– Пошла вон, – сказала, вернее, подумала Хоури. – Убирайся ко всем чертям из моей головы! В нашем контракте этого нет!
– Моя дорогая, – возмутилась Мадемуазель, – у нас и контракта никакого нет! А есть у нас… как сказать?.. Джентльменское соглашение?
Она взглянула в лицо Хоури, ожидая реакции. Та смотрела в ответ с откровенной ненавистью.
– Ладно-ладно, – сказала Мадемуазель. – До скорой встречи.
И исчезла.
– Жду не дождусь, – проворчала Хоури.
– Извините? – спросила Вольева.
– Жду не дождусь, когда смогу выйти из этого свинарника.
Вскоре они добрались до «ступицы», прошли таможенный досмотр и сели в шаттл – корабль, предназначенный для полетов в безвоздушном пространстве. Он состоял из сферы с четырьмя ракетными двигателями, направленными под разными углами, и имел название «Печаль расставания» – ультра любят давать своим кораблям ироничные имена. Внутри шаттл чем-то напоминал рифленый желудок кита.
Вольева провела Хоури через несколько дверей и узких кишкообразных коридоров, где пришлось двигаться почти ползком; наконец они оказались в рубке. Здесь стояли похожие на ведра сиденья, а также имелась консоль, экраны которой показывали всевозможные полетные данные.
Илиа покрутила один из верньеров, и из консоли выдвинулся лоток со старинной клавиатурой. Пальцы Вольевой забегали по клавишам, вызывая изменения в колонках цифр на экранах.
Хоури с некоторым удивлением обнаружила, что у этой женщины нет вживленных датчиков и что ее пальцы – главное средство передачи и получения информации.
– Пристегнитесь, – обратилась к ней Вольева. – Вокруг Йеллоустона крутится столько всякой дряни, что мне наверняка придется несколько раз резко тормозить и разгоняться.
Хоури подчинилась. Несмотря на некоторые неудобства, связанные с ремнями безопасности, это была первая возможность как следует отдохнуть за несколько дней. С тех пор как ее разбудили, произошло многое, и все делалось в лихорадочной спешке. Пока она спала в Городе Бездны, Мадемуазель выжидала, не появится ли корабль, который идет на Ресургем. Учитывая, что Ресургем – не бог весть какой важный узел в непрерывно расширяющейся сети межзвездной торговли, ждать пришлось долго. С субсветовиками всегда трудно иметь дело: ни один человек, какой бы шишкой он ни был, не может иметь такое судно в единоличной собственности, разве что оно находится в руках его семейства уже несколько столетий. Сочленители субсветовиков больше не строят, а люди, владеющие кораблями этого класса, продавать их не спешат.
Хоури знала, что Мадемуазель свой поиск вела очень активно. И Вольева тоже. По словам Мадемуазели, она проникла в йеллоустонские банки информации и запустила программу, которую называла «Ищейкой».
Рядовые пользователи и даже простые компьютеризированные системы мониторинга не могли обнаружить тонкую работу носа «Ищейки». Но Мадемуазель не была ни рядовым пользователем, ни системой мониторинга. Она почувствовала программу, как конькобежец, скользящий по тонкому льду, чувствует пузырьки воздуха под хрупкой гладью, отделяющей его от холодной темной воды.
И то, что сделала Мадемуазель затем, тоже свидетельствовало о ее недюжинном уме. Она виртуальным свистом поманила «Ищейку», а когда та прискакала, сломать ей шею уже ничего не стоило. Но сначала Мадемуазель распорола «Ищейке» брюхо и выяснила намерения Вольевой. Оказывается, программе поручили добыть секретную информацию о людях, имеющих специальный опыт. Такой запрос могла сделать группа ультра, у которой появилось вакантное место в экипаже. Но была тут еще одна странность, которая возбудила любопытство Мадемуазели.
Почему они ищут того, кто раньше служил в армии?
Может быть, это любители строгой дисциплины? Например, профессиональные торговцы, оперирующие на уровне, где прибыль невероятно высока? Или безжалостные эксперты, использующие весьма сомнительные средства для получения знаний? Такие не погнушаются побывать на захолустном Ресургеме, если видят перспективу получить гигантскую прибыль, скажем, лет через сто. Возможно, их организация строится по военному образцу, а не на квазианархических принципах, как у большинства торговцев. Поэтому они и ищут следы военного опыта в биографии своих кандидатов. Знают: такой человек, скорее всего, хорошо впишется в их команду.
Да, вероятно, дело обстоит именно так.
