Фиктивный развод

Вадим опускается в высокое кресло босса. Я подхожу к нему, ловя его заинтересованный взгляд, в котором вспыхивают коньячные искорки. На Арбатове белоснежная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. В разрезе выглядывает небольшой крестик, который у него был еще до нашего знакомства.

– Ты ничего не сказал мне о ней, – продолжает причитать Светлана Сергеевна. – Почему я узнаю обо всем последней? И совершенно случайно! Боже, это еще отец не знает!

– Ему плевать, я уверен.

Я демонстративно присаживаюсь на подлокотник кресла Вадима.

Его мать сказала, что я должна знать свое место.

Ну хорошо.

Я как раз выбрала подходящее местечко.

Бровь Арбатова ползет вверх. Он щурится, созерцая мое поведение, а меня несет еще дальше. Я кладу ладонь на его плечо и веду выше. К виску, а потом закапываюсь пальцами в жестких волосах Вадима.

Ох, зря.

Где-то вдалеке происходит всплеск разума.

Но он затихает, когда я вижу колючий от ненависти взгляд Светланы Сергеевны. Она буквально физически не может переносить тот факт, что я вновь добралась до тела ее единственного и драгоценного сына.

– Ты ломаешь свою жизнь! Как ты не видишь?! Она опозорила тебя, а ты… Где твоя мужская гордость?

– Мама, – ледяной возглас Вадима даже меня заставляет поежиться.

Светлана Сергеевна замолкает, понимая, что ступила на запрещенную территорию. Она качает головой, но рта больше не открывает.

– Мы поговорим потом, – добавляет Арбатов. – Ты успокоишься, и мы поговорим.

– Я не успокоюсь, этого не будет.

Мать Вадима порывисто разворачивается и покидает кабинет. Я как зачарованная смотрю на дверь, которая захлопнулась за ее спиной, и пытаюсь прийти в себя.

Как ураган, честное слово.

Женщина-катастрофа.

– Кажется, я ей по-прежнему не нравлюсь, – произношу.

Я отнимаю ладонь от Вадима и привстаю, но он возвращает меня на место. Запускает руку мне за спину и надавливает, заставляя соскользнуть с подлокотника на его бедра.

Черт.

Всё происходит так быстро, что я успеваю лишь сделать один судорожный глоток воздуха. Его тепло окутывает меня, а его крепкие длинные пальцы ходят по моему телу. Я чувствую их на спине и шее. На шее хуже всего: там нет одежды, и я ощущаю его кожей к коже.

Как покалывающие, постепенно набирающие силу разряды тока.

Как то, что я не должна испытывать.

– Вадим.

– Еще пару секунд. Прошу.

Прошу?

Он сказал “прошу”? Я не ослышалась?

Ему как будто становится легче оттого, что я в его руках. Он не порывается поцеловать или стянуть мою одежду, но он так прочно жарко держит меня, что это становится слишком интимным.

Быть в его руках – неправильно.

Сидеть в его объятиях и принимать то, что можно засчитать за ласку, – тем более.

В груди зарождается ураган, одна эмоция цепляет другую и закручивает вихрь, с которым я не знаю, что делать. Я не могу отрицать, что меня клонит в сторону воспоминаний. Все-таки он не чужой, между нами столько всего было, столько хорошего и даже чудесного. Все это играет со мной злую шутку. Какая-то часть меня соскучилась по нему… нет, хуже… истосковалась.

Только вот у этой тоски горькое послевкусие. Он же предал меня. Нанес глубокую рану, с которой я справилась, заплатив большую цену – став другой. Я очень сильно изменилась, я уже не та девчонка, которую Арбатов брал в жены.

Он вообще это понимает?

Или ему плевать?

– Отпусти, пожалуйста, – произношу уверенным голосом.

Я подаюсь вперед, не дожидаясь его отклика. К счастью, Вадим разжимает ладони.

– Останешься на ланч? – спрашивает он.

Арбатов встает с кресла и будничным жестом поправляет манжеты рубашки. В этот момент его чертовски хочется встряхнуть. И закричать прямо в лицо: в тебе осталось хоть что-то живое?! Я отбиваюсь от эмоций из последних сил, а ему хоть бы что.

Робот.

Тиран.

– Не останусь. – Я качаю головой. – Я поеду к подруге, она уже ждет.

– Так быстро? Для чего тогда приезжала?

– Хотела взглянуть на твой офис. – Я обвожу ладонью его кабинет. – Мне многое стало яснее.

– Например?

– Выглядит впечатляюще, прям как твой дом. Ты отстроил целую корпорацию в сжатые сроки. Чтобы такое проделать, надо через многое пройти. И многое в себе убить.

Арбатов реагирует на мою последнюю фразу. Он бросает на меня острый взгляд, в котором эхом отдается заинтересованность.

– Ты стал очень жестким, Вадим. Если не жестоким… Ты не замечаешь, как общаешься, как ведешь себя. Мы даже нормально поговорить не можем. Мы ведь незнакомцы, по большому счету. Ты другой, я другая.

– Ты прежняя.