Черный лебедь

Глеб примирительно поцеловал руку и потянулся за второй, намереваясь лаской сгладить остроту момента. Однако Нина вырвала ее и отодвинулась, гордо вскинув подбородок. Выбранная тактика оказалась не самой лучшей, как выяснилось впоследствии, но тогда она выглядела как единственно правильное решение, возможность раз и навсегда разрешить вопрос о ее роли в его жизни.

– Глеб! Как это прикажешь понимать?! Ты же сказал, что у тебя на работе нет ничего серьезного! Что ты свободен! И сейчас ты хватаешься за первое попавшееся предложение, лишь бы не лететь со мной?!

Глеб напрягся. Видно было слова попадали прямо в точку, и от того ему становилось неуютно, чувство стыда заставило опустить взгляд и попытаться ласками утихомирить эту волну праведного гнева. Но тут Нине, как говорят, шлея под хвост попала, и ее понесло. Пользуясь случаем, выпрыгивали на свет все обиды, все претензии, ранее тщательно скрываемые под непроницаемой улыбкой.

– Ты меня ни во что не ставишь! Ты меня не ценишь! Я для тебя пустое место! Просто удобный вариант! У тебя никогда на меня нет времени! Ты никогда не делаешь того, о чем я прошу! Ты черствый, неблагодарный фараон! Да если я только захочу, за мной толпы богатых поклонников выстроятся!

Штольцев дернулся, будто ему залепили пощечину. Не сказав ни слова, он встал, так же молча оделся, и только по заходившим желвакам можно было понять, насколько он взбешен.

Достав из барсетки связку ключей, он отстегнул один и, аккуратно положив его на стильный комод, процедил:

– Удачи! А я, как ты знаешь, не люблю стоять в очереди.

И, не оборачиваясь, вышел.

Конечно, они ссорились и раньше, но сейчас она задела его за живое. Он не любит стоять в очереди…

Много лет назад, когда нынешний брутальный Штольцев был безусым лейтенантиком, они начали встречаться. Случайно пролитый кофе положил начало трепетному роману. Юная Нинель, как называл ее исключительно Глеб, студентка экономического факультета, была очарована правильным, честным и искренним молодым человеком, идеалистом и борцом за справедливость. Он представлял резкий контраст всем ее знакомым по институту, которые в уме складывали десятизначные цифры и присматривали себе девушек с приданым. Приданое Нины же заключалось в ее остром уме, смазливой мордашке и умении преподнести себя в лучшем виде.

И когда она, желая подразнить своего жениха, сказала, что ей оказывает недвусмысленные знаки внимания профессор, декан факультета, она получила совершенно неожиданную реакцию.

Вместо того, чтобы начать бороться за нее с удвоенным рвением, Глеб, как и сейчас, развернулся и ушел, сказав, что бросать перчатку пожилому человеку не спортивно. А терпеливо ждать, пока Нина придет на свидание после рандеву с папиком, тоже в его представление об отношениях не вписывалось.

Нельзя сказать, что девушка сильно огорчилась. Машина, большая квартира, дача, солидное положение казались тогда более весомыми аргументами для того, чтобы не бежать вслед за романтичным Глебом.

Любовью сыт не будешь. И она довела ухаживания профессора до логического завершения в виде обручального кольца. Первое время была довольна, потому что блеск золота на безымянном пальце вызывал неприкрытую зависть у большей половины студенток.

Однако первоначальная эйфория от головокружительной постельной карьеры вскоре прошла, потому что воспоминания о поцелуях молодого, горячего мужчины заставляли все чаще критично рассматривать дряблый животик мужа.

И Нинель решила совместить полезное с приятным. Она стала искать встреч с Глебом под самыми благовидными предлогами, выглядела грустной, старательно намекая на гнетущую ее тайну. Пока однажды, со слезами на глазах не объявила ему, что это он виноват в ее незавидном положении.

