Пространство Откровения. Город Бездны

Силвест почувствовал, как хирург тянет его за рукав.

– Гиллиан, можно мне еще поработать над его глазами? Хочу еще кое-что подправить, но ему, конечно, придется за это расплатиться со мной болью.

– Делай что хочешь, – отозвалась Слука. – Только не чувствуй себя обязанным. Должна признаться, теперь, когда Силвест у меня, я разочарована. Думаю, он мне тоже больше нравился в прошлом, пока Жирардо не превратил его в мученика. – Она передернула плечами. – Силвест слишком ценен, чтобы отправить его в расход, но за неимением лучшего выбора я могу его заморозить и подождать, пока он не понадобится. Хоть год, хоть пять, мне без разницы. Так что вот тебе намек, доктор Фолкендер: не стоит вкладывать много сил в то, что может нам быстро надоесть.

– Успешная операция – сама по себе награда.

– Но я и так вижу прилично, – вмешался Силвест.

– О нет, – ответил Фолкендер. – Я могу сделать для вас гораздо больше, доктор Силвест. Я ведь, в сущности, еще только начал.

Вольева была внизу, у капитана Бреннигена, когда крыса сообщила ей, что поступила информация от «щебенки». Илиа как раз собрала свежие образцы грибка с периферии капитанского обиталища, и успех одного из ретровирусов, недавно примененных против чумы, ободрил ее. Его предком был военный кибервирус из тех, что попали на корабль в ходе сражения. К ее удивлению, он и в самом деле сработал, во всяком случае, на тех образцах грибка, которыми она тогда располагала.

Как раздражает, когда тебя отрывают от важного дела ради того, чему ты сама дала жизнь девять месяцев назад и о чем уже давно успела позабыть! На мгновение она даже удивилась: как же много утекло времени! И все же интересно, какие новости принесли разведчики.

Вольева вошла в лифт и поехала наверх. Да, в самом деле девять месяцев! Кажется невероятным, но ведь время летит незаметно, когда ты по горло занята работой.

Корабль давно идет на скорости, равной одной четверти световой, через сто дней он достигнет точки перехода на орбиту Ресургема, то есть уже сейчас нужно тщательно готовить план действий вблизи планеты. А для этого необходимы данные «щебенки».

В рубке уже были собраны снимки Ресургема и окружающего его пространства, сделанные во всех спектрах электромагнитных и даже куда более экзотических полей. Они давали первое представление о вероятном противнике. Вольева предоставила этой информации полный доступ к своему мозгу – в кризисной ситуации он будет распоряжаться данными с инстинктивной легкостью.

«Щебенка» облетела Ресургем с обеих сторон, чтобы получить подробные сведения как о ночном, так и о дневном полушарии. Сам ее рой растянулся по линии полета таким образом, что разница между появлением первого кибера и последнего составила пятнадцать часов. Иначе говоря, оба полушария были исследованы при различных уровнях освещенности. «Щебенка» дневная, пролетавшая со стороны Дельты Павлина, имела возможность фиксировать выбросы нейтрино из атомных реакторов и работающих на антиматерии силовых установок на поверхности планеты. Обследовавшие же ночную сторону разведчики искали источники теплового излучения, чтобы выявить городские центры и орбитальные спутники. Некоторые тщательно обнюхивали атмосферу, измеряя содержание чистого кислорода, озона и азота и делая выводы о степени воздействия колонистов на естественный биом.

Вольеву удивило, что колонисты, поселившиеся здесь больше пятидесяти лет назад, прожили эти годы в праздности. На орбитах не обнаружено крупных искусственных конструкций, нет и признаков космических перелетов внутри системы. Только немногочисленные исследовательские спутники облетали планету, ведя аэрофотосъемку и оценивая природные ресурсы. На поверхности «щебенка» не зафиксировала крупных промышленных центров, что вызывало большие сомнения в способности колонистов противостоять агрессии и быстро восстанавливать разрушаемую экономику. Разоружить население Ресургема и посеять среди него панику будет нетрудно, что существенно облегчает разработку плана действий.

