– Не я один, а все мы. Его выкрикивают в службе обеспечения, а мы частенько стоим там в очереди. Садись.
Сладден похлопал по софе. Ланарк немного поколебался, потом поставил кофе и сел. Сладден продолжил:
– Скажи, зачем тебе сдался балкон.
– Я ищу дневной свет.
Сладден сморщился, словно от горечи.
– Время года для этого не самое подходящее.
– Ошибаешься. Недавно я заметил дневной свет, считал до четырехсот и более, а он все длился. Часто бывает и дольше. Ничего, что я об этом рассказываю?
– Продолжай! Многие бы не поняли, но я и сам любил выдумывать. Ты тоже пытаешься что-то выдумать, и мне это интересно. Давай говори, что взбредет на ум.
Ланарку одновременно и нравился, и не нравился этот разговор. Как человек одинокий, он ценил возможность пообщаться, однако снисходительный тон отталкивал его. Он бросил холодно:
– Да нечего особенно говорить.
– А почему ты любишь дневной свет? Здесь хватает и обычного освещения.
– С его помощью я могу измерять время. Я насчитал тридцать дней, с тех пор как я здесь. Может, пропустил несколько, пока спал или пил кофе. Но когда нужно что-нибудь вспомнить, я говорю: «Это случилось два дня назад», или десять, или двадцать. От этого возникает чувство упорядоченности жизни.
– А как ты проводишь… проводишь дни?
– Гуляю, посещаю библиотеки и кино. Когда кончаются деньги, захожу в службу обеспечения. Но по большей части наблюдаю за небом с балкона.
– Ты счастлив?
– Нет, но я доволен. Можно жить и куда хуже.
Сладден рассмеялся:
– Не приходится удивляться твоей нездоровой зацикленности на дневном свете. За то время, пока ты здесь находишься, можно было посетить десяток вечеринок, переспать с десятком женщин и десяток раз напиться, а ты отслеживал, как проходят один за другим тридцать дней. Вместо того чтобы превратить жизнь в сплошной праздник, ты крошишь ее на дни и принимаешь их регулярно, как пилюли.
Ланарк бросил на Сладдена косой взгляд:
– А твоя жизнь – сплошной праздник?
– Я наслаждаюсь. А ты?
– Нет. Но я доволен.
– Почему ты доволен такой малостью?
– Чего мне еще ждать?
Клиенты все прибывали, и кафе почти заполнилось. Сладден сделался легкомысленней, чем в начале беседы. Он сказал беспечно:
– Жить стоит ради живых, волнующих мгновений, когда чувствуешь подъем, безграничную власть. Они даются нам с помощью наркотиков, преступлений, азартных игр, но цена уж очень высока. Другой способ – увлечения: к примеру, спорт, музыка или религия. Есть у тебя увлечения?
– Нет.
– Еще источники – работа и любовь. Работа – это не кидание угля лопатой и не уроки в школе. Я говорю о работе, которая обеспечивает человеку видное место в обществе. А любовь – это не брак и не дружба. Я имею в виду свободную любовь, которая заканчивается, когда нет больше пылких чувств. Возможно, тебя удивило, что работу и любовь я отнес к одной и той же категории, но и то и другое – это искусство управления людьми.
Ланарк задумался. Мысль Сладдена казалась логичной. Внезапно он спросил:
– Какой работой я мог бы заняться?
– Ты бывал в чайной Галлоуэя?
– Да.
– С кем-нибудь там разговаривал?
– Нет.
– Тогда бизнес тебе не по плечу. Боюсь, придется заняться искусством. Это все, что остается тем, кто непригоден к другой работе, но желает быть на виду.
– Искусство не для меня. Мне нечего поведать людям.
Сладден рассмеялся:
– Ты не понял ни слова из того, что я сказал.
Ланарк был слишком сдержан, чтобы выдать сильную обиду или гнев. Он сжал губы и нахмурился над кофейной чашкой. Сладден продолжил:
– Художник или артист ничего не говорит людям. Он выражает себя. Если он неординарная личность, его произведения удивляют или волнуют публику. В любом случае с помощью искусства он проталкивает свою индивидуальность. Вот наконец и Гэй. Не подвинешься ли, чтобы ей хватило места?
Лавируя между обсаженных народом столиков, к ним приближалась худая хорошенькая девушка с усталым лицом. Она робко улыбнулась Ланарку, села рядом со Сладденом и произнесла взволнованно:
– Я не опоздала? Раньше мне…
– Мне пришлось ждать, – холодно буркнул Сладден.
– Ох, прости, ради бога прости. Раньше мне было никак не выйти. Я не думала…
– Принеси сигареты.
Ланарк растерянно смотрел в стол. Когда Гэй отошла к стойке, он спросил:
– А что ты делаешь?
– То есть?
– Занимаешься бизнесом? Или искусством?
– Я на редкость искусно бездельничаю.