Чужая жена

– Ну баб Катя! Толкаете на преступление. Я ж только пробку понюхаю и даже врагу все секреты Родины выдам!

– От умничка!

В пакете оказался самый настоящий «Бейлис», который я несколько раз пробовала. И, в конце концов, надо снять как-то стресс.

И мы с бабой Катей стали настоящими собутыльниками, вернее, собутыльницами.

Вкусный, похожий на растаявший пломбир с градусами, ликер мягко обволакивал гортань, согревая ее и автоматически отвлекая внимание от всех проблем.

После первой порции я уже улыбалась, а со второй наступила та стадия, когда я готова выболтать все государственные тайны. Собственно, и не тайны, а то, что обычно хранилось за семью печатями. Мне с головой хватало проблем сегодняшних, чтоб не лезть во вчерашний день, где ничего не исправишь.

– Аленочка, прости, что лезу не в свое дело, но душа болит за тебя. Я ж вижу, мучаешься ты с Ромкой. Он трутень, лишний раз не переломится деньги в семью заработать, а ты, как белка в колесе, свету белого не видишь. Я понимаю, мать-инвалида не бросишь, но то одну ее тянуть, а то еще и этого. Уже нашла б себе мужика стоящего. Ты красавица, а годы –то идут. Не успеешь оглянуться, и уже сороковник.

– Баб Кать. Ушла бы. Да идти –то некуда. Маме, когда она в аварию попала, срочно нужны были деньги. На операцию, реабилитацию, лекарства, сиделку, пока я на работе. А я в своей музыкалке гроши зарабатывала. У Ромки таких денег тоже не было. К тому же мотаться два раза в день на другой конец города тоже не радовало. Я приезжала уже выжатая. Вот мы и решили, мамину квартиру продать, а ее забрать к себе. Так что я к нему теперь привязана крепче канатов. Квартира-то его.

ГЛАВА 2

– Женушка, а побалуй-ка нас сегодня своим фирменным тортиком!

На удивление жизнерадостный муж жестом фокусника вытащил из своей деловой сумки, которая с тоской вспоминала лучшие времена, зеленую купюру. Целую тысячу рублей. Черт, как хотелось съязвить: «Что, жестянки из-под пива в цветмет сдал?» Но что вы, что вы?!Естественно, наш принц еще до такого не докатился. Откуда деньги? Но я правильная жена, которая и в горе, и в радости, и такого никогда не скажу. Тем более, что повязаны мы квартирным вопросом намертво. Следовательно, чтобы жизнь совсем не превратилась в кошмар, нужно просто соблюдать вежливый нейтралитет.

– Ты заработал деньги? – старательно прячу удивление.

– Да! Щедрая бабулька оказалась, плюс выезд на дом. За пустяковый вопрос тысячу получил.

– Молодец, еще добавлю и на квартплату хватит.

– Нет, Аленка, сегодня мы гуляем! Поэтому нужен тортик. Салатики там. Мясо запеки по-французски.

Я устало посмотрела на него. Ну дурачок как есть! Я ему утром сказала, что лишилась работы, а он на тысячу пир надеется устроить.

– Мясо у нас не по-французски, а по-флотски, с макаронами, и то, после того, как я это мясо сварю в борще. Ром, не впадай, пожалуйста, в детство, мне реально не до глупостей.

– Аленка! Ты не поняла! К нам сегодня Строгов придет! С элитной выпивкой и икрой! Ну и если не зажлобится, то еще деликатесов принесет, чтоб показать, какой он крутой. Поэтому мы должны показать, что у нас и без деликатесов круче, чем у него. Ведь у меня есть ты! Моя Аленушка! Мое сокровище!

Мне показалось, что вся кровь прихлынула к голове, пульсируя адской болью. Отказываясь верить в услышанное, я попыталась говорить спокойно, однако от стресса горло перехватил мучительный спазм, и я едва слышно прохрипела:

– Что ты сказал?!

– Я пригласил Строгова. А что? Он не обижается, что я женился на тебе! Он сам сказал – прошлое должно оставаться в прошлом, и мы ни о чем таком говорить не будем.

