– Мне нужно пойти в душ, – бормочу я, выскальзывая из-под его руки, отчего она падает на одеяло. – На кухне есть кофемашина, если захочешь выпить кофе.
Когда я, хромая, улепётываю из собственной спальни, то трусливо надеюсь, что умение Саввы читать знаки подскажет ему: я хочу, чтобы он ушёл. Я ведь ничего ему не должна. Меня чуть не изнасиловали, и я честно предупредила, что мои поступки продиктованы состоянием аффекта. Он ведь не маленький мальчик и должен понимать, как работают случайные связи. Что изменилось между нами, кроме того, что мы целовались и он довёл меня до оргазма? Савва по-прежнему мне не подходит. И я даже фамилии его не знаю.
Убедившись, что дверь в ванную заперта, я скидываю халат и по привычке встаю перед зеркалом. Кроме разбитой губы и подвёрнутой лодыжки, тот жлоб-насильник, к счастью, не оставил на мне своих следов. Зато оставил Савва: соски напряжены и слегка потемнели. От новой волны воспоминаний живот сводит горячей судорогой. Влажные движения его языка, звуки сбившегося дыхания, пальцы, пробегающие по рёбрам…
Я захожу в душевую кабину и с грохотом сдвигаю её створки. Хватит. Лучше подумать над тем, что сказать Андрееву о своем невыходе на работу. Может, так и сказать? «Меня собирался изнасиловать бомж, Константин Борисович. Требуется пара дней, чтобы морально восстановиться».
Перед глазами моментально всплывает удовлетворённое лицо Гордиенко, и я морщусь. Вот кто не преминет обернуть ситуацию против меня. С женщиной сложнее иметь дело, потому что её можно легко изнасиловать, и впоследствии она не выйдет на работу. И ведь не поспоришь: мужчин действительно насилуют куда реже.
Как бы там ни было, сегодня на работу я точно не выйду, в противном случае это будет попахивать фанатизмом. Андреев всё же женат, и у него тоже есть дочь. Может, произошедший со мной инцидент всколыхнёт в нём родительские чувства, и он не позволит мудаку Гордиенко оккупировать себе мозг хотя бы ближайшие сутки. Контракт с «Аэлитой» должен быть моим.
Когда я выхожу из душа, замотавшись в новый халат (старый сменила намеренно, чтобы не вызывать ненужных ассоциаций), то застаю Савву на кухне, уставившимся в телефон.
На что я надеялась? Что он просто уйдёт, прикрыв за собой дверь? Маловероятно.
– Ты не стал делать себе кофе? – я киваю в сторону кофемашины и иду к шкафам, чтобы достать чашку. – Будешь?
Ответа не следует, и тогда мне приходится снова посмотреть на него. К счастью, рубашка на нём застёгнута, как и брюки. Красивый парень. Очень. И даже заспанные глаза и растрёпанные волосы его ничуть не портят и будто делают… сексуальнее. И губы яркие, распухшие. Чёрт.
Странное это чувство: хотеть, чтобы человек ушёл, и одновременно любоваться им. Но Савва же «слишком» для тебя, ты ведь помнишь, Мирра? Ни в коем случае нельзя об этом забывать.
– Ну так что? – я улыбаюсь ему официальной улыбкой, дающей понять: с утра мы порознь. – Сделать тебе кофе?
– Трусиха, – глухо и резко изрекает он, убирая телефон в карман брюк. – Снова прячешься за своим тесным скучным панцирем.
Улыбка сползает с моего лица, но я насильно натягиваю её обратно. Даже если он увидел меня вчера потерянной и испуганной, это совсем не означает, что ему позволительно так со мной разговаривать.
– Никакого панциря нет. Это и есть моя жизнь: комфортная и взвешенная. И я чувствую себя в ней отлично, Савва, что бы ты там ни думал.
Синие глаза вспыхивают гневом, от которого мне слабовольно хочется отступить назад.
– Ты врёшь не только мне, но и себе. Вчера ты была настоящей, честной и нуждающейся.
Стиснув зубы, я отворачиваюсь к шкафу и начинаю греметь чашками. Он слишком много о себе возомнил. Я не приглашала его в свою жизнь. Он в неё просочился и теперь пытается навязать мне свою теорию о совпавших дефектах.
– Спасибо тебе за спасение, Савва, но давать оценку тому, правильно ли я живу, я не позволяю даже собственной матери.
В подтверждение своих слов я вновь поворачиваюсь к нему и смотрю в его невероятные глаза. Вчера он обыграл меня по всем фронтам, но сегодня я снова в ресурсе. Нет, я не маленькая потерявшаяся девочка, которую нужно спасать. Я та, кто с восемнадцати лет заботится о себе сама и до вчерашнего момента прекрасно с этим справлялась.
– Вчера я сказал, что ты для меня особенная. Это правда.
Он не пытается меня тронуть или польстить. Он произносит эти слова гневно и с вызовом, после чего подхватывает пиджак, перекинутый через спинку барного стула, и выходит из кухни. В прихожей раздаётся шорох надеваемой обуви, и когда я, хромая, выскакиваю, чтобы его проводить, Саввы уже нет.