– Глеб, неужели ты забыл меня? Ты же говорил, что любишь? Разве ты не понимаешь, что я вышла замуж от отчаяния. Своим поступком ты показал, что не любишь меня. А я была горда и не побежала за тобой, – Нина с неподражаемой дрожью в голосе словно исповедовалась перед ним. Темно-карие, почти черные очи в обрамлении густых ресниц, как редкие черные бриллианты, сверкали в огранке слезинок. Положив руки ему на грудь, она приблизила лицо на расстояние поцелуя. Ее горячее дыхание опаляло и заставляло мужчину судорожно сглатывать слюну, нервно сжимать кулаки, отчаянно борясь с желанием заключить ее в объятия и овладеть ею чуть ли не на месте. Однако тело не было гегемоном, поэтому он нашел в себе силы отстраниться и глухо сказать:

– Если я правильно тебя понял, ты предлагаешь мне пользоваться объедками с барского стола?

Нина хотела взорваться, услышав, что ее сравнивают с объедками, но тут же взяла себя в руки и, опустив взор, выдержав мхатовскую паузу, тихо ответила:

– Прости, я была моложе и глупей. Я поступила, как в поговорке «Назло маме отморожу уши». Сразу же поняла, что совершила роковую ошибку, но было слишком поздно. Я хочу лишь иногда встречаться с тобой, говорить с тобой, держать тебя за руку. На большее я не смею рассчитывать.

Льдинки в глазах Штольцева не исчезли, но сердце начало оттаивать.

– Нинель…. Нина,– поправился он, спохватившись. – Я так не могу. Ты чужая жена, и поэтому не может быть и речи о встречах. Я не смогу делить тебя. Это унизительно.

Он развернулся и собрался уходить.

– Ради тебя я разведусь! – твердо сказала Нина и с удовлетворением увидела блеснувшие искорки радости на лице Глеба. – Я разведусь, потому что не могу без тебя.

И она развелась довольно скоро, на некоторое время привязав Глеба к себе стальным канатом чувства вины – ведь он уверовал, что действительно не оставил ей выбора, уйдя из ее жизни тогда и сейчас разрушая ее брак.

Он и не подозревал, что на самом деле, только подтолкнул Нину к тому, чего она уже страстно хотела. Пообещав приятельнице вознаграждение за попытку соблазнения мужа, она, как по нотам, разыграла оскорбленное достоинство. Застигнутый врасплох в кабинете с девицей, которая пришла якобы по делу, но вместо дела стащила с себя платье, тот был убит чувством вины. Поэтому даже не сопротивлялся, когда жена потребовала развод и раздел имущества….

Сейчас эта история словно в презентации яркими кадрами всплывала в ее памяти. Нужно срочно принимать меры, потому что Штольцев слов на ветер не бросает. Пока он не окунулся по уши в новое дело, необходимо его вернуть и желательно снова с чувством вины.

Она потянулась к полке, где стояла недавно купленная для общего развития книга Литвака, непревзойденного гуру манипуляции. Пролистывая страницу за страницей, она лихорадочно искала ключ управления Глебом.

О! Вот оно! Амортизационные письма!

Они позволяют вернуть любимого, друга, партнера, сыграв на тонких струнах его эгоизма собственную мелодию.

Так… с чего начинается? «Ты правильно сделал, что ушел/накричал/побил меня». Нина карандашом подчеркнула нужные строки. Конечно, правильно! Каждый человек хочет быть правым – а мы и не спорим… «Дальше подтверждаем эту правильность поступка перечислением негативных качеств пишущего. Тем самым идет соглашение автора письма с поступками адресата». Конечно – она эгоистичная, навязчивая… – но все это от безмерной любви.

И ключевое – «Пишу тебе не для того, чтобы ты вернулся, а поблагодарить…» за счастье, за прекрасные минуты, за рекомендации, за то, что старался сделать как лучше и т.д. Человека ни к чему не обязывают, но подчеркивают его значимость».

