Сирени горький аромат

«Даша, здравствуйте! Здесь я». Галина стояла с противоположной стороны, где вниз довольно круто спускалась грунтовая дорожка. Она улыбалась и махала рукой. Я сбежала к ней под горку и поздоровалась. Галина сегодня была одета ещё проще: совсем выцветшее платьице, стоптанные туфли, на голове – дешевая панама. «Как ей не жалко тратить такие деньги на концерты?» – подумала я, но не спросила. «А я давно вас караулю, не хотела пыль глотать».

Мы с Галиной не спеша пошли по дороге, заросшей травой, дыша непривычно свежим воздухом. Справа от дороги полоска густого кустарника огибала небольшую рощицу. Мы поддерживали легкий разговор: о погоде, о пользе свежего воздуха, о деревне, которая вскоре показалась из-за кучки деревьев.

Приятное чувство охватило меня, отодвинулись тревоги и огорчения, всё мне понравилось здесь: извилистая дорожка, подорожник и лопухи, лужа, в которой отразилась небо, стайка воробьев, взлетевшая почти из-под ног. Понравилась длинная деревенская улица, потемневшие деревянные домики, частью ухоженные, а частью заброшенные, и заборы из жердей, ставших от времени седыми, лавочки у калиток, кошка, спокойно сидящая на лавке, крик петуха из какого-то двора. Во многих дворах густо цвела сирень, её аромат плыл навстречу, он не был тяжелым и душным, как бывают парфюмерные запахи, он был приятным, сладковато-горьким и свежим.

Дом Галины оказался в самом конце деревни, его окружал крепкий забор из штакетника. В палисаднике отцветали те самые голубые и сиреневые ирисы, из которых был составлен её роскошный букет. Дом, как и многие здесь, был из темных бревен, но стоял ровно, гордо глядел на улицу тремя окошками с тюлевыми занавесками. Белые ставни и наличники на окнах придавали ему нарядный вид. Высоко под крышей висела круглая тарелка антенны.

Крыльцо было уютным, чисто вымытым, с навесом на столбиках, с перилами. На нем мы разулись. «Крылечко», это уютное слово больше подходило к нему. Я с любопытством вошла внутрь. Небольшой домик состоял из веранды, двух комнаток и кухни, она же – столовая, она же – прихожая. Ну, вот, я после такой улицы надеялась встретить что-нибудь старинное: ухват, самовар, прялку. Разочаровала меня эта вполне современная кухня: электропечь, чайник, раковина, нагреватель для воды, мебельный гарнитур со светло-зелеными панелями. Зато в доме царил запах свежеиспеченных пирогов.

Галина накрыла стол на просторной веранде. Горкой на блюде лежали ароматные пироги, прикрытые полотенцем, в глиняной миске зеленели малосольные огурцы с прилипшими веточками укропа, бело-розовая редиска аппетитно выглядывала из-под шапки белой густой сметаны, в плетушке алела клубника. Галина предложила домашней наливочки с дороги. А почему бы и не выпить! Наливка оказалась сладкая, со вкусом яблок. От второй стопочки я отказалась.

Мы пьем чай с восхитительными пирогами. Галина потчует меня от души.

– Может, еще, чашечку? Вот эти, треугольные, со щавелем, пробовали?

– Да, спасибо, они очень вкусные.

– Ой, чуть не забыла за чаем! Вот, возьмите, ваши 500 рублей. И спасибо вам огромное! Вы не представляете, как для меня важно было попасть на концерт.

– Никита – ваш кумир? Я вас понимаю. У него прекрасный голос. А у вас, я вижу, в комнате вся стена его афишами оклеена.

– Кумир? Ладно, можно сказать и так. Я же не всю жизнь здесь в деревне провела. Молодая уезжала, жила в городе, училась. Жизнь свою сама сгубила. Если бы можно было вернуть назад, не так бы жила. Я ведь сидела. Да, отмотала срок ни за что. Подставил меня один гад, а сам сухим из воды вышел. Вышла по амнистии. И куда деваться, куда идти? Домой стыдно возвращаться было. Завербовалась на Север. Пахала, как лошадь, зато денег заработала. Родители умерли, дом мне оставили. Деньги пригодились. Подлатала дом, жить можно. Но выть иногда хочется… Родителей уже Бог прибрал. Живу одна, на работу езжу в город, сутки через двое, каждый день тяжело было бы. Народу на всю деревню осталось пять домов, кто постоянно живет, да ещё есть, которые приезжают вместо дачи. Такая тоска здесь зимой, хоть волком вой. А на концерт выберусь, голос Никиты услышу – так душа и запоёт! Потом этого счастья мне надолго хватает…

От вина и сытной еды меня потянуло в сон. Галина сидела рядом, подперев голову руками. Сквозь дремоту я слышу её голос.

– Да ты у меня совсем сморилась…

Голова моя касается подушки, я проваливаюсь в мягкое облако и засыпаю. Мне снится, что я лечу над зеленым лугом, легко лечу, захочу и взлетаю, захочу – на траву ложусь. И вдруг я падаю вниз, резко, ударяюсь о землю с громким стуком.

Я открываю глаза. Где я? Незнакомая комната с белёными стенами, окно, прикрытое шторами, я лежу на кровати с никелированными спинками, утопаю в перине. У окна растет большой фикус в кадке. Я что, перенеслась в прошлый век? Глаза выхватывают яркое пятно на стене. Это афиша, афиша концерта Никиты Чернова. Я начинаю вспоминать.

– Проснулась, прости, разбудила тебя, табуретку уронила.

