– Почему ты об этом не помнишь, когда заставляешь меня отвечать на эти глупые запросы? Этим должны заниматься сосунки.
– Ты совсем охренел? – взревел Стоун.
– Мне нужно заняться чем-нибудь. Понимаешь? Это может быть действительно важно.
– Подожди, – сказал он, наконец, и взял телефонную трубку. Пара фраз, заставившие тех, кто на другом конце убедиться в весомости его полномочий, пара минут измученного выражения на лице и Стоун положил трубку.
– По первому убийству получишь полицейский отчет и заключение криминалиста. По второму отчет еще не готов. Тебе придется выехать на место. У них там какие-то проблемы. Обследование проводят заново. Давай, проваливай. Нет, постой. Ты же отстранен. – Стоун протяжно фыркнул, протер лысину ладонью и откинулся в кресле. Потом он презрительно взглянул на табличку «Курить запрещено», висевшую в коридоре, достал сигару и с удовольствием ее прикурил. – Ты отстранен, так что приклейся там к какому-нибудь детективу. Напусти важности. Пускай делает работу. Ну что, мне тебе все объяснять? Давай, иди.
Я кивнул в ответ.
– И не забудь. В четверг заседание комиссии.
Новость была неожиданной, хотя судя по всему, я должен был помнить об этом. Пришлось напрячься, чтобы подавить волну тошнотворного возбуждения, захлестнувшего мою без того распухшую голову.
– Ты это серьезно? – попробовал я пошутить. – Хочешь сказать, мне придется одевать галстук?
– Заканчивай уже – прорычал он.
– Есть идеи, что Макмиллан затевает?
– Не знаю, – Стоун громко выдохнул и покачал головой. – Ничего не могу тебе сказать. – Но он точно выкрутится. Я не знаю, как. Но он выкрутится. Что там твои связи? Ты с кем-нибудь говорил об этом? Кто-нибудь сверху тебя поддержит?
– Сомневаюсь, – ответил я. – А ты? Ты сможешь помочь?
Стоун напрягся всем телом. Лицо его внезапно стало уставшим. Ему явно не хотелось отвечать на мой вопрос, но я не отставал.
– Что скажешь?
– Не знаю, – наконец выдавил он из себя, вертя головой из стороны в сторону, будто искал место, где можно было бы спрятаться. – Никто ничего конкретного не говорит.
Это был его собственный способ сказать, что у него ничего не получилось и попытаться не потерять при этом лицо.
– Ладно, убедил! – улыбнулся я. – В четверг надену глаженую рубашку.
Стоун снова стал орать на меня. Он говорил слова, которые должны были меня мотивировать или оскорбить, я по правде, давно перестал понимать, что именно начальство пытается сделать, чтобы заставить меня выполнять их волю. Что ж, это был второй сигнал. Пора было возвращаться к реальности.
Глава 3. В погоне за фактами
(Понедельник 14:30)
После Стоуна я зашел в свой кабинет, уселся в кожаное кресло, которое мне однажды удалось умыкнуть из конференц-зала и смог немного расслабиться. Я оглядел свои владения, и на душе стало немного спокойнее. Все стояло на месте. Мои три цветка были в порядке. Думаю, уборщик в душе ненавидел меня за необходимость их поливать. Я не знал, как они называются, по этому, дал им имена. Зеленый – Форца, красный – Хальт и желтый – Голд. К каждому я прилепил стикеры с подробными инструкциями о том, как именно нужно их поливать потому, что уборщик чуть не убил Хальта и Голда, поливая их так же обильно, как слон свой задний проход после длительного перехода от одного оазиса к другому. Наверное, мои инструкции, написанные слегка нахальным тоном, изрядно позлили уборщика.
И пускай злится, подумал я в сотый раз. Бюро платит ему за это деньги. Пока что я часть бюро. И мы живем в Нью-Йорке, а не в Пхеньяне. Здесь если ты получаешь деньги за работу, ты должен молча выполнять волю заказчика и запрятать свое возмущение и негодование куда-нибудь глубже. Иначе твое место займет другой, которому, в принципе, нет никакого дела до чужой души. И все, что ему надо – это тереть пол с девяти до шести, чтобы получить свои пятнадцать сотен долларов, заплатить за канал порнухи, а если повезет, то купить пиццу и пиво на сдачу. Вот он капитализм, когда один имеет право заткнуть другому рот деньгами, а другой доволен, ведь он тоже получит возможность заткнуть кому-нибудь рот заработанным.
Покончив с цветами, я повернулся к доске из коры пробкового дерева, на которой я размещал схемы преступлений. Я достал из кармана пиджака газетные вырезки Фрэнка и приколол их в центре доски.
