. Изумительное сочетание цветов, которое меня завораживает. На этом полотне отчетливо вырисывываются тоненькие веточки берез и летающие черные птицы. И купола Храма, звуки колока которого доносятся до моих ушей.

Мы ,по обыкновению, проснулись очень рано. Эви ночевала в нашей квартире, чтобы не возвращаться в тайгу. Ее дом очень далеко от города. Это неудобно, когда погода портится. А она испортилась прямо перед Новым годом.

Дождь и слякоть. Это удивительно. Снег с его покровами мне нравится больше. И кажется, что белые покрывала все прячут и все исправляют. Чистота. Но сегодня кругом грязь и лужи, которые зима пытается снова заморозить. Голодедица.

Рядом мельтешит моя кошка Принцесса. Она мечтает выловить хотя бы одного голубя. И не потому что она агрессивная или злая. Это в ее природе – быть охотницей.

– Это природа? – Вдруг кидаю Эви я.

Она медленно кивает головой и улыбается. Лицо ее озаряется светом. Эви невероятно красива.

– Всегда будут тираны и жертвы. Охотники и добыча. Мы остались животными. Так устроен мир. – Констатирует шаманка, обескураживая меня своим заявлением.

– Мы же....– Теряюсь я. – Социальные существа....

– Инстинкты. – Снова поясняет моя гуру. – Они остались.

– Но есть законы. Общество. – Спорю с ней я.

– Наказание – это лишь следствие поступков, но не их предотвращение. – Отрезает меня шаманка.

– Ты хочешь сказать, что насилие нельзя устранить или победить? – Недоумеваю я.

– С природой вообще невозможно бороться. – Перебивает меня Эви.

– Но люди поворачивают русла рек вспять. Создают роботов и клонов. Вырубают деревья....– Привожу примеры я, разгоряченная откровением шаманки.

– А толку? – Щурит глаза она. – Каков результат?

Я, сбитая с толку, молчу.

– Пойдем лучше завтракать. – Предлагает моя помощница, стараясь закончить наш странный диалог и намекая на то, что мой муж уже проснулся и ждет от меня сырников и горячего кофе.

А он и правда стоит уже в дверях гостиной совершенно бодрый и смотрит на нас с Эви с недоумением.

Я послушно иду ставить турку на плиту и сотейник с овсянкой, все еще размышляя о сказанном. И игнорирую заказ мужа на еду из творога. Сегодня мне лень заморачиваться с тестом. Каша сварится быстрее, это очевидно.

Утренний пейзаж меняется – птицы перестают хаотично чертить линии в небе. Медленно из-за горизонта появляется огромный шар, освящая собой всю эту картину. Будет морозно, отмечаю про себя я.

-

бьет – значит любит?

Когда муж удаляется на работу, а Эви возвращается в тайгу, я, оставив грязную посуду на столе, начинаю вспоминать. Именно тот кусок своей жизни, когда со мной ЭТО произошло. Но зачем?

Как будто в унисон страхам в моей душе, наша кошка мяукает так сильно, что нервирует меня. Я пытаюсь не обращать внимание на вопли Принцессы. Это ее бунт против нашего с мужем "домашнего насилия". Мы не выпускаем это чудовище в подъезд, поскольку боимся ее исчезновения.

Такое мы уже проходили. Это ужасно. Невыносимо. Как будто теряешь ребенка. Нет уж…

Принцесса сбегает из дома всякий раз, когда открывается входная дверь. Бегать по подъезду зимой – не самая лучшая идея, даже если это подъезд элитной недвижимости. Утром куда приятнее укутаться во что-то уютное и теплое, а не заниматься физкультурой.

Потому да, Принцесса должна смириться со своей несвободой. Но не хочет быть покорной узницей – истошно вопит аж…три часа кряду. Мои уговоры и угрозы сдать ее обратно в приют не помогают.

Я беру кухонное полотенце и с силой хлопаю по подлокотнику кресла, изрядно разозлившись на дикий ор кошки. И так делаю несколько раз, борясь с желанием кошку просто придушить.

И отмечаю про себя этот парадокс – я проявляю свою жестокость, а ведь сильно люблю Принцессу. Настолько, что не продала бы ее ни за какие сокровища. Тогда почему я так легко могу с ней расправиться? И специально беру тряпку, чтобы напугать хлопками бедное животное?

