Развод. Ты все еще моя

– Осталось четыре минуты, – сухо говорю я и беру в руки телефон.

– Я – гражданская жена Игоря. Мы уже лет пять вместе. А Светочка, – она махнула в сторону гостиной, где скрылась девочка. – Его дочь. Мне надоело жить в квартире в ожидании, когда он прогонит тебя из дома, который, к слову сказать, я помогала ему покупать. Вот решила поторопить события и подтолкнуть его, а то ж сам он не решится. Любит сына, с тобой то он до сих пор живет только из жалости и ради сына, – и она опять брезгливо сморщила свой носик.

Меня затошнило.

– Что? Что ты сказала сейчас, стерва? – губы плохо слушались, поэтому голос был глухим. И что-то в нем такое прозвучало, что эта гадина побледнела.

– Если что, меня видела охрана коттеджного поселка, как я сюда пришла, меня будут искать, – пискнула она.

– Убирайся, – тихо сказала я помертвевшим голосом.

– Я уйду. Но я вернусь. И тогда тебя здесь уже не будет. Игорь не любит тебя уже давно, он любит меня, поняла? – она еще что-то истерично говорила, но шум в ушах мешает мне расслышать всё. Я только сижу и смотрю на нее. И видимо что-то отражается в моем взгляде, что она быстро убирается из кухни. Зовет ребенка и через минуту я слышу звук захлопнувшейся двери. И этот хлопок как будто отрезает меня от всего. От мира, в котором у нас была семья. Хотя, о чем я. У нас уже очень давно подобие семьи.

Просто эта закрывшаяся дверь была финальной точкой моей удобной жизни. Я хотела видимость семьи и хоть какое-то подобие мира ради Егорки? Что ж, пора исправлять ситуацию.

Я не знаю, сколько времени сижу в таком ступоре. Час? Два?

Слез не было. Во мне как будто что-то умерло. Когда-то я любила мужа. Он был для меня оплотом надежности. Но потом все пошло наперекосяк. Он стал чаще задерживаться на работе, по барам с друзьями. А когда у Егорки начался дерматит, который потом перерос в бронхиальную астму, то и вовсе я его почти перестала видеть.

Тот период стал моим личным адом. Покрытый коркой сын, расчесы до крови, потом приступы удушья у него, врачи, обследования, советы сменить климат, жизнь у моря по несколько месяцев. Видимо тогда и появилась эта… Кстати, кто она? Я так и не спросила ее имени. А когда был самый тяжелый период, то он был с ней. И потом родилась их дочь.

Я замороженной статуей сижу все на том же месте и планомерно раскладываю все факты по мысленным полочкам.

Из оцепенения меня выводит привычный и до боли знакомый звук.

Внедорожник мужа шуршит колесами по гравию, хлопает входная дверь и слышатся довольные смешки вернувшихся мужчин. Моих мужчин. Так я наивно думала все эти годы. Теперь у меня остается только один мужчина – сын.

– Так, я не понял, а почему никто не встречает уставших путников? Женщина, ты где?

Я делаю над собой усилие, надеваю на лицо бесстрастную маску и растягиваю губы в улыбке. Надеюсь, выглядит достаточно радостно. Егору точно не нужно пока ни о чем знать, и он не должен ни о чем заподозрить. И выхожу их встречать.

– Мам, что-то случилось?

Мой маленький мужчина очень чуток и всегда чувствует мое настроение.

Я избегаю смотреть в глаза Игоря, смотрю только на сына.

– Нет, что ты, родной, просто устала. Все хорошо. Скорее переодевайтесь, умывайтесь и за стол. Я столько вкусного приготовила. Очень ждала вас.

И только после этих слов смотрю на мужа. Он в немом вопросе поднимает брови. А потом оглядывает мой наряд и хмурится. Я ведь так и не успела привести себя в порядок.

– Мам, обнимашки? – Егор подскакивает ко мне, я же раскидываю руки в стороны, приглашая сына к объятиям, и он радостно врезается в меня. Я крепко обнимаю его, утыкаюсь носом в его волосы, чувствуя, как радостно бьется его сердечко.

– Все, милый, иди переодевайся, мой руки и за стол, – подталкивая я его на лестницу, ведущую в комнаты.

– Что-то случилось? Я не понимаю твои взгляды, ты же знаешь. Говори прямо, – Игорь подходит ко мне, хочет поцеловать, но я отворачиваю голову. Он хмурится.

– Ты мужа даже не поцелуешь? Вся радость встречи ушла сыну? – кривит он губы.

– Может, мы пройдем в гостиную? Не хочу разговаривать стоя и на ходу, – отвечаю я.

