– Как же ты здесь очутилась тогда?
– Кирилл Константинович отправил, – не скрывая язвительных ноток, добавила, – доберман чёртов.
– Н-да, – только и выдавил Тим. – Это он зря, конечно. Ну, ничего, ща поглядим, может, ему накостыляют! Будешь отмщена! – Он отчего-то опять заржал.
В конце коридора забрезжил свет: в проёме двери мелькала барная стойка, крики и смех звучали где-то сбоку от неё.
У стойки стоял огромный парень с перекаченными мышцами и длинной, как будто седой бородой.
Настоящий медведь, честное слово!
При этом лицо на вид было молодым, я бы не дала ему больше двадцати пяти. Модная стрижка – выбритые виски, а волосы на макушке заплетены в замысловатую косу, спускающуюся до самой поясницы, пирсинг в брови и ушах и огромный шрам на щеке, опускающийся куда-то под футболку. Нет, не медведь – викинг!
Народу в баре было мало, но публика собралась странноватая, у каждого второго – дикий взгляд и подозрительные повадки. Я уж подумала, не попала ли в какую-нибудь сатанинскую секту с кровавыми ритуалами.
– Эй, Ульрих, – позвал бармена Тим. – К тебе тут практикантку Кир отправил. Она чуток заблудилась и забрела не туда, – поиграл бровями и зачем-то выделил: – Не местная. Из человечек… городских. Скорее всего, будет в верхнем баре работать, для… приезжих, кто не в курсе. Но уже вечер, и сам понимаешь, тропа исчезнет до самого утра, разве что берегом на ту сторону, как через костёр прыгнет. До этого помоги, а? Присмотри. – Тимофей склонился к бармену ближе, пытаясь сказать как можно тише, но я услышала: – дочь бабы старшего Кощея. Сам знаешь, что будет, если хоть волос с неё упадёт.
Ульрих перевёл на меня насупленный взгляд.
– А Кир что?
– Хер его знает. – Тим привычным жестом почесал макушку. – Думаю, не в курсе.
То, что Тимофей знал стафф и общался со всеми настолько близко, настораживало. Я ему тут правду-матку, а вдруг он из их шайки? А я про босса наговорила всякого. И определения эти дикие. Что за «человечка»? Кто так говорит?
Но эти вопросы исчезли в тот момент, когда в меня полетела бутылка. Открытая. Не знаю, каким чудом удалось поймать её и даже не разлить содержимое.
– Ловкая, сгодишься! – раздался басистый голос Ульриха.
– А вдруг не поймала бы?! Я вообще не бармен и даже не официантка!
– Я уже понял, – ответил он, улыбнулся и повторил по слогам со смешным акцентом: – Ловкая! И реакция норм. Не знаю, что за игру затеял Кир, но пригляжу.
– А если бы в голову прилетело? – возмутилась и с грохотом поставила бутылку на стойку перед ним.
– Ушла бы с шишкой на лбу, бутылка целёхонькой осталась бы, – всё ещё ухмыляясь, ответил этот ненормальный и начал протирать стакан. – Ещё вопросы?
– Если больше летающих бутылок не намечается, с удовольствием послушаю, что мне делать.
– Мутить коктейли будешь, в зал я тебя отпустить не могу. Сегодня точно. Если Кир оставит на дольше, то переведу в верхний бар, там проще.
– Мутила я разве что бормотухи, – чистосердечно призналась я бармену.
Ульрих хмыкнул, поставил передо мной стакан и три бутылки – джин, абсент и бехеровку. Последняя вызывала непроизвольный приступ тошноты. Ну терпеть не могла её запах!
– Ликёры, соки и топинги на твой выбор, – милостиво разрешил Ульрих.
Вспомнив один простой рецепт, быстро соединила ингредиенты. Но, подумав ещё немного, перегнулась через барную стойку и взяла пару долек лайма, чтобы выдавить сок. Вставила трубочку и придвинула Ульриху.
– Лёд бы не помешал, – добавила сконфуженно. Мне хотелось, чтобы ему понравилось.
Он отпил и удовлетворённо кивнул.
– Это будет пойло вечера. Назовём «Столичная бормотуха», – произнёс он, указывая на стакан. – На него точно пойдут.
Улыбнувшись, я ещё раз осмотрелась. Мне понравился Ульрих, как и Тим. Возможно, не всё так плохо в Кощеевом могильнике?
– Ладно… И когда приступать?
– Сейчас все на забавах, даже стафф. Иди погляди. Когда наиграются – ринутся сюда. Вот тогда работёнки привалит. Расскажу по ходу дела. Топай, там есть на что посмотреть, бабы такое любят. Слышишь, галдят, как ненормальные, небось, даже слюни текут.
Перспектива так себе.
– Топай, топай, – поторопил он. – Успеешь ещё настояться.
