Цветок жасмина (сборник)

– И сейчас у тебя период увлечения Рахманиновым?

– Да. Хочу, чтобы ты послушал одну его небольшую вещь.

Она встала с кресла и прошла в комнату. Через пару минут раздались первые аккорды, и через открытые двери и окна на веранду полилась музыка.

– «Элегия» си-бемоль, – сказала она, остановившись в дверном проеме. – Он сочинил ее, когда ему было девятнадцать.

Влад смотрел на нее – прекрасное женское изображение в раме двери, как картина великого художника. Казалось, не только слух, но все тело Ясмин, внимало звукам музыки, с трепетом отзываясь на каждую ноту. И хотя перед ним сейчас стояла современная девушка в открытой майке и коротких шортах, в своем воображении он видел прелестную и беззащитную барышню 19 века, томную, загадочную, в невесомом полупрозрачном газовом платьице.

Отзвучал последний аккорд – словно последнее «прости» чему-то несостоявшемуся, – и застывшая картина в дверной раме ожила.

– Какая удивительная музыка… Я слушаю ее только в исполнении самого Рахманинова. Это важно. В ней, и печаль, и тоска по чему-то несбывшемуся – быть может, по утраченной любви, – и светлая грусть… И еще, это расставание с чем-то очень дорогим, невозможность иметь то, чего так страстно желаешь. Это болезненно прекрасно… – в глазах ее заблестели слезы. – Послушаем еще раз?

Он кивнул, растроганно глядя на нее. Она вернулась в комнату – и снова зазвучала музыка. Почему-то у Влада внезапно возникло ощущение, что Ясмин без слов говорит ему о неизбежном прощании. О том, что они расстанутся навсегда, и эта музыка будет напоминать ему об ее чувствах, передаст ее невыразимую печаль, ее воспоминания о несостоявшейся любви. Но он тотчас сердито отбросил прочь это мимолетное впечатление. Они никогда не расстанутся. Никогда! Потому что это невероятно, немыслимо. А значит и не случится.

Последний аккорд «Элегии» отзвучал, оставив в его душе тревожное послевкусие. Ясмин вернулась на веранду и села в кресло. Влад бросился перед ней на колени, взял ее тонкие изящные кисти в свои ладони, заглянул снизу вверх в чудесные карие глаза, опушенные черными загнутыми ресницами – и все его страхи растаяли. Он подхватил ее на руки и понес наверх, в спальню. Она обхватила его шею, хохотала и болтала голыми ногами. Длинные пушистые волосы щекотали ему лицо и плечи. Впереди их ожидал прекрасный майский день, наполненный радостью и счастьем. Счастьем, которое будет длиться вечно, потому что немыслимо, чтобы их любовь закончилась.

Отныне грядущее лето виделось Владу в восхитительно радужных красках. В июне начнётся экзаменационная сессия, и они смогут видеться чаще. Если, конечно, ее дед совсем не переедет на дачу. Увы, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает, так что розовым мечтам, лелеемым Владом, не суждено было сбыться, ибо дед окончательно переместился за город. Но они с Ясмин часто созванивались, она приезжала в университет на консультации и экзамены, и Влад дожидался ее возле аудитории, или на улице, благо уже наступило настоящее лето.

Каждая новая встреча с ней становилась для него своеобразным откровением, ибо реальная девушка никогда не совпадала с созданным воображением образом. Ясмин из плоти и крови всегда была интереснее, красивее и загадочней, нежели ее бесплотный облик, царивший в его фантазиях. Вот она появляется из дверей университета – прелестная пери в длинном модном сарафане с глубоким вырезом. Замирает на широком крыльце, осматривается, видит Влада, машет изящной рукой и легко сбегает по ступеням ему навстречу. Ветер подхватывает ее слегка вьющиеся черные волосы, играет с ними, бросает пряди ей в лицо. Она смеется и снова закидывает их за спину. Надевает солнечные очки, поправляет на плече светлую сумку, берет Влада за руку, и они почти бегом устремляются к станции метро, – время несется так быстро!

Обычно они направлялись в парк, где бродили по тенистым дорожкам под кронами старых деревьев, сидели на скамейке возле пруда и наблюдали, как отдыхающие кормят хлебом обывательниц-уток и аристократов-лебедей, или забирались подальше от глаз людских в зеленую чащу и целовались до одури. Если бы внутреннее желание Влада по перемещению деда Ясмин с дачи куда подальше вдруг осуществилось – тот, наверное, очутился на луне или вообще за пределами солнечной системы.

Любое, даже самое кратковременное, свидание было для него тем остановившимся мгновением блаженства, о котором мечтал когда-то познавший всё доктор Фауст. И вдруг он стал замечать, что порой, находясь с ним рядом, Ясмин словно отстраняется от него и уплывает в далекую даль; спустя какое-то время возвращается и становится прежней. Оставляя позади очередной экзамен, она вместо законной студенческой радости испытывала странную грусть, причины которой Влад совершенно не понимал, – ведь с его точки зрения всё было просто великолепно! Они любили друг друга. Экзамены шли своим чередом, причем Ясмин сдавала их практически на одни пятерки, а он… ну, и у него тоже порядок. Внешне тоже ничего не изменилось. Почти. Она улыбалась его шуткам, под настроение они читали вслух понравившиеся стихи, потом сочиняли на ходу рифмованные строки и перебрасываясь ими, как какие-нибудь средневековые японцы, строго следующие любовному ритуалу. И все же что-то в ней переменилось, погасло – будто в душе Ясмин поселилась неизбывная печаль, о которой она не хотела говорить, но которую он ощущал чутким сердцем.