– Который час?

– Четвёртый час.

– Мне домой пора ехать.

– А может, останешься?

– Нет, хочу вечером на концерт в филармонию сходить, билет купила. Ещё успею, – немного соврала я: на концерт я собиралась завтра.

– Ой, пятисотку свою не забудь, на столе лежит. Выручила ты меня тогда, не знаю, как благодарить. Я на все концерты Никиты езжу, когда он в наших местах выступает. И даже автограф взяла однажды. Обычно заранее беру билеты, а в этот раз не получилось. И вдруг в кассе объявили, что остались только самые дорогие билеты, а мне денег не хватает. У них прощальное турне, да и лето, вот народ и повалил.

– Вы любите музыку?

– Люблю. Я и сама когда-то пела. Но давно это было и быльём поросло. Пойдем, я провожу тебя.

Галина подаёт мне увесистый пакет с гостинцами. Мы выходим во двор. За забором я вижу огромные кусты цветущей сирени в соседнем дворе.

– А сирени у вас нет?

– Нет, муж мой терпеть не мог запах сирени, я и вырубила кусты, давно вырубила.

– Как можно не любить сирень? Она такая красивая!

– У него что-то вроде аллергии было на сирень. Сознание даже иногда терял от её запаха. Хочешь, я тебе пионов или ирисов нарву?

– А можно мне сирени веточку у соседей ваших сорвать? Мама любила сирень.

– Конечно, можно. Там никто не живет, вряд ли хозяйка того дома когда-нибудь здесь появится. – Галина порылась в большой железной коробке на полке в шкафчике и достала связку ключей. – Мне ключи оставили, чтобы за домом присматривала. Этот маленький – от калитки.

Я открываю калитку. Дорожка, вымощенная рыжим кирпичом, ведёт к добротному дому с синими наличниками. Каждый кирпич окантован пробившейся в щели зелёной травой. Окна наглухо прикрыты мощными ставнями. Кусты цветущей сирени вольготно раскинулись перед домом. Я останавливаюсь. Это же дом с моей картины, с картины, которую вышила моя мама!

Я ставлю сумки на землю и медленно иду к дому, ступаю на высокое крыльцо. Большой ключ подходит к замку. Дверь открывается со скрипом. Я захожу внутрь, справа должен быть выключатель. Он не срабатывает, но я была в этом доме раньше! Я осматриваюсь в полутьме, узнавая вещи в просторной комнате. Раздается громкий щелчок, из пыльной лампочки бьет по глазам свет. Я обернулась, это Галина включила рубильник под электросчетчиком. Она стоит столбом, зажимая рот, потом вскрикивает.

– Господи, ты – дочь Тани! Как я сразу не догадалась!

– Чей это дом? – Спрашиваю я Галину.

– Твой.

В смятении я возвращаюсь домой. Автобус набит битком, я еле стою, согнувшись, на одной ноге в дверях. Тяжелый пакет оттягивает руку. Пузатый мужчина прижал меня к поручню. От него несёт потом и перегаром. Скорей бы доехать. Мне надо в спокойной обстановке переварить информацию.

Как бы не так! С пакетом гостинцев стою у своей двери, второй ключ не поворачивается в замке. О ужас, мастер говорил, что дверь можно вскрыть только автогеном! Звоню в соседскую квартиру, но тети Лиды нет дома. Опускаю большую сумку на пол, лезу в маленькую. Какое счастье! Визитка «Супердвери» завалялась в кошельке. Седьмой час вечера, но мне отвечает мужской голос.

– Не открывается? Какой адрес? А помню, вы поставили модель «200-БИС», – в голосе зазвучали уважительные нотки. – У вас ещё гарантия не истекла. Но мастера все на выезде. Вы часок-другой подождать можете?

Я в отчаянии чуть не плачу.

– Нет, не могу я ждать! Я из-за города приехала, стою тут с вещами. Может, подскажете телефон этой фирмы, как её, «Умелец»?

– «Умелец»? Да вы с ума сошли! Я сам сейчас приеду, только дверь не трогайте.

Он появляется через 20 минут, тот самый мастер, что руководил бригадой при установке двери. Мастер вынимает из кармана широкой куртки связку железок на круглом кольце, выбирает самую длинную и приникает к замочной скважине, потом берет другую, покороче. При этом он приговаривает:

– Сейчас, не волнуйтесь, дверь ваша не пострадает. Вы, девушка, главное, никогда не вызывайте «Умелец», они же раскурочат всё, замок менять придется. А у нас спецы такие, что простой шпилечкой могут любой замочек открыть, нежно, без повреждений.

Пока я соображаю, откуда берутся такие спецы, что могут шпилькой любые замки вскрыть, мастер выпрямляется и распахивает передо мной дверь. Замечаю у него на руке татуировку, какие-то буквы на пальцах. Ясно, сидел. Впрочем, мне это все равно. Я благодарю его и вхожу в квартиру.

– У вас кто-то ковырялся в замке, открыть, конечно, не открыл, но пластинку погнул, гад. Сейчас поправим. Вы не сомневайтесь.

Пять минут, не больше он колдует над замком, проверяет моим ключом – и отчаливает.

У меня даже бояться неизвестных взломщиков нет сил. Скорее в ванную, а потом упасть на диван и лежать-лежать. Ох, нет! Надо же сумку разобрать, пристроить гостинцы в холодильник. И только я прохожу в кухню, звонок в дверь. Да, что же это такое! Соседка, тетя Лида, вваливается ко мне.

– Даша, наконец-то, ты пришла!