Глава 6
Кирилл Кощеев
– Ну, Светка, держись, гад ползучий. – Горынев терпеть не мог как женского прозвища, так и отсылки ко второй своей ипостаси, которая ему так и не далась в воплощении. На это я и надеялся, поддразнивая друга. Пусть разозлится, отвлечётся, и я ему наподдам. Мы медленно кружили друг напротив друга, глядя глаза в глаза, чтобы раззадорить публику. За спиной плотный хоровод девчонок всех мастей бок о бок смыкали нам ристалище.
За ними улюлюкали, подначивая, ребята. Каждый уже выбрал себе фаворита. Я знал о наскоро сколоченном тотализаторе и не пресекал, дополнительный доход бару никогда не помешает, если брать со ставок свою долю. Сегодня, впрочем, как и все последние годы, большинство поставили на Светослава. Уже три года подряд он брал надо мной верх и становился Коршуном.
В этот раз я был намерен уложить наглого Змея на лопатки и получить себе самую красивую из собравшихся девушек.
Мы с детства любили Купалу за игрища и костры, пусть огонь и был не моей стихией, но смотреть на пламя я любил не меньше, чем Свет любил купаться в алых сполохах. Ещё будучи ребенком, я всегда бежал в круг, чтобы посмотреть, как бьются старшие из семей за право зваться Коршуном в купальскую ночь. Старая традиция – дарить силам тьмы девушку – переросла в потешные бои. Мало кто знал из играющих и наблюдателей, что ничего не изменилось с тех пор, когда Боги спускали поводок, позволяя наместникам своим на земле чудить и брать мзду за верную службу. Юными девицами в том числе. Я надеялся найти чистую душу, сладкую, опьяняющую чистоту. Горынев, не желая уступать мне такого лакомства, первый резко шагнул к центру круга. Наклонился, метнувшись чёрной тенью, изогнулся с удивительным для своего роста изяществом, оттолкнулся ладонью, резко сделав мне подсечку. Я усмехнулся, легко её перепрыгнув.
– Мельчаешь, дружище. – Ядовитая насмешка отозвалась гиканьем и смехом за спиной.
Змей поднялся до того, как я успел воспользоваться его открытым тылом, уклонился от удара, прогнувшись назад едва не пополам. Девки ахнули.
– Позёр, – буркнул я, а Горынев хищно улыбнулся, не отрицая.
Если бы зачарованный круг не лишал меня возможности призвать Силу, Светослав бы уже, скуля, стоял передо мной на коленях, смиренно опустив голову. Но в купальском кругу я не был его господином, а он, не ощущавший цепей клятвы, мог легко замахнуться на меня, не рискуя упасть к ногам, подыхая от боли. Я видел однажды, в детстве, как корёжило его, дурака, будто кости все враз выгнуло в обратном направлении: руки, ноги, даже рёбра. Смотрел, как ловил он воздух высохшими губами, как почти чёрная кровь стекает по ним на футболку. Смотрел, и ничем не мог помочь. Может, потому мы никогда и не ссорились до мордобоя с тех пор. Не так много у меня верных друзей, чтобы какие-то бытовые глупости довели до желания наслаждаться страшными мучениями Горыныча.
Уворачиваясь от удара в голову, я склонился пониже и подхватил пригоршню песка, резко вскинув руку, кинул его в лицо Света. Тот отвлёкся на что-то (хоть я и не рассчитывал на подобную удачу), не успел прикрыть глаз, зажмурился, уже когда песок попал в цель. Матерясь, Горыныч пытался проморгаться.
Не дав ему опомниться, я почти мгновенно оказался рядом, вбивая кулак аккурат в печень. Свет закашлялся, пошатнувшись. Попытался ответить мне, вслепую, но я успел увернуться, подхватил его под руку, упёршись коленом в живот, перебросил через себя, тут же придавливая рухнувшего на спину Змея ногой в грудину.
– Поздняк метаться, Светик, моя взяла, в том Мать сыра земля мне в свидетели. – Ритуальная фраза отозвалась ветром по спарринговой арене, запуталась в разнотравье, что развесили для декора. Девчачий круг взорвался визгом и аплодисментами. Я подал другу руку, помогая подняться, похлопал по плечу, придирчиво оглядывая круг собравшихся.
– Нет тут ни одной чистой, Кощей, обломись, сволочь бессмертная, – довольно хохотнул Горыныч, отходя в сторону.
Медленно скользя взглядом по кругу девушек, я всё сильнее хмурился. Друг, как всегда, оказался прав. Ни проблеска света в душах собравшихся, а ведь я намеренно позволил пропустить в нижний бар человечек, в Нави свет искать – гиблое дело.
Твою мать в который раз птица обломинго повернулась ко мне общипанным задом, в точности как вредная изба одной небезызвестной соседки!
Купальская ночь – единственная в году, когда мы способны видеть свет души. Подарок Богов, чтобы легче выбиралось, и вот – без толку потрачена. Злость волной поднялась из груди, глаза наполнились чернильной тьмой подземного мира, стражем которого я стал, сменив отца.