Сессия подходила к концу. Влад готовился к последнему экзамену – и полная свобода на целый месяц. Позднее, в августе, он планировал отправиться со стройотрядом в Сибирь. Предмет был несложный, он уже успел на раз просмотреть свой конспект и теперь, сидя на диване, без особого энтузиазма зубрил учебник, как вдруг позвонила Ясмин. Ее предки на пару дней отбывали к кому-то в гости, оставляя дачу в ее полном распоряжении. Так что, если у него есть время… Она еще спрашивает! Через десять минут он уже ехал в автобусе к станции метро.

Эти сорок восемь часов, проведенные вдвоем с Ясмин, были наполнены таким невероятным и безоблачным счастьем, какое человек, к тому же далеко не каждый, испытывает раз в жизни – если сильно повезет. Они были вместе. Они неистово любили друг друга, а потом расслабленно лежали рядом, наслаждаясь полнотой ощущений, подаренных им этим бесконечно-прекрасным миром. Они купались на озере, играли в догонялки на мелководье, где в прозрачной воде грелись стайки рыбок. А когда Ясмин легла на плиссированную волнами песчаную отмель, ее тело тотчас окружили мальки, которые легонько касались ее кожи, и она хохотала, потому что было щекотно и весело.

Возвратились на дачу часам к пяти, усталые и голодные, изобразили себе невероятных размеров бутерброды и пожирали их с волчьим аппетитом, запивая газировкой. Вдали от прохладной воды было нестерпимо жарко, и Ясмин устроилась в гамаке под сенью деревьев, а Влад расстелил покрывало на траве у ее ног и блаженно растянулся на нем. Их охватила непреодолимая дремота, сквозь которую доносилось пение птиц и жужжание бесчисленных насекомых. Покой. Полная гармония существования. Благодать.

После жаркого дня ночь выдалась душной. Когда, наконец, стемнело, на небо медленно, словно улитка, вползла огромная грузная луна, тревожного кроваво-красного цвета. В воздухе явно ощущался запах дыма, – не исключено, что от жары уже где-то горел лес, и дым от лесного пожара придавал луне такой вампирский оттенок. В эту ночь они оба словно сошли с ума, так неистовы и продолжительны были их ласки. Обычно Ясмин вела себя более сдержанно, и Влад решил, что таким образом на нее действует эта необычайно большая луна, ведь женщины сильнее подвержены лунному влиянию, чем мужчины. Наконец, совершенно обессиленные, они угомонились. Девушка задремала, но Влад всё никак не мог уснуть, осторожно покинул постель и спустился на веранду.

Он сел в плетеное кресло. Уже достигшая зенита луна теперь превратилась в серебристо-голубой магический шар, изливающий на сад волнующий рассеянный свет. Посвежело, с озера тянул прохладный ветерок, а по дорожкам ползли мутно-белые извилистые ленты тумана, постепенно поднимаясь вверх и накрывая легкой пеленой всё пространство. Волны лунного света преломлялись в туманной дымке причудливым образом, отчего казалось, будто сад ожил и дышит. Это был заколдованный сад, и он ощущал себя в нем околдованным принцем. В воздухе стоял сильный аромат жасмина. Его разросшиеся кусты были усыпаны белыми звездочками цветов, которые словно слегка фосфоресцировали в белёсой мгле. Переполнявшие Влада чувства вобрали в себя и этот зачарованный сад, и его отчаянную любовь, и неопределенное будущее, и чудесные белоснежные цветы жасмина. Всё это было настолько невыразимо и прекрасно, что неожиданно для себя он заплакал.

Успокоившись, мысленно пошутил над своей излишней чувствительностью и вернулся в комнату. Осторожно, чтобы не потревожить, прилег рядом с Ясмин и закрыл глаза. В полусне ощутил тончайший аромат цветов жасмина, который лился через распахнутое окно и наполнял собой всю комнату. Придвинулся к спящей девушке, вдохнул запах ее гладкой шелковистой кожи, чуть отсвечивающей в лунном свете, и, поймав чудесную жасминовую нотку ее духов, со счастливой улыбкой погрузился в сон.

Утро принесло немного долгожданной прохлады, хотя неотвратимо стремившееся к зениту солнце снова обещало изнуряющую тридцатипятиградусную жару. Влад и Ясмин, чьи молодые тела буквально фонтанировали избытком витальной энергии, долго не покидали постель, наслаждаясь каждой проведенной вместе минутой, словно отпущенное им время могло внезапно и навсегда закончиться. Не то чтобы Влад думал об этом или его мучило какое-то неопределенное предчувствие, однако каждое мгновение, проведенное рядом с Ясмин, делало его существование значимым и придавало жизни ту полноту, о какой он прежде даже не подозревал.

