– В капсуле пассажирка с того корабля. Который, кстати, мне вовсе не пришлось уничтожать. Он взорвался сам, как раз в тот момент, когда я собирался его таранить.
Валуа удивленно поднял брови:
– То есть ты уже был к этому готов?
– Ракета ушла в сторону. У меня не было возможности вернуть ее и заново заправить, и я пошел на таран. – Я понизил голос: – Да, Морган, я был к этому готов. Ты бы знал насколько. И как приятно было ощущать, что я собираюсь пожертвовать собой.
Удивление на его лице столь же быстро сменилось жалостью.
– Пока неожиданное событие не лишило тебя шанса на благородное самопожертвование?
– Ты не побывал в моей шкуре, поэтому тебе не понять.
Он медленно кивнул:
– Ладно, верю. Я заметил: когда ты улетал, было видно, что тебе не терпится искупить вину. Ты серьезно насчет капсулы? В самом деле что-то привез сюда?
– Не что-то, а выжившую. Я с ней разговаривал. Это вовсе не обожженный радиацией труп – капсула давала достаточно тепла, чтобы пассажирка могла со мной общаться. Она летела на корабле с Приюта.
– Единственная выжившая? Из скольких?
– Она почти ничего не помнит. Надеюсь, вспомнит, когда приведем ее в чувство.
– И что сейчас с этой… счастливицей? Она в криосне?
– Капсула повреждена, но я подключил ее к системе питания шаттла. Женщина снова уснула.
– Хорошо, – кивнул Валуа. – Значит, она не почувствует, как мы ее убьем.
Я постучал в свою собственную дверь чисто из вежливости. Последовала долгая пауза, и, хотя был вечер и занятия в школе закончились, я подумал: не ушли ли куда-нибудь Николя с Викториной, отсрочивая тот миг, когда им снова придется увидеться со мной. Винить их за это я не мог. Мне не терпелось их увидеть и в то же время отчаянно хотелось отложить встречу, поскольку всем нам предстояло пережить непростые мгновения.
Я уже собирался вернуться в Святилище под предлогом неких неотложных дел, когда Николя наконец меня впустила. Мы обнялись в коридоре, но в ее объятиях ощущалась неуверенность. Я поцеловал Николя, и она не отстранилась, но и не поспешила ответить поцелуем.
– Рада, что ты вернулся, – тихо проговорила она, словно опасаясь, что Викторина в соседней комнате может услышать. – Куда сильнее рада, чем, наверное, тебе кажется. Но из-за тебя нам пришлось пережить кошмар.
Закрыв за собой дверь, я сбросил дыхательный ранец и тулуп, который надел, чтобы пройти до дома через пещеры.
– Морган говорит, ты не теряла надежды.
– Не терять надежду – вовсе не то же самое, Мигель, что знать, что ты жив. – Голос Николя звучал чуть сдавленно. – Что еще мы могли подумать, когда увидели взрыв?
– У меня было желание подать сигнал. Но любая связь – всегда риск.
– Зря ты мне об этом говоришь.
– Да, – мягко согласился я. – Постарайся меня понять. Тот корабль уничтожила не ракета, а нечто другое. Скорее всего, отказ двигателя. Но я должен был учитывать и иную возможность: что где-то рядом находятся волки. Хватило бы единственного фотона, чтобы они насторожились. Обнаружив меня, волки обнаружили бы и апостолов, а потом и Солнечный Дол.
– Не драматизируй.
– Даже не думаю. Если бы явились волки, мы бы сейчас не разговаривали. – Я взглянул ей в лицо, надеясь, что мои жестокие слова подействовали. – Я не подал сигнал не из-за беззаботности и не по недомыслию, Николя, а из-за любви. Я предпочел бы умереть, но не навести волков на наше убежище.
Ее взгляд стал слегка задумчивым.
– Морган говорит, ты едва не пожертвовал собой.
– Это был последний способ остановить тот корабль. Ракета промахнулась.
Я почувствовал в ней некую перемену – еще не прощение, но шаг к нему, дававший слабую надежду на примирение.
– И насколько ты был близок к гибели?
– Я уже смирился с судьбой.
– А потом?
– Потом была вспышка, которая избавила меня от столь печальной необходимости.
– О чем ты думал в последние мгновения?
– О том, как вы теперь будете жить одни, без меня. И надеялся, что ты меня поймешь.
– Это не мне нужно понимать. Я до последней возможности скрывала известие о твоей смерти от Викторины, но полностью утаить не смогла.
Я кивнул:
– Вряд ли это было бы честно по отношению к ней.
– Когда до Викторины наконец дошла новость, которую все мы считали правдой, случившееся потрясло ее до глубины души. Однако по прошествии времени, общаясь с друзьями, она поняла, что в глазах многих ты стал героем. Мигель де Рюйтер, человек, который отдал жизнь ради спасения Солнечного Дола. Думаю, она предпочла бы в эти несколько дней быть твоей дочерью, а не моей. Но теперь, когда оказалось, что ты вовсе не мертв, на нее обрушилось новое горе – умер образ, который она создала в своих фантазиях.
– Ничего не могу поделать, – сказал я. – Ни с тем, что я не умер там, в космосе, ни с тем, что так и не стал героем-мучеником, которым и не хотел никогда стать. Я знаю лишь одно: была некая угроза, а теперь ее нет. Можно снова спать спокойно – неделю, месяц, а то и дольше. – Я отступил на шаг, показав раскрытые ладони. – Вот, собственно, и все. У меня был долг перед Солнечным Долом, и я его исполнил.
– А было ли чувство, что тебе есть в чем покаяться?
Я решил было солгать, но подумал, что Николя заслуживает только правды.
– Ты сама говорила, что у меня нечиста совесть. Я пытался отрицать, но понимал, что ты отчасти права.
– А теперь… сбросил бремя с души?
– Думаю, да.
– Я тоже на это надеюсь. Ради всех нас. – Ее голос стал суровым, но в нем появилось знакомое тепло. – Ты никуда больше не полетишь, Мигель. Пообещай мне – и пообещай Викторине. Сможешь?
– Постараюсь.
– Этого мало. Я хочу получить твое обещание здесь и сейчас. – Она взяла меня за руки. – Такое же священное, как супружеская клятва. Ты больше не бросишь нас. Не покинешь Солнечный Дол до того дня, когда его покинем мы все. Ты меня понял и со всем согласен?
Я торжественно кивнул: