Битва над бездной

– So, there was no need for much teaching.

– Of course, if he was born here, – хихикнул Марк, – They just had to check him well[7 - – То есть как отравился, надеюсь, это не серьезно?– Уличными пирожками.– Не знаешь, врачу показывался?– Он не говорил, и я не спрашивал.– А надо было, ты же понимаешь, что теперь он не станет ни есть, ни пить.– Может, вариант с соком? Мы так тоже делаем.– Надо было заранее предусмотреть все варианты. Гюнтер, а это не навредит ему сильно? Нам он нужен здоровый.– Только чуточку, но со временем пройдет.– Буянить не будет?– Что вы, будет паинькой.– Тогда готовь свой сок, пока он не вышел. А что значит, будет паинькой?– Будет ласковым.– Вот как? Тогда, если не секрет, скажи, где учился, что так глубоко знаешь русский?– Так я родился и жил в Казахстане.– То есть тебя особо и учить не надо было.– Конечно, если он родился здесь, его надо было только особо проверять.].

– Прекрати, Марк, паясничать, – сухо уже на русском произнес Моисеенко и, взяв его под руку, зашагал к арке, условно отделявшей комнату от прихожей и туалета, чтобы перехватить Эди, когда тот будет возвращаться к столу.

– У вас с русским ничуть не хуже, – теперь уже произнес Гюнтер, активно смешивая ложкой вылитую им в графин с соком из небольшого флакончика жидкость. – Может, расскажете?

– Это длинная история, как-нибудь на досуге и расскажу, – пообещал Моисеенко, глядя, как тот уже ставит в центр стола графин с «начинкой».

– Я обязательно напомню вам, – утвердительно промолвил Гюнтер, демонстративно показав рукой на графин.

– А я обязательно расскажу, – заметил Моисеенко и, удовлетворенно кивнув головой, направился в сопровождении Марка к столу.

Через пару минут вернулся и Эди.

– Извините, не знаю, как вас зовут, что без разрешения вломился в туалет, видите ли… – начал объяснять Эди.

– Не стоит извинений, Гриша свой парень, у него нет к вам претензий, тем более Марк рассказал нам о вашем отравлении, – пояснил Моисеенко, выстрелив холодным взглядом в сторону Гриши-Гюнтера.

– И действительно, не стоит извиняться, такое с любым может случиться. Эти уличные коммерсанты обнаглели совсем. Чтобы заработать, они готовы подсунуть человеку какую-нибудь гадость в хорошей обертке, так что вы очень рисковали своим здоровьем, – с еле заметным акцентом, который можно было легко принять за прибалтийский, произнес Гриша.

– Очень жаль, дорогой Эди, что вы заболели, а то хотел отметить ваш приезд хорошим вином и отменной закуской, – с грустью в голосе промолвил Моисеенко. – Но ничего, хоть легким напитком подлечите свой желудок.

– Вы правы, Андрей Ефимович, ему можно немножко сока выпить, это поможет, я знаю по своему опыту, – поспешил поддержать его Гриша, а потом, закатив глаза под самые веки, эмоционально добавил: – О-о, мне тоже приходилось не раз страдать от отравления.

– Тогда всем за стол, – скомандовал Моисеенко и первым плюхнулся на стул, что стоял у окна, жестом руки указав Эди на место рядом с собой.

По левую сторону от резидента сел Марк, а Гриша по правую сторону от Эди.

Дождавшись, когда все усядутся, Моисеенко весело произнес:

– Гриша, чего ждешь, наливай, я кушать хочу, а то с утра ничего не ел из-за этих бесконечных совещаний. Мне, как всегда, армянского коньяка, люблю его и ничего поделать не могу с собой, а Эди, конечно, сока, у него сегодня диета.

– Мне спиртного нельзя, я за рулем, – буркнул Марк и потянулся за бутылкой минеральной.

– Ишь как устроились, Эди подавай сока, а тебе минеральную, – рассмеялся Моисеенко. – Но ничего, пусть так и будет, нам с Гришей больше достанется.

Гриша тем временем налил резиденту и себе коньяка, а Эди – полный бокал виноградного сока.

– Друзья, для начала хочу сказать тост за Эди, – произнес Моисеенко. – Он настоящий мужчина. Его не сломила тюрьма, в которой он оказался беспричинно. Более того, находясь там, он смог помочь моему другу и еще кое-кому, за что мы ему очень благодарны. Эди является сильным каратистом и ученым. Он занимается историей своего многострадального народа. Я очень надеюсь, что наши с ним отношения со временем станут по-настоящему дружескими. Вот за это я и предлагаю выпить, – высокопарно произнес Моисеенко, вглядываясь в лицо каждого из присутствующих за столом, и отпил полбокала.

