Таинственный Хранитель

– Попробуй, – ухмыльнулся его приятель.

– И нечего тут ухмыляться!.. Дело в том, что Приорат был построен в совершенно особом месте. В месте, обладающем огромной энергетикой. Потому что в древности там было скандинавское капище.

– Ну вот, теперь еще и древнее капище…

– Андреас, не ехидничай! По легенде именно в этом самом капище хранилась уникальная реликвия – один из трех предметов, которые являлись сакральными атрибутами власти. Они обладали огромной магической силой, помимо власти над людьми и миром дававшей бессмертие и тайные знания. Так вот, по легенде, когда строили дворец, появились три колдуньи – типа жриц – которые передали Львову эту самую реликвию и еще какую-то книгу заклинаний или что-то подобное. Якобы потом предмет и книга оказались у Павла, и было предостережение, что царь погибнет, если утратит их. Так и вышло. Реликвию похитили, и скоро Павел был убит. Ходили слухи, что за ней охотились не только мальтийцы, но и масоны, и розенкрейцеры, в особенности, розенкрейцеры!

– Да ведь Львов сам был масоном! Зачем ему было за реликвией какой-то охотиться, если ее, как ты только что сказал, ему и передали?! – почти выкрикнул Андрей. – Ну всё, на сегодня с меня достаточно! Сакральные атрибуты, масоны, мальтийцы, жрицы… Хватит с меня! – он уже орал в полный голос.

– Да что с тобой такое? – искренне изумился Виктор. – Ты же всегда интересовался легендами и историей.

– Какая же это история?! Это, это… просто байки. Ты, Витя, извини меня… Я действительно не в себе. Знаешь, что со мной происходит? Я с ума схожу. Мне призраки мерещатся в старинных кафтанах и с мальтийской лентой через плечо.

Виктор замолчал и замер, как остановленный на всем скаку конь.

– Призраки? Ну, ты брат, даешь! И давно?

– Уже два раза видел, в картинной галерее во дворце. И что противно – оба раза лунной ночью, как в киношных триллерах. Последний раз – сегодня… – он бросил взгляд на часы, – точнее, уже вчера. Ладно, насчет того, что я схожу с ума, – это я просто переборщил. Заработался. Сижу почти ежедневно до ночи – вот и…

– Не переживай. Хочешь еще пива?

Виктор принес из холодильника еще пару бутылок, они молча откупорили их и молча разлили по стаканам.

– Насчет призраков я не специалист, – сказал Виктор. – Конечно, не исключаю их существования, много чего есть в этом и том мире, чего мы не знаем. Но – сам не встречал никогда.

– Я все-таки думаю, что это нервное. Хотелось побольше материала собрать, скоро занятия, времени будет мало…

– Возможно. А как он тебе являлся?

– Кто?

– Да призрак же твой! И кто – мужчина, женщина? Как выглядел? Что делал?

И тут Андрей неожиданно для самого себя во всех подробностях пересказал своему визави странное происшествие во дворце.

– И что самое интересное, – закончил он свой рассказ, – что призрак этот второй раз исчез на том же самом месте, что и в первый!

Смеяться будешь, я его даже спрашивал, кажется, чего ему от меня надо, – только он молчал.

Теперь они оба замолчали. И надолго. Наконец Виктор заговорил.

– То, что ему чего-то от тебя надо – это однозначно. Он тебе знак подает какой-то. А что в этом месте, где он исчез оба раза, находится?

– Да картины же, ничего больше!

– Очень интересно… Слушай, а ты попробуй его вызвать!

– Это как? Спиритический сеанс устроить в галерее?

– Зачем такие сложности. Останься специально подольше, а потом жди на том самом месте, когда появится.

– Да я сто раз оставался допоздна – никто же не являлся.

– И то верно. Да ладно, черт с ним, с этим призраком! Может, он и в самом деле тебе припритчился от усталости и нервного напряжения.

– Ты настоящий друг! – рассмеялся Андрей. – Однако, мне пора!

– Может, тебя проводить? – ненавязчиво спросил Виктор.

– Витька, отстань, – рассердился Андрей. – Только не хватало, чтобы ты меня от призраков охранял и провожал до дома, да еще и в одеянии мальтийского рыцаря!