«В Нью-Йорке очередное убийство. Жертва Мери Ламберт. Ей был 32 года. Убийство произошло на Парк стрит 23 июня 2015 года в 23:16. Жертве нанесены четыре колющие раны в область шеи с задней стороны. При этом артерии были перерезаны. Жертва лежала на спине, но судя по всему, ей также был нанесен удар в грудь в область сердца».
Потом я приколол к доске более свежую вырезку. Автор этой заметки не скупился на подробности.
«Дороти Картер тридцати пяти лет была зверски убита на пороге своего дома, на юго-западе Нью-Джерси. Убийца нанес ей пять тяжелейших ранений в шею, а закончилась эта феерия ужаса ударом огромного тесака в сердце. Она истекла кровью, как жертва древнему ацтекскому богу».
Я отошел от доски и увидел обширную коричневую пустоту. Эта пустота пугала потому, что мне предстояло заполнять ее подробностями, новыми фактами и, скорее всего, новыми некрологами. Эта доска была словно магический шар предсказательницы, но в отличие от шара на ней можно было разглядеть только плохой конец.
В кабинет без стука вошел Пол Шульц. Мы учились в Квантико на одном курсе. После окончания обучения его отправили в Мичиган. Только через пять лет ему удалось перевестись в Нью-Йорк. Шульц протянул мне папку с бумагами.
– Вот, Стоун попросил передать тебе. – сказал Шульц. – Что там?
Быстро просмотрев содержимое папки, я заговорил с ним.
– Убийство в Джерси. Оно возможно связано с еще одним убийством на прошлой неделе в Нью-Йорке. Пока что я смог получить только заключение патологоанатома по первой жертве и кое-какие заметки детектива. Ничего особенного. Ты не заглянул в папку?
– Понятно. Что там слышно про этого педика, Марка? Ты его видел?
– Нет. Что-то случилось? – мне понадобилась пара секунд, чтобы переключиться на тему, которую предложил Шульц.
– Да, он хотел меня заставить взяться за расследование дела об инсайде, – выпалил Шульц воинственным тоном. – Но я послал его куда подальше и потребовал от него письменного указания, направленного через секретаря.
Шульц говорил о старшем агенте департамента Марке Макмиллане, с которым у него отношения не складывались с самого перевода в Нью-Йорк. Хотя в последнее время Макмиллан доводил весь департамент своим нервозным поведением и желанием выжать из нас все соки.
– Лихо, – честно признался я. Безрассудная смелость Шульца иногда будила во мне давно забытые восторженные чувства. Я ощущал себя маленьким ребенком, чей школьный приятель посмел восстать против надоевшего всем учителя и поставить его на место.
– Ну, ты даешь, – приободрил я Шульца. – И что он тебе сказал?
– Ничего, – фыркнул Шульц. – Как обычно засунул язык в задницу, и сказал, чтобы я уходил из его кабинета.
– Что думаешь делать дальше?
– Я буду писать рапорт директору. Я рассчитываю на твою помощь, – серьезно подвел черту Шульц.
Напрягать ситуацию мне не хотелось, ведь моя собственная судьба висела на волоске. Я попытался представить себе, что будет предпринимать Макмиллан и действия Шульца. Но целостная картина не выстраивалась.
– Ты же знаешь, мне нужно пережить комиссию, – посоветовал я. – А еще есть Фостер и другие, которые тебя не поддержат.
– Смит сказал, что поддержит меня. Надо проявить принципиальность и прижать его. Сколько он еще сможет так обращаться с нами всеми?
Но Шульцу пришлось уйти, не дождавшись от меня ответа. Он остался недоволен нашей беседой и меня это смутило. Конфликт с начальством набирал обороты. Макмиллан в последнее время стал допускать оскорбления в адрес всех подчиненных, в том числе и меня. Шульца же Макмиллан и вовсе пытался учить жизни, чего последний никак не мог терпеть, так как был родом из Монтаны.
Отложив мысли о баталиях в департаменте, я направился к кабинету Дэна Франклина.
– Привет, Дэн. У меня тут пара вопросов назрела. Можешь помочь?
– Да, заходи, – ответил Дэн, не отрываясь от монитора. Вид у него был слегка измученный, приправленный чувством ответственности и озлобленности.
Как только я зашел к нему в кабинет, зазвонил телефон. Дэн ответил и тут зазвонил его мобильный. Глядя на это, я понял, почему в Нью-Йорке падает посещаемость в цирках. Дэн каким-то чудом ухитрился воспринять поток информации с обоих телефонов и связно ответить в обе трубки. Потом он едва заметно прикрыл веки и выдохнул так, будто только что распял звонивших. Он посмотрел на меня и бесстрастно спросил.
– Что?