– Андрей Ефимович, после такого тоста мне никак не годится пить сок. Понимаете, если об этом узнают мои друзья, они засмеют меня, – промолвил Эди, улыбнувшись, и поставил на стол бокал с соком, который держал в руке, будто собираясь выпить его содержимое.

– Правильно говоришь, Гриша, налей ему этого прекрасного грузинского вина, – предложил развеселившийся резидент, указав на одну из стоящих на столе бутылок.

– Не надо, я, как и вы, Андрей Ефимович, выпью армянского коньяка, – заявил Эди и, наполнив до краев одну из стоящих на столе чистых рюмок, единым махом выпил. Затем, несколько сморщившись, чтобы показать, как трудно ему удалось это сделать, попросил Марка налить в ту же рюмку минералки. Когда тот выполнил его просьбу, чуточку отпил из нее и поставил перед собой.

– Ай да молодец, – воскликнул Моисеенко, бросив на Эди изучающий взгляд. – Вот так, друзья, надо лечить отравление.

– Но в таком случае коньяк лучше запить соком, – порекомендовал Гриша. – Минеральная вода с газом может усугубить последствия отравления.

– Дорогой Эди, я тоже так считаю, послушайте Гришу, а то, не дай бог, и на самом деле плохо станет, – согласился Моисеенко.

– Но если вы так советуете, – сказал Эди и поднял бокал с соком, как бы собираясь его выпить, но тут же поставил на место со словами: – Не могу, иначе все обратно польется.

– Надо заставить себя, я уверяю вас, все будет нормально, ну попробуйте, – начал настаивать Гриша.

– Должно быть, вы лучше меня ощущаете мое состояние, – усмехнулся Эди, остановив тяжелый взгляд на Грише.

– Гриша, Гриша, ну что вы пристали к человеку, лучше приготовили бы чай или кофе, – торопливо порекомендовал Моисеенко, кольнув того уничтожающим взглядом. – А вы, дорогой Эди, извините его, он же хотел как лучше. Может быть, для вас какие-нибудь пилюли достать? Скажите, и Марк тут же сбегает в аптеку.

– Спасибо, Андрей Ефимович, не нужно, мне уже несколько лучше, наверно, коньяк помог.

– Прекрасно, тогда будем лечиться коньяком, – широко улыбнулся он.

– Больше нельзя, он горло чуточку пожег.

– Разве коньяк может… вот если бы спирт, – усмехнулся Моисеенко.

– Может, если до него тебя разрывало на части, – пошутил Эди.

– То есть как разрывало? – недоуменно спросил резидент, бросив вопросительный взгляд на Марка, который, не обращая на собеседников никакого внимания, увлеченно поедал куриную грудку.

– В смысле рыгал, – уточнил Эди.

– А-а, вот оно что, – хихикнул Моисеенко, издав эмоциональное бррр.

– Я сейчас приготовлю легкий чай, и ваше горло мигом поправится, – сказал Гриша и направился к шкафу с посудой.

– А мы с Эди тем временем чуточку поговорим, – неожиданно произнес Моисеенко и, кивнув ему, мол, пошли, направился в другую комнату.

Эди, продолжая играть больного, медленно поднялся и последовал за ним.

Комната оказалась просторной спальней, в которой кроме кровати и стенного шкафа стояли придвинутые спинками к свободной стене два потертых ширпотребовских кресла.

– Располагайтесь, правда, здесь не совсем уютно, – промолвил Моисеенко и указал на кресла.

– Бывало и хуже, – улыбнулся Эди, опускаясь по привычке в дальнее кресло, чтобы не оказаться спиной к входу.

– Жаль, что не смогли по-настоящему отдохнуть, – с нотками сожаления произнес Моисеенко, садясь в кресло напротив.

– Вы уж простите, что расстроил ваш план сотворить доброе дело. Ну что поделаешь, коль пирожки оказались отравой?!

– Не скрою, обидно, надо же такому случиться именно с вами, – то ли сочувственно, то ли расстроившись оттого, что сорвалось его спецмероприятие, произнес Моисеенко и тут же без всякой паузы, широко улыбнувшись, продолжил: – Ничего, дорогой Эди, ничего, это от нас никуда не уйдет, мы в другой раз наверстаем упущенное, а сейчас давайте поговорим о наших делах. Я имею в виду вашу поездку в Белоруссию, чтобы выяснить, как там поживает мой друг. Если помните, в прошлый раз мы об этом говорили.

– Куда там, вчера Елена об этом же прожужжала мне все уши, – усмехнулся Эди.

– Молодец, а я думал, поплачет и успокоится, – вскинул брови Моисеенко.