– Рома, ты дебил?! – мое ангельское терпение, которому позавидовали бы жены декабристов, лопнуло, как воздушный шар, напоровшийся на ветку. Я не употребляла таких слов, но сейчас готова была полностью перейти на лексикон сапожников, строителей и портовых грузчиков. Словно в ознобе, меня начала колотить дрожь. – Нет! Рома, это не вопрос! Ты дебил! Ты хоть понимаешь, что ты наделал?! Нет?! Да, мало сейчас осталось таких настоящих, чистопородных идиотов, как ты!

Я схватила стакан воды, вылила туда чуть ли не полпузырька валерьянки и попыталась выпить. Однако удалось это не с первого раза – зубы клацали о стекло, как от лютого холода.

– Куда ты его пригласил?! На нашу кухню? С отбитым кафелем, который я никак не допрошусь тебя приклеить? С некрашеным потолком с облупившейся краской? В прихожую, с обоями, поклеенными сразу после свадьбы? Сука! Чем ты его хочешь удивить?!

– Алена! Ты как можешь на мужа кричать?! Да еще и матом ругаться! Прекрати немедленно! – мама, всегда нюхом угадывавшая напряженный момент, стуча костылями, нарисовалась в проеме кухни.

– Это не маты, но мне кажется, что вы меня доведете до крайности! Ты хоть знаешь, что твой любимый зять учудил?! – в отчаянии выкрикнула я.

– Что бы он не учудил, он мужчина. И на него нельзя кричать! Он мне за всю жизнь слова плохого не сказал, и мамой называет, – мама включила свою любимую пластинку, щедро посыпая солью мою душевную рану.

– Звони немедленно, скажи, что мы не можем принять, мама заболела, – я кинула мстительный взгляд на свою «заботливую» родительницу, наплевав на то, что сейчас «начнется».

– Я не могу позвонить, я не спрашивал телефон. Просто сказал ему адрес и все.

Женщины, когда им тяжело, плачут, у меня даже слез не было. Я обессиленно опустилась на видавший виды табурет.

– Рома, зачем ты это сделал? Скажи мне, зачем? Ты хоть понимаешь, где он, и где мы? Человек, не глядя, купивший завод, придет на нашу кухню? И мы будем рассказывать, почему мы так живем? Что куча денег уходит на лекарство маме?! Вторая куча – на кредит в банке за твою гениальную идею, которая вернет нам благосостояние? Ты хоть знаешь, как он со мной разговаривал?! – невольно опять в моем голосе сорвались истеричные нотки.

– Он тебя оскорбил?! – мой неконфликтный муж – конформист чуть ли не встал в бойцовскую стойку, пытаясь изобразить защитника. – Да я ему…

Я машинально прикрыла лицо рукой, чтоб не видеть откровенной глупости, которая сейчас вылезает из мужа. Его «Да я его» было просто смехотворно. Много лет назад Сава одной левой мог навалять ему. А сейчас так тем более.

Где-то в области сердца закололо так, что я несколько секунд не могла вдохнуть как следует, только крошечными порциями осторожно втягивала воздух. До сих пор у меня коленки трясутся, когда вспоминаю сегодняшнее утро.

Я чуть не сползла по стенке, увидев, кто нас купил и кто собирается увольнять. Не могла поверить своим глазам, но пришлось, потому что сердце ухнулось в пятки, задергалось там очумевшим зайцем и кое-как вернулось на место, обливаясь кровью. Только один человек мог дать такую встряску моему телу. Савелий. Моя горькая любовь. Моя боль и мое короткое счастье.

Теперь он чужой, равнодушный, заматеревший в своей мужественной красоте. Уверенный и холодный. Короткие темно-каштановые волосы, легкая небрежная небритость, усиливающая впечатление властности, правильные черты лица, жесткие губы. Вспомнив, как они могут обжигать поцелуем, я снова еле усмирила сердце, но шум в ушах никак не проходил.