– Женщина, а как насчет того, что мужа сначала нужен накормить, спать уложить, а потом разговоры разговаривать? – Игорь пытается шутить.

– Перестань так меня называть, бесит! – я взрываюсь моментально и практически кричу на него. – Откуда у тебя вообще эти патриархальные замашки?

– Наверное потому, что у нас патриархат, – практически мурлычет Игорь и делает плавное движение мне навстречу. – Слушай, когда ты злишься, ты такая красивая, страстная, что я просто не могу терпеть. Хочу тебя, – он резким движением впечатывает меня в свое тело.

– Отпусти. Меня, – от страха у меня перехватывает горло и говорить получается прерывисто, с паузами. Я помню, чем закончилось наше прошлое выяснение отношений и не хочу повтора. Я вообще больше не хочу мужа. Уже давно.

Наш секс в последнее время – это сплошная рутина, «быстрый перепихон», как когда-то мы со смешками называли его в студенчестве, от силы занимающий две-три минуты.

И этот акт давно перестал для нас называться «любовью». А может, никогда и не был им. С годами время секса, которое отводил для нас Игорь, все уменьшалось и уменьшалось. Прелюдии? «Нюта, я так устал, ну какие прелюдии, давай, детка, по-быстрому и спать».

Вот так и было уже несколько лет, особенно после рождения Егора, – «по-быстрому». Так быстро, что я уже и не помнила, что такое оргазм. Иногда, когда муж засыпал, я уходила в ванну и доводила себя до оргазма сама, руками или струей душа.

А потом лежала, сглатывая слезы и пытаясь заснуть.

– Игорь, отпусти меня, – страх отступил, когда я поняла, что он не пытается настаивать. – Нам нужно поговорить.

– Ладно, ладно, не нервничай. Я уже понял, что сегодня мне в этом доме не рады и кормить меня не будут, – Игорь театрально вздохнул и пошел в гостиную.

– Ну? Что опять тебе опять втемяшилось? – муж насмешливо смотрит на меня.

– Мне втемяшилась одна женщина, которая утверждает, что она твоя жена, претендует на этот дом и тебя, в качестве мужа и отца ее ребенка, – я стараюсь говорить спокойно и холодно, но это у меня плохо получается и голос дрожит.

А еще я слежу за лицом мужа. Удивительно, но ни один мускул у него не дрогнул.

– Дорогой, если у тебя есть жена, то кто тогда я? Разве у нас в стране разрешено многоженство? – за иронией я пытаюсь скрыть боль и нелепость ситуации. Да, у нас было не все просто и гладко, но я всегда считала Игоря своей стеной, за которой я всегда могла спрятаться от всех неприятностей. Именно этим он меня и покорил в свое время. А еще он был прекрасным отцом. За одно это я его уважала. Для сына он мог горы свернуть.

– Ты откуда вообще это взяла? – спрашивает он небрежно, подходит к бару, что-то резким движением наливает себе в стакан и залпом выпивает.

– Она приходила сюда сегодня, – на меня вдруг наваливается усталость, и я оседаю на диван.

– Это правда? Все эти годы ты жил на две семьи? И когда Егорка сильно болел, ты улетал не в командировку, а был с ней? – я говорю и одновременно осознаю, с каким чудовищем живу все эти годы. Он растоптал мои чувства, уничтожил мою уверенность в себе как в женщине, предал нас с Егоркой.

Он молчит, вертит стакан в руках, рассматривая его грани.

– А, к черту, – стакан летит в стену. Я вздрагиваю. Он поворачивается ко мне и стремительным шагом направляется ко мне. Нависает надо мной, беря в тиски.

– Да. У меня есть любовница. Но ты сама в этом виновата, Нюта. Ты посмотри на себя, – он неприятно кривит губы. – Ты когда была в салоне в последний раз? Сама-то помнишь? А одеваешься как? Как пацанка. Ни пеньюаров кружевных для меня, ни сексуальной одежды. А мужчина любит глазами. А за что любить тебя?

Он яростно говорит всё это прямо мне в лицо, и я сжимаюсь от ненависти в его словах. Действительно, за что меня любить, если у меня нет ни надутых губ, ни идеального ухоженного лица, и я предпочитаю удобную одежду. Конечно, ведь только за это и любят. За красивую внешнюю оболочку.

Я же всегда радела за родство душ, за единство целей, за понимание друг друга с полувзгляда. За то, что у нас с Игорем закончилось очень быстро. А может, никогда и не было?

Глава 3

Я вжимаюсь диван, на котором сижу и понимаю, что не хочу ни дня большего его видеть и называть своим мужем. Открываю рот, чтобы сказать о разводе и тут же перед глазами встает сцена, после которой я стала бояться мужа и близости с ним.