Нельзя сказать, что колонисты были совсем бездеятельны. В атмосфере Вольева обнаружила весьма существенные изменения. Свободного кислорода оказалось куда больше, чем она ожидала. Киберы, работавшие в инфракрасном спектре, выявили пункты забора геотермической энергии, расположенные в зонах субдукции по краям материков. Наличие нейтрино в полярных районах говорило о вероятном существовании заводов по производству кислорода – термоядерных установок, расщепляющих молекулы воды и льда на кислород и водород. Кислород, надо полагать, выпускался в атмосферу или поступал в купола населенных пунктов, тогда как водород закачивался обратно в установки.

Вольева насчитала около пятидесяти населенных пунктов, преимущественно мелких; ни один не приближался по численности населения к единственному главному. Она вполне допускала, что есть еще множество совсем маленьких поселений, вроде семейных ферм или хуторов, которые «щебенкой» не регистрировались. Было и еще кое-что.

Ресургем находился в системе двойной звезды. Дельта Павлина являлась источником жизни, но, как известно, у нее имелся погасший близнец – темная нейтронная звезда, отделенная десятью световыми часами от Дельты, что давало возможность обеим звездам обзавестись собственными планетными системами со стабильными орбитами.

У нейтронной звезды была всего одна планета. Факт ее существования был известен Вольевой и раньше, еще до появления информации от «щебенки». Банк данных корабля добавил к этому различного рода комментарии и уйму плохо воспринимаемых цифр. Этот мир не представлял интереса в химическом отношении, не обладал атмосферой и был бионически инертен – о его стерильности позаботились ветры с нейтронной звезды еще в те времена, когда она была пульсаром. Вряд ли это нечто большее, нежели кусок железистого шлака, думала Вольева. Надо полагать, ничего полезного он не содержит.

И вот в этих местах «щебенка» обнаружила источник нейтрино. Он был очень слабым, еле-еле фиксировался, но игнорировать его было нельзя. Илиа некоторое время обдумывала ситуацию и пришла к банальному выводу: только машина может оставить такой след.

И это очень беспокоило Вольеву.

– Ты что же, все это время провела на ногах? – спросила Хоури, пробудившись от долгого сна.

Сейчас они с Вольевой шли навестить капитана.

– Ну, не совсем так, – ответила Вольева. – Даже мое тело нуждается в отдыхе. Я когда-то пыталась обходиться без него… Есть препараты и имплантаты, которые влияют на работу ретикулярной формации – того участка мозга, где возникают сны. Но все равно нужно куда-то сбрасывать яд усталости… – Она поморщилась.

Хоури поняла, что для Вольевой тема имплантатов не более приятна, чем зубная боль.

– Что-нибудь произошло за это время?

– Ничего такого, что могло бы тебя касаться, – отозвалась Вольева, затягиваясь сигаретой.

Хоури уже решила, что эта тема исчерпана, но тут триумвир разразилась неожиданным пассажем:

– Впрочем, раз уж ты мне напомнила… кое-что случилось. Фактически случились две вещи, хотя я и не знаю, какой из них следует придать большее значение. Первая тебя пока не касается. Что же до второй…

Хоури искала в лице Вольевой признаки того, насколько состарили эту женщину семь лет, прошедшие с их последней встречи. Никаких признаков, ни намека. А это означает, что Вольева нейтрализовала причиненный возрастом ущерб при помощи специальных препаратов. Если она и выглядит не так, как раньше, то это благодаря тому, что отпустила волосы, тогда как прежде стриглась наголо. Они и теперь коротки, но все же смягчают резкие очертания рта и скул. «Я бы сказала, – подумала Хоури, – что она скорее выглядит на семь лет моложе, чем на семь старше». Уже не в первый раз она пыталась определить физиологический возраст этой женщины, но безрезультатно.

– И что же это?

– Было нечто непонятное в твоей нейронной активности, пока ты лежала в криосне. Ее вообще не должно было быть. Но то, что я видела, вряд ли можно назвать нормальным даже для бодрствующего. Похоже, у тебя в голове шла небольшая война.

