Дюймовочка с тайной

Этого просто не может быть! Пусть я имею не идеальную мать… Но оставить ребенка в роддоме?! В голове просто не укладывалось. Нет, умом я понимала, что Курту мама не нужна «с приплодом». Но зачем ей Курт, если для этого придется пожертвовать ребенком. Девочкой, между прочим. Как и я. Моей сестрой…

Я представила, как эта маленькая беззащитная крошка остается одна, никому не нужная, с клеймом «отказник», и горло сдавило спазмом.

– Как ты можешь?! – хрипло выдавила я. – Ты же не кукушка!

Хотя о чем это я? Если б не бабушка, то и я осталась бы в роддоме.

– Так и могу! – резко ответила мать, сбросив скорбно-виноватую маску. – Этой мой единственный шанс! Впрыгнуть в последний вагон!

– Мам, ну это же…предательство! Настоящее преступление! – я не знала, какие еще подобрать слова, чтоб удержать ее от чудовищного поступка.

– Преступление? Ну тогда ты тоже соучастница. Будешь знать, что твоя родная сестра в детдоме и жить с этим, – припечатала родительница, окончательно смяв мою способность адекватно реагировать. Я растерялась, потому что чувство чужой вины придавило бетонной плитой, будто я сама предательница.

– Вот ты осуждаешь меня. А если ты такая правильная, не дай пропасть сестренке…

Я непонимающе уставилась на нее.

– Как я могу повлиять на тебя?

– Никак. Но мы можем оформить малышку на тебя. Тебе ж уже восемнадцать есть. И девочка не попадет в детдом. Я знаю, как это сделать. Буду помогать, чем смогу, – мама говорила убедительно, веско, а я только хлопала глазами.

– То есть ты хочешь, чтобы я стала матерью твоей дочери? – наконец до меня дошло, чего от меня хотят.

– Ну формально да. Ведь если я запишу ее на себя и уеду к Курту, то опека заберет девочку. А так – ты молодая мать. Жилье есть. Не прикопаешься. Пособие оформишь как мать- одиночка.

Мое будущее, которое казалось радужным и наполненным яркими событиями, вдруг превратилось в хрустальный замок. И сейчас он угрожающе зашатался. Еще мгновение, и полетят вниз хрупкие башенки, стены пойдут трещинами, и он рухнет, больно раня острыми осколками мою душу. И я предпринимаю попытку удержать его, не дать рассыпаться

– Я не могу! Геннадий Ильич сказал, что у меня есть все шансы поступить в академию Вагановой…

Глава 9

А сейчас мой хвостик, мой сладкий Одуванчик мирно сопит в своей кроватке. Спасибо, Нинусику, отпускает меня «на заработки», а малышка спокойно с ней остается, благо и живем мы втроем.

Я не устаю благодарить Судьбу за то, что она послала мне такую подругу. Мы учились вместе в хореографическом и обе мечтали о большой сцене. И если мне было относительно легко, то Нина фанатично, как носорог, шла к своей цели. Она не была тростинкой, и глотая слезы, давилась яблоками, чтоб не набрать лишние килограммы. Чуть ли не до обморока отрабатывала технику. Доходило до нервных срывов.

– Таська! Вот только представь! Афиши в Большом или Мариинке: Балет «Лебединое озеро». Одетта – Одилия- Нинель Звездная. Да?! А что, не выходить же мне на сцену под фамилией Левченко?!

– Да, Звезда моя! – поддакивала я, хотя мы обе знали, что на ее счет говорили преподаватели. Но она верила в себя, и у меня не хватало духу остудить ее горячее желание.

После получения диплома наши пути разошлись, и мы на некоторое время потеряли друг друга. Нина не появлялась в моей жизни, и я поняла позже, почему. Она была уверена, что я, как и говорил наш наставник, уже танцую сольные партии, и не хотела лишний раз почувствовать себя неудачницей.

Ее не взяли не только в Большой и Мариинку. В областном центре места в танцевальных коллективах были заняты. Даже в нашем маленьком городишке, откуда мы обе родом, она смогла устроиться только руководителем хореографического кружка.

Потом она переосмыслила ценности и приняла реальность такой, какая она есть. И удача ей улыбнулась.

Родного дядю пригласили в этот отель шеф-поваром, а он в свою очередь пристроил племяшку в аниматоры.

Не большая сцена, но тоже всегда в центре внимания. Как и настоящая артистка, должна улыбаться и дарить окружающим хорошее настроение. Плюс неплохая зарплата и круглогодично – море. К тому же можно не бояться съесть лишнее. Девушке-аниматору не нужно иметь строгие балетные пятьдесят килограммов. Главное, быть в хорошей физической форме.

Однажды, приехав навестить родителей, она узнала, что со мной приключилось. Разыскала. И ее счастливая звезда улыбнулась и мне. Одна из девочек в команде собралась замуж, поэтому образовалась вакансия. Дядя поговорил с управляющим, и меня взяли. Вернее, нас с Дуняшкой.

Пока я развлекала гостей, она, как переходящее знамя, кочевала от одной воспитательницы в детской комнате к другой. Они обе, Даша и Катя, на нее молились, потому что моя кроха сама была прирожденным аниматором.

У многих родителей возникали проблемы – детишки не хотели оставаться без них.

Мой Одуванчик подходит к капризуле и, сверкая ямочками, улыбается.

– Чево ревешь?! Пошли играть!

И рыдающий ребенок идет за ней, как бычок на веревочке.

Вот оно, мое сокровище. Моя радость.

Слезы высохли, и я пошла в номер.

Думала, как всегда, рухну на кровать и продрыхну без задних ног до тех пор, пока моя кроха не притопает ко мне и не влезет под одеяло, щекоча мои ребра.

– Петушок зарю пропел! Вставай!

Однако сегодня все пошло не так. Разговор с Максом разбередил душу, и наружу, словно в море сор и грязная пена после шторма, всплыла вся муть, вся боль, которую я старалась забыть.

Быстренько сполоснувшись под душем, я нырнула в кровать и поняла, что сна ни в одном глазу.

Услужливая память будто попыталась уничтожить, забить плохими воспоминаниями сегодняшнее мини-свидание и ощущение парения. Прошлое, словно кровожадный паук, не хотело отпускать…

"– Мама, я не могу! Геннадий Ильич сказал, что у меня есть все шансы попасть в академию Вагановой и потом в труппу Мариинки! – замирая от ужаса, я привела последний аргумент, который железно должен был удержать мать от ее аморального, омерзительного поступка.

– Тая! Будет у тебя еще твое Ваганьково, никуда не убежит. А Курт долго ждать не будет. У нас пол-России одиноких баб!

– Ваганьковское – это кладбище. А академия Агриппины Вагановой – это лучшая балетная школа, – отрешенно поправила я, все еще надеясь, что произойдет чудо и мать отступится от своего решения. Но чуда не произошло.

– Да какая разница! – раздраженно отмахнулась родительница. – Я вот тянула тебя все эти годы и молчала. Хотя что это за профессия? Ты знаешь, сколько у балерин заболеваний профессиональных? А ноги, сбитые в кровь и кровавые мозоли на пальцах? А постоянное полуголодное существование?

Я с изумлением посмотрела на мать.

– Мам, а ничего, что я уже как бы не только в курсе, но и мозоли эти самые имею?

– Тем более! Сначала будешь танцевать, карьеру делать, а потом не заметишь, как и рожать уже будет поздно, и замуж выходить! – упорно гнула она свою линию. Было понятно, что пытаться ее переубедить не стоит. Она уже все решила для себя и теперь просто создает видимость диалога и заботливой мамаши.