Медленные пули

– Но пока еще не прошел, – буркнул я.

Меня не покидало чувство, будто я иду по канату, натянутому над Ниагарским водопадом. Просто чудо, что я смог пройти по нему так далеко. Но это не означает, что я в безопасности.

Все же Грета права. Надежда есть. Меня не завязывала узлом тоска из-за смерти Катерины или из-за моего вынужденного невозвращения – называйте, как хотите. Я испытывал лишь горько-сладкое сожаление, какое возникает, если нечаянно сломаешь фамильную драгоценность или вспомнишь давно умершего домашнего любимца. Меня не мучила мысль, что я никогда больше не увижу жену. Но мне было очень жаль, что я не увижу многого другого. Возможно, потом мне станет хуже. Возможно, настоящий нервный срыв еще впереди. Хотя вряд ли.

А тем временем я продолжал искать способ сообщить обо всем Сюзи. Это стало головоломкой, которая не давала мне покоя. Конечно, я мог просто разбудить штурмана и все рассказать, а дальше пусть она справляется, как может, но такое решение представлялось жестоким. Ведь Грета открывала мне истину постепенно и мягко, дав время привыкнуть к новой обстановке. И сделала необходимый шаг, отдаляющий меня от Катерины. Когда же она сообщила кошмарную истину, та уже не потрясла меня. Я был к ней подготовлен, а острота утраты притупилась. Я не мог предложить Сюзи такое же утешение, но был уверен: способ терпеливо и деликатно открыть ей глаза на правду отыщется непременно.

Мы будили ее снова и снова, пробовали самые разные подходы. Грета сказала, что имеется «окно» в несколько минут, прежде чем пережитые Сюзи события начнут перемещаться в ее долговременную память. Если мы «выключим» ее вовремя, то буферные воспоминания в кратковременной памяти окажутся стерты еще до того, как пересекут гиппокамп, направляясь в долговременную память. В пределах этого «окна» мы можем будить ее сколько угодно раз, пробуя бесконечные варианты сценария пробуждения.

Во всяком случае, так мне сказала Грета.

– Нельзя же проделывать это бесконечно, – сказал я.

– Почему?

– Разве она не запомнит хоть что-нибудь?

Грета пожала плечами:

– Может, и запомнит. Но сомневаюсь, что она придаст этим воспоминаниям серьезное значение. Разве у тебя, когда ты вылезал из капсулы, никогда не возникало смутного впечатления, что подобное уже происходило?

– Иногда, – признал я.

– Тогда пусть это тебя не беспокоит. У нее все будет хорошо. Обещаю.

– Что, если ее просто разбудить?

– Вот это будет жестоко.

– Жестоко снова и снова будить ее, а потом выключать, точно механическую куклу.

В ответе Греты чувствовался подтекст:

– А ты старайся, Том. Я уверена: ты уже близок к правильному решению. И, думая о Сюзи, ты помогаешь себе. Я всегда знала: от этого будет польза.

Я начал было отвечать, но Грета прижала палец к моим губам.

Грета оказалась права. Ответственность за Сюзи помогала мне заглушить собственную тоску. Я вспомнил слова Греты о других экипажах, оказавшихся в такой же ситуации еще до нас. Ясно, что моя подруга освоила много психологических трюков – гамбитов и кратких путей, облегчающих адаптацию. Я испытывал легкую обиду из-за того, что мной столь эффективно манипулировали. Однако с удовлетворением отмечал: мое собственное самочувствие заметно улучшается. Оторванность от дома уже не доставляла невыносимых страданий. Более того, теперь я даже считал, что нахожусь в привилегированном положении: так далеко в космос не забирался почти никто в истории. Я все еще жив, и меня окружают люди, а это означает дружбу, партнерство и участие. И не только со стороны Греты, но и со стороны всех товарищей по несчастью.

Кстати, их оказалось гораздо больше, чем я увидел в первый день. В коридорах – сперва почти пустых – становилось все многолюдней, а когда мы принимали пищу в куполе под Млечным Путем, многие столики оказывались заняты. Я вглядывался в лица сотрапезников; было приятно узнавать знакомые черты. Какие истории могут рассказать эти люди? Где был их дом? Кто у них там остался? Как они приспособились к жизни здесь? У меня еще вдоволь времени, чтобы познакомиться со всеми. А на этой станции никогда не станет скучно, потому что в любой момент, как сказала Грета, из скважины может появиться очередной заблудившийся корабль. Трагедия для его команды, но для нас – новые лица, вести из дома.

В целом все складывалось не так уж и плохо. А потом у меня в голове щелкнуло.

Причиной стал мужчина, достававший рыбину из прудика в вестибюле отеля.

Я его уже видел. Возле другого пруда с больными карпами. В другом отеле.

Затем я вспомнил гнилые зубы Колдинга и как они напомнили мне о другом человеке, которого я повстречал очень давно. Но фокус в том, что это вовсе не был другой человек. Другое имя, другие обстоятельства, но во всем остальном Колдинг от него ничем не отличался. А когда я пригляделся к обедающим – как следует пригляделся, – то смог бы поклясться, что уже видел любого из них прежде. Здесь не оказалось ни единого лица, абсолютно незнакомого мне.

Оставалась Грета.

И я спросил ее, глотнув вина:

– Здесь все ненастоящее, так ведь?

Она ответила бесконечно печальным взглядом и кивком.

– А как же Сюзи? – спросил я.

– Сюзи мертва. И Рэй тоже. Они скончались в капсулах.

– Но как? И почему они, а не я?

– Частички краски забили входные фильтры. На коротких маршрутах это почти безопасно, но оказалось достаточно, чтобы убить их в полете сюда.

Полагаю, какая-то часть моего сознания всегда это подозревала. И шок оказался слабее, чем жестокое разочарование.

– Но Сюзи выглядела такой реальной. Даже в том, как она сомневалась, сколько пролежала в капсуле… и в том, как вспоминала предыдущие попытки ее разбудить.

К столику подошел стеклянный манекен. Взмахом руки Грета отослала его.

– Это я сделала ее убедительной.

– Ты ее сделала?

– Ты еще не проснулся окончательно, Том. В твой мозг закачивается информация. И вся эта станция – симуляция.

Я глотнул вина, ожидая, что оно покажется водянистым и синтетическим, но оно и теперь имело вкус очень хорошего вина.

– Значит, я тоже мертв?

– Нет. Ты жив. Все еще лежишь в своей капсуле. Я пока не привела тебя в сознание полностью.

– Ладно. Теперь открой всю правду. Я смогу ее принять. Что здесь реально? Существует ли станция? Действительно ли мы так далеко, как ты говорила?

– Да. Как я и говорила, станция реальна. Просто она выглядит… иначе. И она в Большом Магеллановом Облаке, обращается вокруг коричневого карлика.

– А можешь показать станцию такой, какая она есть?

– Могу. Но не считаю, что ты к этому готов.

Я едва удержался от невеселого смеха:

– Даже после всего, что я уже узнал?

– Ты преодолел лишь половину пути, Том.

– А ты прошла его до конца.