Хочу проснуться!

Однако долго размышлять над этим я не мог – от голода лапы подгибались и гудело в голове. Надо было найти еду.

Потянув носом, я учуял слабый запах сыра, и тут же рот так набился слюной, что она даже потекла струйкой из пасти и запузырилась на губах. Вот он, рефлекс Павлова в действии! Вытерев морду лапами, я снова высунул голову в окно и, не увидев и не услышав ничего подозрительного, выбрался наружу. Прижимаясь к промёрзшему асфальту, я покрутил головой и, опять поймав струйку сырного запаха, потащился за ней. К счастью, это было как раз в нужном мне направлении и совсем близко. Усиливавшийся запах привёл меня к мусорной урне, возле которой валялась коробка от пиццы. В голове мелькнуло, что я, человек… ну ладно, сейчас не человек, а кот, но всё равно с высшим образованием, буду за кем-то доедать кусок пиццы, который, судя по запаху, явно там есть. От этой мысли мне стало так стыдно, что я даже оглянулся – не видит ли меня кто из знакомых. Стала зарождаться мысль гордо удалиться, но благоразумие взяло верх, напомнив, что у меня уже нет ни работы, ни дома, ни денег и даже кармана, где они могли бы лежать. Поэтому я без особо длинных уговоров открыл носом коробку и с наслаждением впился зубами в холодную осьмушку «Маргариты».

Вылизав коробку, я почувствовал облегчение и… замурчал!

В желудке заметно потяжелело и мир сразу стал казаться не таким жестоким. Теперь надо было добраться до своего дома, и кто знает – если я усну под дверью своей квартиры – может, я потом проснусь в ней, а не под ней?

До нашего двора оставалось уже недалеко.

Немного осмелев, я перестал прижимался к земле, а побежал лёгкой трусцой, ловко огибая редких прохожих. Когда передо мной замаячил проход в наш двор, я возомнил себя победителем злого рока. Мой хвост вдруг взлетел вверх, словно флагшток, и я горделиво вошёл во двор.

Сосредоточившись на определении своего подъезда, я не обратил внимания на трёх мальчишек, кидавших твёрдые, как камни, снежки по жестянкам из-под пива. Если кого-то смутило, откуда я знаю, что снежные комья были твёрдыми, я отвечу: как только мальчишки заметили меня, они тут же все разом выбрали меня, как новую мишень.

Первый удар пришёлся в бедро, второй просвистел прямо над ухом, слегка задев его кончик, а третий попал по хвосту.

Из моей груди вырвался отчаянный крик, что лишь подзадорило мальчишек. Прихрамывая, я рванул под лавочку у подъезда, но следующий снежный ком нашёл меня и там. Дальше бежать было некуда, да и лапа сильно болела. Пока я лихорадочно соображал, что делать, дверь подъезда распахнулась, выпуская пожилую соседку с мусорным ведром, живущую надо мной.

Быстро оценив ситуацию, пенсионерка грозно гаркнула на мальчишек, обратившись к некоторым по имени, и пригрозила за уши отвести к родителям. Мои обидчики кинулись в рассыпную, а я к бабе Тосе.

– Бедненький, потерялся? – склонилась надо мной сердобольная старушка, но дверь не открыла, даже когда я стал скрестись в неё, давая понять, что мне надо вовнутрь.

– Э нет, милок, тут жди, пока за тобой хозяева придут. Ты ведь точно не из нашего подъезда! У нас котов никто не держит, только собак! – Соседка бесцеремонно отпихнула меня ногой от двери и пошла выкидывать мусор.

Не удалось мне проскочить мимо неё и тогда, когда она возвращалась.

Я забился в угол дверного проёма и, сжавшись в комок, замер в ожидании следующего удобного случая.

Ждать пришлось долго.

Тело затекло, подраненная нога онемела и сильно ныла.

Снова начали донимать голод и холод, но, как назло, никто не входил и не выходил.

Ночь накрыла двор.

Стало заметно подмерзать.

Чтобы глаза не резало холодными порывами ветра, я зажмурился и невольно задремал, из-за чего чуть не упустил сильно подвыпившего жильца.

Если бы у него не выпали из рук ключи, звякнувшие прямо у меня под носом, я бы, наверное, так и замёрз под дверью. Не зная, проклинать судьбу или благодарить, я шмыгнул в появившуюся щель и из последних сил рванул к лестнице.

Где-то на полпути я понял, что до своего седьмого этажа не доберусь и обессиленный свалился кому-то на коврик. Силы опустили меня, и я отрубился.

Очнулся я оттого, что о меня споткнулись. Вернее, что споткнулись, я понял позже. А в тот момент меня просто ударило в бок, кто-то ойкнул, и приятный девичий голос произнёс:

– Господи, а это ещё что такое? Киса, ты живая? – и меня ткнули рукой в вязанной варежке, пахнувшей шерстью, лёгкими духами и уютом.

Я приоткрыл глаза, но поднять голову не смог. Вот уж не думал, что голод и холод могут так высасывать силы.

– Бедняжка, да ты совсем продрогла! – меня снова ткнули варежкой, но уже нежно.

Неподалёку хлопнула дверь, и крикливый женский голос неприятно резанул слух:

– Ленка, ты что, сдурела? Не тронь кошку! Вдруг она больная или блохастая?

– Даже если блохастая, так что, пусть умирает у меня под дверью? – та, которую назвали Ленкой, бережно подняла меня и прижала к себе. Мне сразу стало теплее, но даже не от её варежек или стёганного пальто, а от слов. Ещё не видя своей спасительницы, я уже полюбил её всем сердцем и потому тихо замурлыкал. Меня даже не царапнуло, что я был назван кошкой.