Завтракали на веранде. Конечно, яичницей, бутербродами и чаем. Тратить драгоценное время на приготовление пищи казалось ненужной и бессмысленной роскошью. Потом отправились на пляж, купались, загорали на горячем песке, с воплями, словно малые дети, носились по мелководью. Наконец, вдоволь накупавшись, вернулись в дом и расположились в тени на веранде. Влад с утра пребывал в состоянии эйфории, словно окруженный невидимым облаком счастья, – ведь рядом была Ясмин. Его Ясмин.

Однако настроение девушки было не столь радостным. Она молча принесла из холодильника апельсиновый сок и разлила по высоким стаканам, которые тотчас запотели и приятно холодили ладони. Легкий короткий сарафанчик с ярким орнаментом делал ее похожей на экзотический цветок. Она села в плетеное кресло и закурила длинную темную сигарету. Влад с удивлением подумал, что впервые видит, как Ясмин курит. Заметив его изумление, она нервно затянулась, выпустила струйку пахнущего ментолом дыма.

– Да, иногда я курю, – сказала она. – Когда сильно волнуюсь.

– Волнуешься? Но почему? Остался всего один экзамен, к тому же, несложный. Скоро поедем домой, успеешь еще заглянуть в конспект. Все нормально.

– Экзамен тут не причём.

– А что причём?

Влад вдруг ощутил сосущее беспокойство и постарался заглянуть ей в глаза, но она избегала его взгляда.

– Понимаешь, это семейные обстоятельства, – медленно, с трудом выговорила она. – Моего отца неожиданно назначили послом. Мы, конечно, ожидали этого, но несколько позднее.

– Здорово! Поздравляю.

– Спасибо. Разумеется, это долгожданное служебное повышение. Руководством МИДа оказано доверие, ну, и прочие дела. Но ты меня перебил, не дал договорить.

– Извини, я весь внимание.

– Назначили послом, – словно через силу продолжала она, – в Южную Америку, в Аргентину.

– Далековато. Но это же так интересно – Борхес, Кортасар, аргентинское танго… Как-нибудь слетаешь туда.

Она с грустью смотрела на него, в глазах блестели слезы.

– Все так, да не совсем, – мягко сказала она. Повисла долгая пауза. – Понимаешь… как бы тебе объяснить?.. На семейном совете было решено, что теперь я буду жить с родителями.

– Как с родителями?! То есть…

– Ну, да. После экзаменов заберу документы из университета и отправлюсь в Буэнос-Айрес.

– Нет, нет… Как же так? Значит, ты уедешь насовсем?! Но это невозможно, немыслимо – я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. Но так сложились обстоятельства. И это не обсуждается.

Она яростно смяла сигарету в пепельнице. Лицо сделалось жестким и незнакомым. Возле губ пролегли глубокие складки. Ласковые глаза пугливой газели приобрели выражение стальной уверенности в собственной правоте. Сейчас он просто не узнавал в этой девушке свою прелестную пери.

– А я, – в отчаянии спросил он. – Как же я?!

– Влад, успокойся, я же не умираю, – смягчилась она. – Будем общаться по скайпу, переписываться. Иногда я буду приезжать в Москву. Или ты вдруг ко мне в Буэнос-Айрес соберешься!

– Может, и соберусь… – он чувствовал себя убитым, раздавленным, лишенным души и сердца.

Она встала с кресла, прошла в комнату и включила музыку. «Элегия» си-бемоль, понял он.

Они безмолвно сидели на веранде, за них говорила музыка. Так вот что она имела в виду, давая мне тогда слушать «Элегию», думал он. Надеялась, что я пойму. А я ни черта не понял. Даже не задумался над тем, что слово «элегия» обозначает печальную, даже скорбную музыкальную пьесу. Вот именно, скорбную! Она же мне намекала. В их среде не принято говорить напрямую. Как же – дочь дипломата. Принцесса.

– Но мы с тобой еще увидимся до отъезда?

– Конечно. – Она подошла к его креслу, опустилась на колени, твердо посмотрела ему в глаза. – Обязательно увидимся, любимый. Не сомневайся.

Домой он вернулся совершенно потерянный. Обида, отчаяние, злость, нежность – самые противоречивые чувства одновременно боролись в его душе. Но над всем царила Любовь. И Надежда. Ведь они еще непременно встретятся.

Но остаться наедине с Ясмин ему больше не довелось. Он дожидался ее возле университета, она сдавала последний экзамен и когда, наконец, появилась в дверях, он ринулся ей навстречу. Увидев Влада, она помахала ему рукой, но тут из припаркованной поблизости машины появился ее дед, и она направилась к нему. У дверцы мерседеса чуть помедлила, глядя на Влада, а потом нырнула внутрь. Дверца захлопнулась – автомобиль тронулся с места.

Вечером он получил от нее CMC. «Лунный свет/ И моя тоска/ Переполнили небо и землю,/ Обратились/ В осеннюю ночь».