От страха Принцесса забивается под тяжелые портьеры и сидит там долгое время, не понимая, что происходит. И навсегда уже успокаивается, забыв о требовании выпустить ее прогуляться на улицу.

Полдня я мучаюсь чувстовом вины, впрочем, как всегда, когда я проделываю такие трюки. Мне стыдно и невыносимо от того, что я не умею держать себя в руках. И еще одна история снова не дает мне покоя, к которой я причастна.

И в которой я уже не жертва, как в ТОМ самом случае, а тиран. Но почему человек так легко переходит из амплуа жертвы в роль тирана? Неужели такова наша Природа, как пояснила шаманка?

Нет, я не бью кошку, поскольку понимаю, что в гневе я могу ее просто убить. Или покалечить. Какая-то сила растет во мне всякий раз, когда раздражение перетекает в агрессию. И другая ее удерживает – это осознание, что Принцессе будет больно.

Можно ли регулировать эти состояния вот такой злости и чувства раскаяния? И виновата ли Принцесса в том, что меня довела?

Все эти параллели я провожу, пока мучаюсь угрызениями совести и пытаюсь достать забившуюся в угол Принцессу. Она смотрит на меня своими нежными и совершенно жалостливыми глазами с недоумением – как такое может быть?

И не верит в то, что ее любимая мама способна на такое преступление. Но тут же подставляет мне свой животик и мурлыкает умиротворенно при моих попытках осторожно погладить ее по шерсти.

– Она же тебя любит, – звучит какой-то голос внутри меня, – а ты с ней так. Это не она – чудовище, а ты, которая сорвала свою беспомощность на ней.

Значит тираны – беспомощны в своей любви. Бьет – значит любит, анализирую я ответы, которые приходят мне на ум. Те, кто меня били, любили. Или нет?

В какой-то дурацкой книге я читала о феномене садо-мазохизма. Это тоже одна из форм любви. Когда насилуют – тоже любят. Что-то подобное звучало в эссе ученего или просто чудака и философа.

И снова на ум мне приходит история, в которой я – жертва.

про потаскух

Антон – самое отвратительное мое воспоминание, которое всякий раз заставляет понижать самооценку и вообще сомневаться в своих умственных способностях. Но наш роман и даже сожительство случилось, а значит и такой опыт в моей жизни был. Его не забудешь и не вычеркнешь из памяти.

Сегодня я вряд ли связалась бы с мужчиной, похожим на него хотя бы внешне. Совершенно не мой типаж. Но что заставило меня в тот вечер поддаться его напору? Моя неуверенность в себе? Привычка бояться отказа? Глупость? Вера в хорошее? Одиночество?

Или обычная беспечность, которая вырастает тогда, когда ты отправляешься c подругой в ночной клуб развлечься и немного перебираешь с алкоголем? Подробностей я уже не помню.

Или помню, но не хочу вспоминать? Никаких красивых ухаживаний и пафосных фраз – только помутнение в рассудке, громкая музыка и .....странное возбуждение от наглости мужчины, которого я едва знаю.

Последний пункт – самый постыдный. Самый ненормальный. О котором я стесняюсь поведать психологам. Не то, что психологам – себе в первую очередь! О безумном желании секса. Просто секса здесь и сейчас.

Женщину принято осуждать за ее естественные желания. Тогда почему Природа нас одарила ими? Почему в нас есть гормоны, заставляющие отдаваться первому встречному без всяких прелюдий?

Что это за история? Что за извращенность? Что за распущенность? Хотела бы я спросить саму себя. Этот голос слышу я в своей голове, похожий на менторский тон мамы, строгой учительницы, которая повторяет:

– Не вздумай раздвинуть ноги перед мужиком сразу же. Так делают только падшие девки, которых используют, как унитаз для слива грязи. Никто и никогда на тебе после этого не женится. А ты такая мягкотелая, что способна поддаться любому наглецу из подворотни! Принесешь в подоле – вышвырну за порог!

Мне тогда как раз исполнилось тринадцать, и у меня только начались первые месячные. Моя кровь испачкала светлое платье и белые трусики. И мне не удалось скрыть этот момент от мамы, потому что я не понимаю, что со мной происходит. Я слишком наивна и слишком запугана, чтобы разбираться в тонкостях женской физиологии.