Они посмотрели друг на друга и расхохотались во весь голос.

Явление Агриппины

В это утро, равно как и в предыдущее, Андрей вспоминал произошедшее с ним в галерее дворца, точно кошмарный сон, к тому же глупый, дурной, сон-без-башни. А как еще должен воспринимать повторную встречу с привидением сравнительно здоровый на голову мужчина, который считает себя серьезным исследователем в области интерьеров восемнадцатого века, пишет кандидатскую диссертацию и которому до сей поры не то что призраки, но даже домовые и летающие тарелки никогда не являлись?

В остальном – обычное утро обычного дня. Судя по прелюдии, по зачину, по первым штрихам – день сулил неплохие перспективы. В квартире висела ненавязчиво-воздушная тишина, нарушаемая лишь звуками улицы. На дереве под окном не по сезону лихо выводила рулады невидимая птичка, и от её аномального пения на душе у Андрея сделалось светло и радостно, как в детстве, когда, проснувшись, он открывал глаза, и его охватывала беспричинная радость просто от факта собственного существования в этом огромном и прекрасном мире, который обещал ему все новые открытия и, конечно же, приключения, какие происходили с героями его любимых книг. Босиком прошлепав на кухню с твёрдым намереньем сварить кофе, он обнаружил на столе записку бабушки: «Уехала к подруге, буду поздно. Твоя неугомонная Ба». Вот уж, действительно, «неугомонная», подумал он, насыпая кофе в кофемолку. Восьмой десяток – а легка на подъем, как в юности! И что удивительно, голова в полном порядке и одевается со вкусом – истинная дама, никогда не напялит на себя бесформенное, молью битое шмотьё, как многие её ровесницы – куда там! – обязательно туфли на каблучках, перчатки, шляпку и обязательно, чтобы сумочка в тон… Он невольно усмехнулся и поставил джезву на огонь. Замечательная у меня Ба, ей богу!..

И в самом деле, Елизавета Петровна Иванова (ударение на второй слог не обязательно) отличалась завидной энергией и, несмотря на возраст, еще подрабатывала репетитором, натаскивая современных балбесов и балбесок, собиравшихся поступать в какой-нибудь престижный ВУЗ. Её специальность – иностранные языки. Немецкий и французский она знала в совершенстве, всю жизнь преподавала – в школах, в пединституте, брала учеников для дрессировки (так она отзывалась о своих левых заработках) и действительно дрессировала их по полной программе, так что потом благодарные родители благодарили её, дарили подарки, в конвертиках заносили премиальные (Андрей называл их чаевыми) и рекомендовали родителям очередных балбесов. Естественно, Елизавета Петровна будучи женщиной волевой и педагогом милостью божьей не могла пройти мимо собственного внука; благодаря ей Андрей почти в совершенстве владел немецким и весьма недурно французским. Посетив Германию в порядке студенческого обмена, он щеголял своими знаниями языка, выполняя обязанности переводчика, и служил посредником в ситуациях различной степени сложности, нет-нет, да и возникавших в чужой стране.

На работе в привычном уже Большом дворце он появился в половине одиннадцатого, поднялся на второй этаж и прошел в свой кабинет, где ждал заваленный бумагами стол, а коллеги, словно все вымерли. Дверь была заперта, он повернул ключ в замочной скважине, прошел к столу и включил компьютер. Ольга Олеговна и Марина Семеновна, третья соседка по комнате, отсутствовали неизвестно где. Ольга Олеговна, видимо, отправилась по музейным делам в Питер, заодно мечтая прихватить в Эрмитаже двух-трёх котят, чтобы с течением времени они выросли в истинных охотников – мастеров спорта по крысиной ловле. А Марина Семеновна, та вообще редко сюда забегала, разве что обедать приходила.

Нежданное одиночество сразу подняло настроение Андрея, – женщины слишком любили общение, тем более, с молодым симпатичным искусствоведом; в этом не было ничего удивительного, постоянно вариться в собственном соку, пробавляясь прошлогодними сплетнями о коллегах, про которых все известно до четвертого колена, уже давно им наскучило, а говорить о своей работе было как-то не интересно: работа она и есть работа.