«Время лечит, но пока мне трудно без тебя». Слово «пока» является ключевым, так как говорит о том, что нынешнее состояние имеет временную характеристику. Перечисляем то, как именно адресат будет помогать автору письма отвыкать от него: «не будем видеться», «будем общаться лишь по рабочим вопросам» и т.д. И заключительная просьба в виде: «Скажи мне, пожалуйста, какие качества мне нужно в себе развить и от каких избавиться, чтобы в будущем понравиться такому мужчине/женщине/человеку, как ты».

Эту часть Нина решительно отвергла, ибо она акцентирует внимание на том, что в дальнейшем такого человека, как адресат, будут любить и ценить. Это с Глебом не пройдет – здесь нужно подчеркнуть, что никто и никогда его не сможет заменить.

И через полчаса трогательное письмо с признанием собственных недостатков, появившихся исключительно от любви к такому мужественному, честному и правильному мужчине, с благодарностью за месяцы счастья, кажущиеся теперь мгновениями, и отказом от всяких претензий было готово. Желательно, конечно, было бы его написать на бумаге и отвезти Глебу на квартиру, благо ключ имелся. Но, видать, у него дело срочное, а если еще и связанное с командировкой, то неизвестно, когда он там появится. Поэтому Нина решила действовать по принципу «Куй железо, не отходя от кассы» и отправила ему проникновенную смс-ку.

*****

– Ничего не знаю, – ответил Рогозин на вопрос друга, наливая в рюмки коньяк – лучшее средство снять ненужное беспокойство, а то и расстройство. – Глеб, даже если она кого-то убила, я прошу тебя, не откажи. Они прилетают завтра. Заказчик, как пуганая ворона, которая куста боится, по телефону не стал называть аэропорт, обозначил только, что утром. Потом перезвонит. Встретишь на такси, чтоб свою машину не светить, и отвезешь барышню в Кинешму. Помнишь, там есть секретная квартира на окраине, Волга рядом. Так что совместишь полезное с приятным.

Они выпили еще по одной, закусив прозрачными яркими дольками лимона. Глеб откинулся на спинку стула. Злость от ссоры с Ниной немного потеряла свою остроту. И черт с ней! Пусть со своей очередью разбирается.

Друзьям нечасто удавалось посидеть вдвоем, поговорить «за жизнь». И теперь, втравив друга в неизвестную авантюру, Рогозин получил возможность немного побыть в его обществе.

Однако не тут-то было. Взвыла сирена, возвестившая, что на телефон Глеба пришла смс-ка. Огражденный от получения всяких рассылок и рекламных сообщений, он мог быть уверен, что это что-то важное.

Нина. Штольцев сердито сузил глаза и убрал телефон.

– Вы что, поругались? – Рогозин обычно не лез в душу, но сейчас душевное равновесие друга было гарантом успеха мероприятия.

Не желая развивать эту тему, Глеб предложил выпить еще.

– Ну, ты хоть посмотри, что написала-то. Может, уже женишься? Что ж мне одному такой крест тащить? – говоря это, Рогозин сильно лукавил. Его жена была тихой надежной гаванью.

Раздираемый противоречивыми чувствами, Глеб все-таки снова достал телефон.

«Дорогой мой и единственный Штольцев!

Прости мою навязчивость, прости мою нетерпеливость, но я всего лишь женщина. Женщина, которая живет тобой, дышит тобой, счастлива от одной лишь мысли, что иногда может обнять тебя, поцеловать, подарить свою любовь.

Я понимаю, что тебе есть за что меня упрекнуть. Но ты этого не делаешь, ты великодушен. Ты настоящий мужчина, которых так мало. Я восхищаюсь тобой, твоей мужественностью и преданным служением делу.

Ты любишь свободу, я не буду больше посягать на нее, обещаю. Мне, конечно, очень жаль, что более близкие отношения ты считаешь клеткой. Но это твое право. Я буду благодарна за то время, которое ты сможешь мне уделить, как я благодарю Бога за каждый миг, проведенный с тобой.

Я пойму и не буду держать на тебя зла, если ты окончательно оставишь меня. Поступай так, как считаешь нужным. Ни слова упрека от меня ты не услышишь.