Что ж, пока все идет хорошо, даже если учесть ту странность, что Вольева не поправила Хоури, когда та выдала свою неосведомленность насчет конечного пункта полета. На самом деле Хоури прекрасно знает, что корабль направляется к Ресургему, – но ни к чему наводить Вольеву на мысль, что кандидатка стремится туда попасть. Конечно, у Хоури запасено нескольких легенд на случай, если придется объяснять ее желание посетить эту безвестную колонию. Она уже готовилась врать, но Вольева ничего не сказала об изменении маршрута. Почему-то ей нужно, чтобы Хоури считала, будто корабль идет к Окраине Неба.
Возможно, это объяснялось тем, что им был совершенно необходим новый член команды, причем соответствующий определенным критериям. Это, конечно, бросает некоторую тень на их деятельность, зато избавляет Хоури от необходимости использовать легенду. Нечего волноваться, решила она. Ее путь и раньше никогда не был устлан розами. И не для легкой жизни, пока она спала, ей поместила в голову имплантат Мадемуазель.
Этот крошечный прибор не должен был вызвать подозрений у ультра, поскольку и по виду, и по основному предназначению представлял собой стандартный энтоптический проектор. Если они проявят крайнюю подозрительность и извлекут его, все его подозрительные элементы или расплавятся, или перекомпонуются так, что составят нечто совсем другое. Хоури возражала против вживления устройства в ее мозг вовсе не потому, что опасалась разоблачения, а потому, что перспектива присутствия Мадемуазели в ее голове ей нисколько не нравилась. Пусть это всего лишь симулякр на бета-уровне, модель личности, существующая в зрительном поле Хоури и нашептывающая в ее слуховой центр.
Никто больше ни видеть, ни слышать этого призрака не мог, общаться с Мадемуазелью должна была только Хоури. Причем молча.
– Скажем так: я должна быть в курсе твоих дел, – объяснила тогда Мадемуазель. – Ты же солдат, а значит должна понимать.
– Да я понимаю прекрасно, – обреченным тоном сказала Хоури в ответ, – но меня уже тошнит. Конечно, я не надеюсь, что ты уберешь эту дрянь из моей головы, просто чтобы сделать мне приятное.
Мадемуазель улыбнулась:
– Нагружать тебя полным запасом знаний было бы слишком рискованно. Ты можешь случайно проговориться при ультра.
– Постой! – крикнула Хоури. – Я уже знаю, чего ты хочешь: чтобы я убила Силвеста. Разве я могу узнать нечто еще более важное?
Мадемуазель снова улыбнулась. Ее манеры доводили Хоури до белого каления. Как и все бета-копии, Мадемуазель обладала слишком маленьким набором мимических жестов, так что неизбежные повторения быстро надоедали.
– Боюсь, – сказала она, – что сейчас ты знаешь даже не часть этой истории. Так, крохотный осколочек.
Когда прибыла Паскаль, Силвест внимательно поглядел ей в лицо, ища сходства с Жирардо, каким его запомнил. И, как всегда, рассердился на свои глаза. Они плохо различали кривые линии, а потому человеческие лица казались ему состоящими из множества граней.
Услышанное от Кэлвина нельзя было отвергнуть как явную ложь. Правда, волосы у Паскаль были черными как смоль и прямыми, а у Жирардо – рыжими и курчавыми. А вот в строении черепа имелось сходство, которое нельзя было отнести на счет случайного совпадения. Если бы не Кэлвин, то сам Силвест нипочем бы не догадался. Но теперь, когда мысль высказана, она сама нашла себе подтверждение.
– Почему ты мне лгала? – спросил он.
Она казалась искренне удивленной.
– О чем?
– Обо всем. Начнем с твоего отца.
– Моего отца? – Она как будто успокоилась. – Ах, так ты знаешь…
Он кивнул, угрюмо сжав губы. Потом сказал:
– Когда ты начинала работать с Кэлвином, надо было отдавать себе отчет, что он далеко не глуп.
– Должно быть, подключился к моему портативному компьютеру, добрался до личных файлов. Вот подонок!
– Теперь ты понимаешь мои сыновние чувства. Зачем тебе все это понадобилось, Паскаль?
– Начнем с того, что у меня не было выбора. Я хотела тебя изучить, но разве смогла бы подступиться иначе как под чужим именем? Сменить имя было нетрудно, так как о моем существовании знает очень мало людей, а о моей внешности еще меньше. – Помолчав, она добавила: – Это правда. Я тебя не предавала.
– Хочешь сказать, Нильс никогда не получал от тебя информацию, которая требовалась для реализации его замысла?
Его слова Паскаль восприняла болезненно.
– Тебя же предупредили о перевороте, помнишь? Если я кого и предала, так это отца.
Он поискал аргументы в пользу того, что Паскаль лжет, не зная, хочет ли, чтобы такие аргументы нашлись.
– А биография?
– Это была идея отца.
– Орудие моей дискредитации?