Пространство Откровения. Город Бездны

– Я ординатор Мэссинджер, – разнесся по всему залу голос женщины. – Властью, данной мне Ресургемским экспедиционным советом, я могу заключать браки между жителями этого поселения в том случае, если такие союзы не входят в конфликт с генетическими правилами колонии.

Ординатор открыла ларец красного дерева. Там лежал переплетенный в кожу предмет размером с Библию. Женщина вынула его и раскрыла, при этом раздался треск сухой кожи. Открывшиеся поверхности имели матово-серый цвет, как у сланца, смоченного водой. На них поблескивали микроскопические механизмы.

– Положите ладони на ближайшую к вам страницу, джентльмены.

Оба положили руки на ближайшую поверхность. Последовала флюоресцентная вспышка, – это означало, что книга приняла отпечатки ладоней. Затем раздался звонок: биопсия сделана. Когда операция закончилась, Мэссинджер взяла книгу и приложила к ней свою ладонь.

Затем ординатор попросила Жирардо перед лицом присутствующих объявить, кто он. Силвест видел, как по лицам пробежали улыбки. В этом зрелище было нечто абсурдное, хотя Жирардо всячески старался вести себя как ни в чем не бывало.

Затем такая же просьба была адресована Силвесту.

– Дэниел Кэлвин Лореан Силвест. – Своим полным именем он пользовался так редко, что пришлось поднапрячься, чтобы не ошибиться. – Единственный биологический сын Розалии Сютейн и Кэлвина Силвеста, родившийся в Городе Бездны на Йеллоустоне. Я родился семнадцатого января сто двадцать первого стандартного года после второго заселения Йеллоустона. Мой календарный возраст двести двадцать три года. Если же считать с учетом специальных медицинских процедур, то физический возраст составляет шестьдесят лет по шкале Шарова.

– Каковы ваши реализации?

– Насколько мне известно, я реализован лишь в одном воплощении, в той биологической форме, которая делает это заявление.

– Тем самым вы подтверждаете, что вам неизвестны ваши реализации в виде записей альфа-уровня либо иных тьюринговых симулякров, как в этой, так и в иных солнечных системах?

– Мне неизвестно о существовании таких объектов.

Мэссинджер сделала в своей книге несколько пометок специальным стилосом. Точно такие же вопросы были заданы и Жирардо – стандартные параграфы церемонии Йеллоустона. Со времен Восьмидесяти йеллоустонцы крайне подозрительно относились к компьютерным моделям вообще, и в частности к таким, которые несли в себе реализацию личностной души. Особенно им не нравилась возможность того, что некая реализация личности – биологическая или иная – может заключать контракты, ничем не обязывающие другие реализации, в том числе брачный контракт.

– Все это документально подтверждено, – произнесла Мэссинджер. – Невесте разрешается подойти.

В розовом свете возникла Паскаль. Ее сопровождали две женщины, закутанные в мантильи цвета пепла, множество летающих камер, личных телохранителей – механических ос, а также бесчисленные полупрозрачные энтоптики – нимфы, серафимы, летучие рыбы, колибри, росяные капли и бабочки, как бы лившиеся нескончаемым потоком по платью новобрачной. Это было дело рук лучших мастеров-иллюзионистов Кювье.

Жирардо поднял толстые, как окорока, руки и поманил дочь к себе.

– Ты прелестна, – шепнул он ей.

То, что наблюдал Силвест, было красотой, доведенной до компьютерного совершенства. Он знал, что Жирардо видит нечто иное – настоящее, мягкое, человечное. Как будто один из них смотрел на живого лебедя, а другой – на его хрустальную фигурку.

– Положите руку на книгу, – сказала ординатор.

Отпечаток влажной ладони Силвеста был все еще виден – как темная каемка моря вокруг оставленного Паскаль светлого островка. Ординатор попросила ее объявить о своем происхождении подобно тому, как это сделали Силвест и Жирардо. Задача Паскаль была проще, она не только родилась на Ресургеме, но и никогда не покидала эту планету. Ординатор Мэссинджер запустила руку в шкатулку еще глубже. Пока она копалась там, глаза Силвеста рыскали по лицам свидетелей церемонии. Он видел Жанекена, чье лицо было еще бледнее обычного, что казалось почти невозможным. Там, в глубине шкатулки, лежал отполированный до голубого блеска инструмент – нечто среднее между старинным пистолетом и ветеринарным шприцем.

– Узрите же свадебный пистолет, – сказала ординатор, показывая залу содержимое шкатулки.

Холод пронизывал до костей, но Хоури вскоре перестала его замечать – температура превратилась для нее просто в абстрактное качество здешней атмосферы. История, которую ей рассказали товарищи по экипажу, была слишком удивительной, чтобы помнить о холоде.

Они долго стояли возле капитана. Его имя, как ей сказали, было Джон Армстронг Бренниген. Он был стар, невообразимо стар. В зависимости от системы, избранной для определения его возраста, ему было от двухсот до пятисот лет. Обстоятельств его рождения никто не знал, они затерялись в переплетениях политической истории. Кое-кто считал, что он родился на Марсе, но не исключено, что это произошло на Земле, а возможно, где-нибудь в городских трущобах земной Луны или на одном из сотен спутников, болтавшихся в космосе между Луной и Землей в те далекие времена.

– Бреннигену было уже больше ста, когда он покинул Солнечную систему, – сказал Садзаки. – Он долго ждал, когда это станет возможным, и наконец оказался одним из тысячи землян, которые улетели на первом корабле, посланном сочленителями с Фобоса.

– Во всяком случае, на том корабле был некто по имени Джон Бренниген, – вставила Вольева.