Я – отличница и послушная девочка. И вдруг со мной происходят эти странные и постыдные вещи! Причем, в присутствии кучи наших родственников, которые с любопытством смотрят на меня.

Теперь не будет так, как было раньше, почему-то уверена я. В мей жизни что-то изменилось – я стала другой. Настоящей женщиной, а не девочкой. И это очень серьезно. И имеет миллион оттенков. Раз, и ты уже не порядочная и любимая, а просто потаскуха, как минут пять назад уверяла мама.

Как это ужасно – стать шлюхой! Шлюх используют и никогда на них не женятся. Быть шлюхой – быть всегда униженной и что-то типа второго сорта. А что может быть ужаснее для женщины?

Но почему тогда я отдаюсь Антону буквально через несколько минут после нашего знакомства, когда он силой затаскивает меня в мужской туалет? И испытываю при этом самый настоящий оргазм? Это от выпитого вина или от моей распущенности? Отчего все это?

Отвращение к самой себе и стыд заставляют меня вернуться в тот самый момент, когда я слышу голос Антона:

– Ты, грязная тварь, у тебя, течка. Ты мне испачкала белые джинсы. Сейчас заставлю тебя все это вылизать!

Дикий ужас во мне смешивается со стыдом и с желание отменить это недоразумение, стать снова любимой и послушной.

Антон хватает меня за волосы и пытается поставить на колени, но кабинка туалета слишком узкая для таких манипуляций. Дверь неожиданно открывается, и я оказываюсь полуголой перед толпой мужчин, которые делают вид, что все нормально, но, кажется, им интересен сам процесс.

Зачем я здесь и почему мне так плохо, пытаюсь понять я, борясь с приступами тошноты? Но не успеваю окончательно прийти в себя и, начинаю рыгать прямо на кафельный пол в туалете. Потом падаю от слабости в эту жижу, ощущая всю ее липкость и гадость.

про психологов

Мой очередной клинический психолог – это очень тучная дама в шубе из меха рыси. Брюнетка с восточной внешностью – сильно подведенные черным карандашом глаза, неестественные кустистые брови, такие же искусственные губы. Некрасивая, но самоуверенная.

– Попытайся вспомнить каждую мелочь. – Требует чужая женщина, которая просит называть себя Светой и обращаться к ней на "ты".

Я пытаюсь выудить из своей памяти подробности, которые мы будем с психологом обмусоливать и за которые мне почему-то стыдно. Есть стойкое ощущение, что Света меня осуждает. Это читается в ее фразах.

– Ты кончала, когда тебя насиловали все эти мужики? – Бьет меня по больному незнакомка с отвратительными бровями и макияжем из фильмов ужасов.

Сегодня мы подошли к теме группового изнасилования, что случилось со мной еще в студенческие годы по моей глупости. Этот факт самым прямым образом влияет на мою историю с Антоном. Мне нужно на этом моменте заплакать или начать заламывать руки, но ничего такого со мной не происходит. Я просто сижу на диване в кабинете специалиста, которая помогает людям с ПТСР, и смотрю в окно.

Снег падает крупными хлопьями, и хочется долго гулять, сходить в парк, где уже построили ледяные городки и украсили высоченную елку, кататься с горок и упасть в сугроб. Долго лежать в снегу, как в детстве. И рассматривать снежинки, которые прилипнут к варежкам. И окунуться в самое настоящее счастье.

– Ты слышишь меня, Агата? – Повышает на меня голос раздраженная Света.

И я не могу понять, зачем я сама выбрала психолога, которая ненавидит красивых блондинок. Во мне появляется желание встать с этого до невозможности серого дивана и уйти. И сказать только одну фразу очень толстой женщине в шубе из натурального меха:

– Иди на хуй! И не смей меня осуждать!

Во мне борются отличница, которая привыкла слушать властную маму, и хабалка, выжившая во всем этом аду. Я молчу и продолжаю быть невыносимо отрешенной и холодной. Хотя Светлана ждет от меня эмоций и драмы. И мое поведение ее, я это отчетливо осознаю, раздражает. Именно поэтому она зачем-то накинула на свое рыхлое и безобразно огромное тело шубу, хотя в кабинете душно.

Но необратимость со мной уже случилась. Ничего не изменить. И нет смысла истязать себя неуместной истерикой. Так думаю я, продолжая мучиться дурацкой психотерапией.