Делая выписки из трудов усердных искусствоведов, не один десяток лет посвятивших изучению Гатчины архитектурной, восстановлению после войны Большого Гатчинского Дворца, в том числе – воссозданию в первозданном виде подлинных интерьеров Ринальди и Бренна – он вновь не замечал времени. Некоторые данные были просто поразительны. Поразительным было и то, сколько энергии и труда вложили в возрождение практически полностью разрушенного фашистами дворца эти замечательные люди. Ведь при отступлении немцы сожгли и заминировали здание, уничтожили часть остававшихся в подвалах ценностей, а часть увезли в Германию. На одной из стен дворца красовалась глумливая надпись, оставленная оккупантами: «Здесь были мы. Сюда мы больше не вернемся. Если придет Иван, всё будет пусто». Надпись эту, сделанную на штукатурке, сохранили для истории, сделав частью экспозиции. И как только могли немцы, народ европейской культуры, допустить такое варварство?! Размышлял Андрей. Тогда как Красная армия, напротив, пыталась по возможности сохранить музеи и картинные галереи на занятых территориях. И после этого европейцы, по сути, отказываются признавать нас равными себе в культурном отношении!.. Абсурд. Или политика?.. Впрочем, поведение фашистов как раз понятно: уничтожая культурное достояние другого народа, разрушаешь и уничтожаешь его душу. Именно этого и добивались фашисты – они хотели уничтожить, растоптать душу России. Какое счастье, что в российском народе есть глубинные ценности, которые неподвластны самому хитрому и изворотливому врагу, есть люди, готовые положить свою жизнь на алтарь восстановления духовной памяти народа…

Углубившись в свои мысли, Андрей параллельно стучал по клавиатуре компьютера, приводя свои «выписки на полях» в божеский вид электронного документа. Он и не заметил, как дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошел Борис Львович, главный хранитель музейной коллекции. Некоторое время Борис Львович наблюдал за увлеченно работавшим Андреем, потом негромко кашлянул, объявляя о своем присутствии.

– Борис Львович! – Андрей слегка привстал, приветствуя коллегу. – А я вас даже не заметил.

– Вы с таким энтузиазмом трудитесь, что мне неловко вас отвлекать, – сказал тот. – Извините меня, грешного, Андрей Иванович, но я пришел по вашу душу…

Борис Львович печально смотрел сверху внизу на Андрея. Интересно, почему он всегда выглядит таким грустным? Подумал тот. Пожалуй, я не могу припомнить случая, чтобы он улыбался. Этакий гатчинский рыцарь печального образа.

– Пришли по мою душу? – переспросил он. – Это в каком же смысле?

– К сожалению, в самом прямом. Видите ли, Андрей Иванович, мне тут позвонили из одной влиятельной петербургской газеты и попросили принять их журналиста. Они собираются написать о нашем музее, о том, что уже сделано, о перспективах развития. Для нас это очень важно, как вы понимаете, но возникла проблема – с журналистом некому пообщаться. Хотелось бы встретить его, рассказать о дворце поподробнее, о наших замечательных хранителях, провести по парку – в общем, не пожалеть ради этого времени. А сегодня, как назло, все куда-то по делам разбежались. Поэтому, Андрей Иванович, у меня к вам превеликая просьба: встретьте вы этого питерского журналиста и расскажите ему все, что его интересует. Очень вас об этом прошу. – И он замолчал, глядя на Андрея большими, печальными, темными глазами.

Настроение Андрея тотчас упало: так хорошо начинался день, так легко и даже весело шла работа – и вот нате вам! Но куда денешься? Собственно, пока он здесь, в музее, трудится, Борис Львович как бы является его непосредственным шефом. Стоит его хорошему отношению измениться – и у Андрея сразу возникнет множество больших и малых проблем и со сбором материалов, и с изучением архивов. Поэтому он постарался скрыть свое недовольство и даже улыбнулся, глядя на Бориса Львовича.

– Ну, что ж, надо так надо! – энергично произнес он. – Тем более, я уже немного устал. И где же ваш журналист?

– Едет в восемнадцатом автобусе, будет минут через пятнадцать.

– Прекрасно! Тогда иду встречать. Он знает, что есть остановка у дворца?

– Да, я все объяснил, – кивнул Борис Львович.