– Да, – кивнул Садзаки. – Никаких сомнений, это был он. Потом… проследить его путь становится очень сложно. Весьма вероятно, что капитан умышленно запутал свое прошлое, чтобы сбить со следа врагов, а их к тому времени должно было набраться немало. О нем есть сведения во многих планетных системах, отстоящих друг от друга на многие световые десятилетия. Но ничего достоверного.

– А как он стал вашим капитаном?

– Несколько столетий спустя, после заходов в различные миры, после далеких и долгих полетов и многочисленных никем не подтвержденных появлений, он осел где-то на окраине системы Йеллоустона. Старел Бренниген медленно, что вполне нормально при полетах на околосветовых скоростях, но все же старел, а технология долголетия в те времена была куда хуже, чем в наше время. – Садзаки помолчал. – Большая часть его тела уже тогда состояла из протезов. Поговаривали, что Джон Бренниген в те времена уже не нуждался в скафандре, покидая корабль в космосе, так как мог дышать вакуумом. Еще ходили слухи, будто он способен жить в условиях высоких температур и в жуткой стуже, а его органы чувств могли принимать сигналы всего известного спектра. Говорили, что от мозга, с которым он родился, осталась лишь малая часть, и его голова была набита всевозможными кибернетическими устройствами – настоящая каша из крошечных думающих машинок и небольшого количества органики.

– И много ли в этом было правды?

– Возможно, больше, чем хотелось бы верить людям. Ну и вранья тоже хватало. Говорили, будто он побывал у жонглеров образами на Морской Пене за много лет до того, как жонглеры вообще стали известны науке; что эти инопланетяне подвергли невероятным трансформациям остатки его мозга; что он контактировал как минимум с двумя разумными биологическими видами, которые человечеству до сих пор еще не знакомы.

– Он и в самом деле побывал у жонглеров, – сказала Вольева. – Триумвир Садзаки присутствовал при этой встрече.

– Это случилось гораздо позже, – оборвал ее Садзаки. – Нам важно знать о его взаимоотношениях с Кэлвином.

– А как они познакомились?

– Этого никто не знает точно, – сказала Вольева. – Наверняка нам лишь известно, что капитан был ранен – не то в результате несчастного случая, не то в ходе неудачной военной операции. Непосредственной угрозы для его жизни не было, но требовалась срочная помощь, а обращаться к любой из официальных организаций в системе Йеллоустона он не хотел – это было бы чистым самоубийством. У капитана было слишком много врагов, чтобы отдать свою жизнь в руки какой-нибудь группировки. Нужно было найти человека, которому он мог бы довериться. По-видимому, Кэлвин именно таким человеком и оказался.

– Кэлвин был как-то связан с ультра?

– Да, хотя он вряд ли в этом признавался публично. – Вольева улыбнулась, под козырьком шапки мелькнул широкий зубастый полумесяц. – Тогда Кэлвин был молод и принадлежал к числу идеалистов. Когда ему передали раненого, он решил, что это своего рода дар божий. В те времена у него еще не было возможности проверить на практике свои самые дикие идеи. Теперь в его распоряжении оказался идеальный пациент, и единственное, что было необходимо, так это абсолютное соблюдение секретности. От этого выгадывали оба. Кэлвин мог испытывать на капитане свои безумные кибернетические гипотезы, тогда как Бренниген надеялся выздороветь и стать чем-то более значительным в сравнении с тем, чем он был до встречи с Кэлвином. Можно считать, то был прекрасный пример взаимовыгодного сотрудничества.

– Вы хотите сказать, что капитан согласился быть подопытным кроликом у этого подонка? Для его чудовищных опытов?

Садзаки пожал плечами. Его толстые одежды придали этому движению что-то кукольное.

– Бренниген смотрел на это иначе. Если иметь в виду все остальное человечество, то для него капитан уже и до этой операции был монстром. Все, что мог сделать Кэлвин, – это продвинуть капитана дальше по выбранному им самим пути. Довести дело до логического завершения, если угодно.

Вольева кивнула, но, судя по выражению лица, она далеко не во всем была согласна со своим товарищем по экипажу.

– И в любом случае это случилось еще до Восьмидесяти. Имя Кэлвина не было тогда ничем запятнано. И даже по самым радикальным понятиям ультра, вмешательство в мозг Бреннигена лишь слегка превышало норму. – В голосе Вольевой зазвучало отвращение.

– Продолжайте, – попросила Хоури.

– Прошел почти целый век, прежде чем капитан снова столкнулся с кланом Силвестов, – сказал Садзаки. – К этому времени он уже командовал нашим кораблем.

– А что случилось?

– Он снова был ранен. На этот раз тяжелее.

Осторожно, будто снимая нагар со свечи, Садзаки тронул крошечный пучок серебристой растительности на капитане. Кожа Бреннигена была покрыта инеем, похожим на тузлук, копящийся на берегу соленого моря. Садзаки вытер влажные пальцы о свитер, но Хоури была уверена, что от этого они не стали чище. Пальцы должны были чесаться и гореть огнем подкожного заражения.

– К сожалению, – сказала Вольева, – Кэлвин к этому времени умер.

Конечно же! Он погиб вместе с остальными Восьмьюдесятью. Точнее, лишился физического тела одним из последних.

– Хорошо, – сказала Хоури. – Он скончался в процессе сканирования его сознания и перезаписи на компьютер. Разве нельзя было украсть запись и убедить ее, чтобы помогла вам?

– Мы бы так и сделали, если бы это было возможно. – Низкий голос Садзаки вибрировал, отражаясь от стен коридора, который своими изгибами напоминал глотку. – Но его альфа-запись исчезла. А дубликатов не было – альфы защищены от копирования.

– Значит, если говорить прямо, – сказала Хоури, желая поскорее убраться из этого подобия морга, – без капитана вы оказались в куче дерьма.