Инна вляпалась I. Кристаллы отраженные. Смертельные игры Вселенной.

– Значит нельзя не только говорить, но и думать?

– Кир, ты им много наговорил?

– Много. Они те еще провокаторы. Маша, так ты обо всем уже знала, когда на них кричала?

– Да.

Кирилл садится, обхватывая голову руками.

– Ребята, я понял! Я все понял. Я понял, что было в той страшной бабке не так!

– Да. Это была я.

– Прости, Маша.

– Кира, ты еще кого—нибудь видел?

– Нет.

– Ребята, я очень страшная?

Я приподнялась на локтях, встать еще не было сил, и посмотрела на Машу:

– Машка! Посмотри. Прядь. Вот та. Слева. Она потемнела!

– Правда?

– Сама глянь.

Маша рассматривает себя в зеркале.

– Значит, это все может вернуться обратно? Можно стать прежними? Но как? С чего она вдруг потемнела?

– Маша! Давайте порассуждаем. Если из—за ненормативнаой лексики и дурных поступков мы стареем, то по логике хорошие поступки и слова должны вернуть все на место.

– Я буду стараться, я переделаюсь, я не буду говорить и думать всякие гадости. У меня получится, Инна?

– Безусловно! Нам надо всем переделаться. Я верю – все получится!

Кирилл посмотрел в небо.

– Появляется уже кой—какая ясность! И жить хочется. Я все понял.

Маша смахнула украдкой непрошенные слезинки. Солнце припекало. Плыл тихий летний полдень. «Почему все время полдень и полдень?», – подумала я в какой—то полудреме.

Кирилл опять лег на траву.

– Интересно, сколько мне надо сделать добрых дел, чтобы стать прежним? Я с ума сойду. Где мы? Избушка на курьих ножках, жроли! Мы в большом дурдоме!

– Нет. Вы в стране Ооомм, – вдруг услышали мы.

Голос, раздавшийся за нашими спинами, заставил нас в очередной раз вздрогнуть. Это был нормальный мужской голос, но для нас – трубный глас небес. Мы резко обернулись, и вздрогнули еще раз, потому что перед нами стоял мальчик—пионер. Нет, он был без галстука, но одет… Одним словом: отличник, командир дружины, или что—то в этом духе из пионерских времен, но никак не обладатель низкого мужского голоса.

– Здравствуйте, – произнес он.

Мы переглянулись.

– Вы – нам? – нервно спросила я.

– Кроме вас здесь никого нет.

– Здравствуйте, – неуверенно и вразнобой сказали мы.

– Вы те, кто упал с неба у большой земляники?

Мы утвердительно закивали головами.

– Идите за мной.

– «Куда?» – заволновалась я.

– В наш город. Вам никто не причинит зла. Не беспокойтесь.

Все было сказано монотонно, без выражений, даже устало. И меня это как ни странно, успокоило.

–Упали не только мы! Надо найти остальных!

Маша даже подпрыгнула от беспокойства, которое не могла до конца выразить словами.

– Все уже у нас.

Маша расслабилась и вздохнула. Потом опять заволновалась.

– А почему я вдруг стала такой, ну, старой? Там, у нас, я была девочкой! Как опять…

– Вам все объяснят.

Монотонный голос заставил нас со всем смириться и замолчать. Мы понуро последовали за отличником. Прошли немного и оказались на красивой, нет, на сказочно красивой поляне. Пышные заросли разноцветных цветов и трав создавали необычайную волшебную гамму песни радости. Правда, скрупулезно рассмотреть ее не удалось. Мальчик подошел к нам, раскинул руки, как будто собираясь нас обнять, и мы оказались зажатыми в каком—то невидимом коконе, но ничего не успели: ни рассердиться, ни запротестовать, ни тем более испугаться, как очутились перед деревянным с витиеватой вязью забором. «Пионер» разжал объятия, и невидимый кокон исчез. Ворота открылись и захлопнулись где—то за нами. Мы оказались перед группой таких же «пионеров». Впереди всех стояла девочка лет двенадцати, она казалась лидером этой группы. У мальчиков, которые ее окружали, лет десяти, были очень важные лица. Я обратилась к ней:

– А можно увидеть кого—нибудь постарше?

– Старшая здесь я. Меня зовут Василиса.

– Премудрая? – съехидничал Кирилл.

– Да.

– «Извините, но смеяться нет ни сил, ни желания», – произнесла я устало.