Хотя, нет – ни о чем я не думаю. Только фантазирую, рассматривая огромную городскую площадь в окно и пытаясь докопаться до самой глубины своего подсознания.

Пора, наверное, успокоиться и начать жить. Но я снова и снова вляпываюсь в какие-то тупые и жесткие истории. Вот и сейчас Антон выжег меня изнутри и заставил страдать, но я продолжаю с ним жить и его содержать, унижаться перед ним, тянуть резину в отношениях, у которых нет никакого будущего.

Или есть? Есть ли шанс у страсти? Или это не страсть, а обычное звериное желание секса, которым мы наслаждаемся с моим новым любовником бесконечно. И это занятие стало моим наркотиком. И спасением от вечной душевной боли, которую я периодически заглушаю транквилизаторами и водкой.

Но я не алкашка, в этом я пытаюсь себя убедить, когда мои коллеги указывают мне на то, что от меня воняет перегаром. И что мои ежедневные опоздания на работу их утомили. Именно поэтому шеф вызывает меня на ковер и предупреждает о том, что если я не завяжу с таким образом жизни, меня ждет увольнение.

От досады я снова записываюсь на прием к психологу и покупаю себе по дороге домой пару бутылок пива. Завтра выходной, и мы проведем его вместе с Антоном, как обычно, в постели.

– Я хочу в туалет. – Вдруг слышу свой голос я, когда Светлана что-то записывает в своем блокноте и объясняет мне причины моей ненормальности.

– Время нашей втречи еще не закончено. – Обрывает меня она, но я почему-то встаю с дивана и иду к выходу.

– Мне насрать. – Говорю ей я, направляясь к двери, чтобы успеть по нужде.

У меня – вечные проблемы с ЖКТ. И это еще одна моя драма. Однажды я не добежала до туалета прямо на улице. Впрочем, такие явления происходят со мной с детства. Маму всегда это нервировало и доводило до бешенства.

И Антона тоже. Он – Скорпион по гороскопу и реагирует на любую мелочь с присущей ему гиперболизацией чувств. Каждый раз меня спасает то, что любой наш скандал заканчивается каким-то ненормальным сексом.

Когда я оказываюсь одна в туалете, то выдыхаю. В этот раз повезло не опозориться. Жаль, что придется вернуться к Светлане, чтобы одеться и забрать свою сумочку. И продолжать эти чертовы сеансы!

Зачем я на это подписалась!

про бывших балерин

Когда Света меня отпускает, я бегом выбегаю из ее кабинета, чтобы вернуться домой. Вернее на квартиру, которую нашел нам Антон, но оплачиваю ее почему-то я. Одну комнату. Во других двух живет хозяка – Надежда Ивановна, спивающаяся балерина, со своим сожителем, каким-то вором в законе, очень добродушным маленьким мужичком в татуировках Пашей.

Сама холупа – это хрущевка с совдеповским ремонтом. Обстановка в квартире из тех же времен – ковры на стенах, сервант, но без хрусталя, чайные сервизы со сколами, тарелки из общественных столовых.

Наша комната – это конура с единственным очень старым вонючим диваном и креслом из девяностых, которое воняет собачьей псиной. Но с балконом, вид с которого открывается на кладбище.

Покойники – это лучшие соседи, поскольку никогда вас не потревожат. Когда я возвращаюсь с работы, то всегда иду короткой дорогой – через погост. Там всегда стоит тишина, поскольку могилы заброшенные. На этом месте построили целый больничный комплекс. Очень удачно, кстати, размышляю я.

Если тебе приходит мысль сдохнуть, то можно, например, лежа на каком-нибудь восьмом этаже кардиологии, смотреть в окно и размышлять о смерти – рядом, кстати, остался старенький морг.

Когда я прохожу мимо одноэтажного строения с решетками на окнах, то всегда заглядываю внутрь через стекла, пытаясь хоть что-то в них разглядеть. Но ни разу мне еще не удалось встретиться с тем, как разделывают трупы. Темно и ничего не видно.

С очень добродушной, но беспробудной алкоголичкой Надеждой Ивановной мы часто болтаем о жизни и о смерти, когда выходим на балкон покурить. Паша периодически сдает ее под капельницы, и это очень удобно – психдеспансер тоже рядом и даже не окружен колючей проволокой, как в дешевом кино про сумасшедших.