А самое больное, унизительное, от чего хотелось провалиться сквозь землю – это то, что он меня не узнал. Скользнул равнодушным взглядом, как по старой мебели – и не узнал. Проглотив непрошенные слезы, я все –таки осмелилась обратить на себя внимание, правда, не знаю, зачем. Чтоб еще раз убедиться, что я для него пустое место?! Потрепанная жизнью, облинялая бледная моль? Серая мышка?

А чего стоил наш диалог напоследок? От моих щек спички зажигать можно было. Он, как жрец – вуду, втыкал раскаленные иголки в мои больные места. В то, о чем я запретила себе думать. Женское счастье, дети, благополучие. Как садист, он разворотил мою душу и пренебрежительно практически выставил из кабинета. «Я никого не задерживаю» и снова уткнулся в бумаги.

Если у унижения есть шкала деления, то я испытала максимальную. Просто невозможную, запредельную степень унижения. Я для него пустое место, с которым он поговорил из вежливости.

Господи, как же пережить это? Мужчина, от прикосновения которого раньше превращалась один трепещущий комочек счастья, сейчас стал не просто чужим. Он стал чужим и придет не просто так. Есть люди, которые никогда и ни в чем не признают своей неправоты. И будут доказывать другим, что это они виноваты. И Сава из их числа…Не может простить, что я не побежала за ним, как собачка, не стала умолять, чтоб не бросал. Не ожидал, что я возьму и выйду замуж вместо того, чтоб безнадежно тосковать, преданно ждать и ронять слезы у окошка.

Хотя почему не может простить? Скорей всего он и думать обо мне забыл, а сейчас просто хочет потешить свое самолюбие, убедиться, что я без него загибаюсь. Царь, просто Царь, и все за счастье почтут облобызать ему пятки!

Злые слезы уже закипали на глазах. Черта с два, Строгов! Ты не увидишь меня несчастной! У меня есть муж, что по нынешним временам почти роскошь. Не пьет, не бьет, по бабам не бегает – да я просто счастливый билетик вытащила! Да нет! Сука! Это же джекпот просто!

Я выскочила из-за стола и метнулась в ванную. По доброй традиции всех истеричек, открыла воду на всю, наплевав на безжалостный счетчик, и заревела. Отчаянно, по-бабьи. Понимая, что один поцелуй Строгова дороже и заветного колечка, и пышной свадьбы, которую в прессе освещали, и тех пары лет, когда я искреннее верила в то, что стерпится, слюбится.

Ничего не стерпится! Не слюбится! И тоска по единственному мужчине, рядом с которым забываешь обо всем, тоже никуда не денется!

Я захлебывалась горькими слезами, которые долго держала в узде. С ними выплескивалась вся накопившаяся боль, вся тоска, вся безнадега, опустошая душу, обнуляя ее. У каждого свой путь.

Наревевшись вдоволь, я умылась и посмотрела в зеркало. Взгляд затравленного зверя. Одинокого и глубоко несчастного. Но я не имею права это ему показать. Ни… за…что!

План действий, сначала очень расплывчатый, стал вырисовываться все четче и четче. Еще бы! Его подогревала адская, кипящая смесь обиды и злости!

Словно ведьма на метле, я вылетела в прихожую.

– Рома! Отправляйся к своей Зинаиде Сергеевне, возьми столик раскладной и три плетеных кресла. Что?! – от недоуменного взгляда мужа меня чуть не закоротило. – Обратно возьмешь такси. Нарвешь ромашек у нее, стебельки сантиметров двадцать чтоб были. Штук пятнадцать. Давай быстрей, ты мне еще помогать будешь.

Так. Теперь с угощением. Свой фирменный торт я не успею сделать, иначе даже голову помыть не удастся. «Птичье молоко» с лимонной цедрой вполне пойдет. Шоколадка есть, за маслом и лимоном сейчас сбегаю. Сделаю овощную нарезку. Благо, рыночек не разогнали – старушки с зеленью свежей есть. Сава от кинзы фанатеет. Куплю. Запеку пельмени в горшочках…Он их тоже любит. Бокалы есть, салфетки…