Лифт прибыл на этаж капитана.

– Интересная аналогия, – сказала Хоури, выходя в холодный коридор.

– Если бы только аналогия. Я сомневаюсь, конечно, что у тебя остались какие-нибудь воспоминания.

– Абсолютно никаких, – отозвалась Хоури.

Вольева молчала, пока они не добрались до сгустка человеческой и нечеловеческой материи, которая раньше звалась капитаном. Блестящий, тошнотворно склизкий, он походил не на человека, а скорее на ангела, сорвавшегося с небес и разбившегося о планетную твердь. Древняя капсула все еще хранила в себе капитана, хотя совсем обветшала и растрескалась. Холод, который она еще кое-как вырабатывала, теперь не мог сдерживать непрерывный натиск чумы.

Капитан Бренниген пустил множество корней, похожих на щупальца, которые уходили глубоко в корабль. Вольева следила за ними, но была не в силах остановить их рост. Конечно, можно их срезать, но кто возьмется предсказать, чем это кончится? Как догадывалась Вольева, именно эти корни поддерживали в нем жизнь – если только можно применить к нынешнему состоянию капитана этот термин. Вольева как-то сказала, что со временем корни заплетут все кругом, и тогда уже никто не различит, где корабль, а где капитан. Конечно, можно остановить этот рост, можно полностью изолировать эту часть корабля, даже катапультировать ее, отрезать, как поступали в старину хирурги с гангренозными членами больных. Объем пространства, который сейчас занимает капитан, так мал, что корабль вряд ли заметит его исчезновение. Без сомнения, трансформация будет продолжаться, но вскоре вирус не найдет пищи для себя снаружи и тогда обратится внутрь, и вскоре энтропия погасит последнюю искорку жизни в том, что еще недавно было капитаном.

– Ты рассматривала такую возможность? – спросила Хоури.

– Да, рассматривала, – ответила Вольева, – но надеюсь, что до этого не дойдет. Кажется, я продвигаюсь. Вроде нашла противоядие – сильный ретровирус. Он разрушает механизм чумы скорее, чем чума уничтожает его. Но до сих пор я экспериментировала с образцами очень малых объемов. Не знаю, что еще предпринять: проверка ретровируса на самом капитане – дело врачей, я не имею нужной квалификации для такой работы.

– Понятно, – быстро сказала Хоури. – Но если за это не берешься ты, значит задача целиком будет доверена Силвесту?

– Нельзя недооценивать его искусство и искусство Кэлвина.

– И он с радостью возьмется вам помочь?

– Без радости, конечно. Но ведь Силвест и в первый раз помог нам не по собственной воле. Мы найдем подход к нему.

– Надеюсь, это будет сила убеждения.

Вольева ответила не сразу. Она брала соскоб с трубчатого щупальца, которое как раз в эту минуту собиралось нырнуть в канализацию корабля.

– Силвест человек увлекающийся, – сказала она. – А такими людьми манипулировать легче, чем они воображают. Они настолько увлечены своей единственной целью, что далеко не всегда способны заметить, как подчиняются чьей-то воле.

– Например, твоей?

Вольева сняла тонкий, как волос, соскоб и спрятала его, чтобы проанализировать позже.

– Садзаки не говорил тебе, что мы привели Силвеста на борт во время его так называемого пропавшего месяца?

– «Тридцать дней в пустыне»?

– Дурацкое название, – скрипнула зубами Вольева. – Зачем понадобилась такая библейщина? Похоже, у Силвеста уже тогда был мессианский комплекс. Ну так вот, любопытное совпадение: у нас на борту он оказался ровно за тридцать лет до того, как ресургемская экспедиция покинула Йеллоустон. Ну а теперь я открою тебе маленький секрет. Перед тем как мы прибыли на Йеллоустон и завербовали тебя, мы и слыхом не слыхивали об этой экспедиции. Мы все еще надеялись найти Силвеста на самом Йеллоустоне.