С Надей мы каждый вечер опрокидываем по стопке водки, если Паша куда-то исчезает. Поскольку для хозяйки квартиры – ее сожитель авторитет. Она его боится паталогически, но продолжает злоупотреблять.

– Он меня однажды бил до такой степени, – вспоминает Надя, – что сломал все пальцы на руках и ногах. Теперь мне сложно справляться с ревеле и глиссе.

– Но растяжка осталась! – С восхищением замечаю я, зная, что моя собутыльница с радостью распластается в очередном шпагате, чтобы меня удивить.

Что Надя, разумеется, и пытается изобразить, выбрасывая одну ногу перпендикулярно полу. Выглядит она в исполнении этого трюка комично, поскольку какие-то облегающие ее штаны тут же распарываются по шву в районе промежности, обнажая интимные части тела этой давно уже несвежей дамы. Мне становится смешно и стыдно одновременно, но Надя продолжает выделывать комичные па, натужно, пытаясь не грохнуться в очередной раз прямо посреди тесного коридора квартиры.

Потом тащит меня в свою комнату к станку, чтобы продолжить удивлять сохранившейся физической формой. И с тоской произносит:

– Заебалась малехо. Беленькая есть у тебя? Паша разруливать уехал. Давай ебнем? Твой тоже, кажется, воторой день дома не ночует? А ты, как лохушка, сидишь и ждешь его. Дура ты – Агата! Скоро Антоха пиздить тебя начнет за покладистость, как мой меня. Но меня утилизировать давно пора, никудышняя я танцовщица и хозяйка так себе. А ты – образованная, в погонах. И красивая! Чего этого гада то терпишь? Ебет хорошо?

Меня накрывает тревога от того, что Антон, не предупредив меня, куда-то пропал. Такие трюки он проделывает со мной с завидной регулярностью, утверждая, что он не обязан передо мной отчитываться, поскольку я – не его жена.

Я, естественно, закатываю своему сожителю истерики, пытаюсь дозвониться до его сестры или друзей. Но бесполезно. Так будет и в этот раз, решаю я, соглашаясь скоротать вечер со своей хозяйкой и доставая из сумочки бутылки с пивом. Потом мне придется идти еще за водкой.

Ну а каким еще сопособом разогнать тоску? Впрочем, можно отправиться в гости к той самой моей подруге Ирме, с которой мы периодически куражились по ночным клубам. Но теперь мой стаус не позволяет мне куда-то смыться на выходные. Я позиционирую себя почти замужней женщиной. И убеждена, что должна дождаться Антона дома.

Надя сидит за кухонным столом и трясущимися руками откупоривая бутылку со спиртным, продолжает меня накручивать и стращать. Выглядит она жутко – от былой красоты, которую я видела на старых ее фото, не осталось и следа. Худоба. Одутловатость щек. Грязные жидкие пергидрольные волосы, затянутые в пучок, жуткий татуаж бровей, глаза с рыбьим блеском. Изуродованное побоями тело.

– Ну че уставилась то? – Хамит мне Надя. – Страшна? Если останешься со своим прихлебателем, в такую же превратишься. Сиськи то у тебя и ляжки сейчас зачетные, а у меня во – ноль и кости!

При этих словах моя собутыльница задирает громадную мужскую футболку и оголяет свое тощее тело в синяках. Секса в нем нет никакого, но Паша, тем не менеее, продолжает жить с этой алкоголичкой. Надеясь, наверное, на то, что в конце-концов отожмет ее трехкомнатную квартиру.

– Дочь моя, Ксюшенька, после изнасилования повесилась. – Откровенничает Надя. – С тех пор и пью, как тварь. Скорее бы уже сдохнуть. Паше, наверное, отпишу свою конуру. Пусть мужик хоть на старости лет найдет свой угол. Ведь всю жизнь провел у хозяина. Да ты наливай еще! Завтра не на работу?

Длинные монологи Нади прерывает телефонный звонок. Я испуганно беру трубку, надеясь на то, что это Антон объявился. Но это, как всегда, не он.

ПТСР

Дома спокойно, и эта тишина меня немного напрягает. Я привыкла к вечному хаосу в своей жизни – к шуму и крику, к паталогическим разборкам из тех времен, когда я жила на квартирах. Но сегодня в моей жизни есть только комфорт.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.