Клешня

– Каморкин на выход с вещами.

В открывшейся двери стоял, оттопырив презрительно губу мой старик, с какой –то сумкой в руках. Передача – подумал я, но к моему удивлению меня выпустили, нас сопляков раздавали родителям, на время –до суда. Долго ехали домой, всё молча, у самого дома я спросил .

–Чего в сумке?

– Носки шерстяные,сигареты,сахар.

Родители собрали меня в тюрьму, скромненько так, без эмоций. Утром, сделав плаксивое лицо, я вернулся в часть – в ответ на удивлённое вопрос замполита, я гнусаво стал стонать что-то о болезни любимой бабушки ( надеюсь, они меня простят, ни одной моей бабушки уже не было в живых),он был чем-то занят, и отмахнулся от меня.

–Свободен. Пока.

Я даже не попал на губу – гауптическую вахточку, как говорил один капитан, которого все подозревали в игре за голубую команду, уж очень был слащав, и во все речи свои вставлял слова с уменьшительно – ласкательными суффиксами: солдатики, разводик, карабинчики, и самое любимое у него – роточка, так он называл наше подразделение – роту.Меня пустили по наряду, пришлось стоять на тумбочке дневальным до тех пор, пока не случился новый «залёт» – часовой заснул на посту, и был пойман ретивым проверяющим, к моему облегчению. Поначалу я дёргался в ожидании вызова в суд, прошло пару месяцев, и всё было тихо, мать в телефонном разговоре сказала, что приносили повестку в суд – в качестве свидетеля, она объяснила, что я в армии, выполняю гражданский долг. Приступ искренности, напавший на Вовчика и Нафаню, быстро прошёл, в суде они валили всё друг на друга – они были единственными обвиняемыми, остальные прошли как свидетели, Ленка упорхнула без последствий. Мама Вовчика не забыла совместных прогулок с колясками и в знак старой дружбы громко кричала в суде, что я тоже должен сидеть на скамье подсудимых, а не прохлаждаться в армии, но услышаны её мольбы судьёй не были, и я допрохлаждался положенный срок и даже больше, в общей сложности получилось 25 месяцев, и вернулся домой. Отметив возвращение с отцом, отправился к друзьям – а они перестали быть друзьями, после суда общение между ними прекратилось, как говорил один герой старого фильма «Это конец прекрасной дружбы!». Любители покрутить руль чужой машинки получили по два года условно, и видеть больше друг друга не хотели. Нафаню я встретил в детской поликлинике лет десять спустя, я пришел за справкой для дочери, а на приёме был Нафаня, он держал в руках сизого сморщенного уродца – вид у ребёнка был такой, как будто он только что прошёл родовые пути, и с ним – с Нафаней, была девочка неприлично молодая

–Привет Нафаня! Можно тебя поздравить?

–Да.

–Ты самый первый из нас стал дедушкой!

–Ты чего – бредишь?

– Шучу, неплохо бы встретиться, посидеть – ты как?

По лицу я понял, что никак, примерно так памятник Пушкину реагирует на голубей, как Нафаня на моё предложение, но телефон дал – я стёр его из памяти ещё в лифте поликлиники, пережёвывать в сотый раз сопли о «дерзком», «блестящем похищении «Камаза» мне не хотелось, да и ему тоже. Пузырь умер ещё до моего возвращения из армии, Бориса я видел один раз на рынке – он долго поворачивался ко мне спиной, а когда понял, что я не отстану, просто развернулся и не спеша, ну как не спеша, так обычно финишируют участники соревнований по спортивной ходьбе – дикое мельтешение ног и хриплое дыхание вкупе с вытаращенными глазами – так он и ушёл.

Дружба крепкая, не сломается

Не расклеится от дождей и вьюг

Друг в беде не бросит, лишнего не спросит

Вот что значит настоящий, верный друг…