Час ворот

– Конечно! – Джон-Том поднялся, едва не врезавшись головой в потолок, и сверху вниз поглядел на Хапли. – У нас еще есть фургон, которым гордился бы любой фермер или рыбак. Он большой – нам там было просторно – и прочный. Доехал досюда от Поластринду. Кроме того, упряжь, ярмо, четверо ломовых ящериц, запасные колеса и припасы. Все из самого лучшего материала. Нам подарил его Городской Совет Поластринду.

Хапли заколебался.

– Ну, я не торговец…

– Да ты только погляди на него, – настаивала Флор.

Подумав, лодочник зашлепал лягушачьими лапами к выходу, не обращая внимания на висевшего над дверью Пога. Остальные последовали за ним.

Торговец или не торговец, но Хапли обследовал фургон самым тщательным образом – от бамбошек на упряжи до зубов ящеров.

Закончив осмотр под фургоном, он выбрался оттуда и поглядел на Клотагорба.

– Согласен. Зачтем за разницу.

– Как это благородно! – Каз не участвовал в торге, но выражение это свидетельствовало, что исходом сделки кролик недоволен. – Один только фургон стоит дороже двадцати золотых. Ты нас разоришь и пустишь по ветру.

– Возможно, – согласился Хапли. – Но лишь я один могу доставить вас разоренными туда, куда вы хотите попасть. Спорить не буду. – Он умолк и добавил после короткого раздумья. – Ужин вот-вот через край хлынет. Так что решайте.

– Выхода нет, – сказал Клотагорб. – Кроме того, фургон нам больше не нужен. – Он бросил яростный взгляд в спину Каза, изучавшего реку без всяких признаков раскаяния. – Согласен. Когда отправляемся?

– Завтра утром. Я должен подготовиться, собрать кое-какие припасы. А вы тем временем можете выспаться.

Хапли поглядел на поднимающиеся на востоке утесы.

– Прямо в Зубы. – Пучеглазая физиономия обратилась к Джон-Тому. – Там деньги вам ни к чему, на другой стороне тоже, если она существует. А если я не вернусь, ими попользуются мои отпрыски. Живым деньги нужнее, чем мертвым. – Бурча себе под нос, он повернулся и заплюхал к дому.

Как пояснил Хапли, они оплатили только услуги по перевозке, но никак не пребывание в доме.

Но на следующее утро лодочник поднялся еще до рассвета и был готов, когда все еще спали.

– Люблю рано отправляться в путь, – пояснил он, пока остальные собирались. – Я привык делать деньги. Раз вы заплатили за день пути – пожалуйста, и получите его.

Каз поправил монокль.

– Звучит разумно, тем более что мы за каждый день пути заплатили, как за месяц.

Хапли невозмутимо ответил:

– Знаешь, однажды случилось мне видеть бритого кролика. Уморительная была картина… Совсем-то без меха.

– А я, – с апломбом ответствовал Каз, – однажды видел лягушку, у которой рот был шире головы. С ней случилась ужасная вещь.

– Какая же? – равнодушно поинтересовался Хапли.

– Нога в рот попала. Не видел ничего хуже. Летальный исход.

– Лягушки не летают.

Кролик терпеливо улыбнулся.

– Моя нога в рот попала.

Парочка обменялась свирепыми взглядами. Потом Хапли ухмыльнулся: выражение это словно специально создано для лягушек.

– А я, трехглазый, знавал подобные случаи с персонами, и не принадлежащими к моему роду.

Каз ответил улыбкой.

– Выходит, довольно типичная ситуация. К тому же, я одним глазом вижу лучше, чем некоторые двумя.

– Тогда постарайся увидеть, как быстрее шевелиться. Я не намереваюсь спать здесь целый день. – И лодочник отошел.

Из фургона выглянула Талея, сонно приглаживая непослушные кудри, упругие, как стальные пружины.

– Раз вы, лежебоки, еще не готовы, я тем временем позабочусь о моем фургоне и упряжке, задам им корму, – сообщил лодочник.

– Во жук! Ну и собственник! – прокомментировал Мадж.

– Теперь, Мадж, это его фургон и его ящерицы. – Джон-Том аккуратно пропустил посох в петли под зеленым плащом. – Они в его власти. Да и мы тоже.

Когда все собрались в лодке, привязали мешки и припасы, Хапли отцепил канаты, аккуратно смотал их и навалился на длинное рулевое весло. Лодка скользнула на просторы реки. Повисший на расчалке мачты Пог переменил позу и принялся следить за серебристым небом, скользящим над синей водой.

Течение скоро подхватило лодку. Низина с глинобитной хаткой под соломенной крышей исчезла вдали. Впереди высилась серо-бурая стена гранита, увенчанная льдом, – родина крылатых хищников, своенравных ветров и высоких облачных шапок.

Джон-Том привалился к борту и лениво водил ладонью по воде. Трудно было предположить, что подобное путешествие может оказаться опасным. Вода была теплой, она успела согреться на долгом пути от Крешфарма-на-Болотах. Солнце то и дело проглядывало меж надоедливых облаков, тепло посвечивая на лица. Ничто не сулило дождя до ночи.

– Значит, ты говоришь, что до подножия гор плыть три дня?

– Так, приятель, – отвечал Хапли. Лодочник не повернулся к Джон-Тому. Правая лапа его держала весло, а глаза были устремлены вдаль. Сидел он на кресле, пристроенном на корме к поручням. В широких губах зажата была изогнутая длинная трубка. Речной ветерок гнал к небу тонкую струйку дыма из белой чашки.

– А насколько далеко река заходит в горы? – Флор стояла на коленях на носу лодки и глядела вперед. В голосе ее слышались ожидание и надежда.

– Никто не знает, – бросил Хапли. – Лиги… может, недели пути. А может, и несколько дней.

– А где же она заканчивается, как по-вашему? В подземном озере?

– Адовым Водопоем.

– А что такое Адов Водопой, senor Rana?[11 - Господин лягушка (исп.)]

– Слухи. Басни. Сплав всех страхов, пережитых теми, кто плавал здесь в плохие времена – в непогоду, на тонущем корабле, трудился в скверной гавани, повинуясь хлысту пьяного капитана. Я всю свою жизнь провел на воде или в ней. Для меня путешествие оправдает себя, если мы узнаем, что Водопой этот из себя представляет, пусть мне и придется заплатить собственной жизнью. Так должны заканчивать свою жизнь все истинные мореходы.

– Не означают ли твои слова, что мы можем надеяться на возмещение? – осведомился Каз.

Лодочник расхохотался.

– А ты, кролик, остроумный мужик! Надеюсь, что ты сохранишь эту способность и там, куда нас затянет.