14
– Константин Борисович, я прекрасно понимаю, что имеет в виду ваш заместитель, и поверьте, в ситуации десятилетней давности я бы первая подняла руку в знак согласия. Но не сейчас.
Я беру намеренную паузу и смотрю в глаза генеральному. Давай. Возьми в руку эту чёртов карандаш и готовься меня слушать.
Пальцы Андреева пробегаются по остро отточенному карандашу с надписью «Ландор», пару секунд постукивают по нему, но не поднимают.
– Излагай свою точку зрения, Мирра. Матвея Андреевича я уже накануне выслушал.
В этом никто и не сомневался. Именно поэтому на лице Андреева в данный момент процветает снисходительный скепсис. В одном Гордиенко не откажешь: он умеет быть убедительным. Наверняка с пеной у рта вещал о своей великой миссии поддержания имиджа «Ландор». На словах этот мудак исключительно чистоплотен и высокоморален.
– Во-первых, я хочу развеять мифы о том, что Лисицына продаёт низкосортный ширпотреб. Это не так. «Лаурель», «Седерма», «Риволис» с успехом сотрудничают с «Аэлитой». Если нужен будет более подробный обзор их ассортимента в качестве доказательств, я могу запросить данные в отделе Ледовского.
– Допустим. Дальше.
– Я хочу обратить ваше внимание на то, как сильно изменился рынок за последние годы. Если раньше на полках косметических супермаркетов стояли лишь признанные мировые бренды, то сейчас едва ли не половину площадей занимает более доступная Азия и масс-маркет. Продавец любит своего покупателя настолько, что даёт ему выбор. «На лицо вы можете намазать элитный крем от «Ландор», а для тела возьмите корейское молочко. Оно тоже хорошее, но обойдётся дешевле, чем то же масло от «Ландор». «Видите, мы не снобы, – говорят они. – Мы любим вас и заботимся о вашем кошельке».
Так почему мы не можем перестать быть снобами и не внедрим нашу базовую линейку в сеть демократичных супермаркетов? Почему не позволяем огромной части населения узнать о себе? Постоянные покупатели «Аэлиты» – это женщины от двадцати трёх до пятидесяти пяти лет со средним уровнем достатка. В один прекрасный день, увидев нашу продукцию на полках любимого магазина, они захотят побаловать себя чем-то лучше надоевшего «Лаурель». Женщины любят радовать себя в любом настроении, и они не преминут похвастаться приобретением подруге, сделав её нашей потенциальной клиенткой. И возможно, в следующий раз зайдя с подарочным сертификатом в тот же «Серебряный гранат», из всех бесчисленных брендов эти женщины выберут именно нас. Потому что знают, что «Ландор» не снобы, прячущиеся за глянцевыми витринами с пугающими ценниками. Мы их друзья, с которыми они уже знакомы. Времена меняются, Константин Борисович. Надоевшие лица на экранах телевизоров уже отбросили своё высокомерие и с радостью объединяются с молодыми дарованиями, обитающими на YouTube. Не вижу причин не поступить так же и нам, пока остальные не додумались.
Закончив свой пространный монолог, я смотрю на руки генерального. Карандаш зажат в его кулаке, но он им не постукивает.
– YouTube, говоришь, – изрекает он, задумчиво хмуря седеющие брови. – Надо подумать… Надо подумать.
Может быть, в этом дело? В его возрасте, когда становится всё сложнее управляться с новшествами? Андреев не может не понимать, какую прибыль нам может сулить сотрудничество с «Аэлитой». На цифры его мозг всегда был идеально настроен.
– Иди, Мирра Георгиевна. Тебе ещё отчёт мне отправлять. Я подумаю пока.
Я ненавижу уходить без результата, но сейчас выбора у меня нет. Давить на генерального не получится – он этого категорически не любит.
– Мирра, – Андреев вновь окликает меня, когда я берусь за дверную ручку, и его голос смягчается. – Чувствуешь себя как? Может, ещё пару выходных возьмёшь?
Развернувшись во имя должностной иерархии, я вежливо ему улыбаюсь:
– Нет нужды, Константин Борисович. Со мной всё хорошо. Отчёт будет у вас на почте в течение часа.
Прикрыв дверь, я иду к себе. Из-за травмы пришлось временно отказаться от каблуков в пользу мягких балеток, и теперь я перемещаюсь беззвучно, как ниндзя. Кто бы мог подумать, что мне будет настолько не хватать цоканья набоек.
В кабинете я по инерции проверяю мобильный. Понятия не имею, что собираюсь там найти: маме я звонила вчера вечером, Вика прекрасно знает, что в рабочее время меня беспокоить не стоит, а Никите вряд ли пришло бы в голову связаться со мной после СМС, отправленного ему пару дней назад: «Чтобы не тревожить твою занятость, уведомляю, что рубашки я отправила к тебе домой курьерской службой. Теперь нас официально ничего не связывает. Желаю продуктивного рабочего дня».
Неужели надеюсь, что Савва напишет? Да нет, глупости. Он ведь даже не знает моего номера.
С того момента как он покинул мою квартиру, прошла почти неделя, а он ни разу не появился.
*********
– Привет, Вик, чем занята? – я отпиваю вино из бокала, уставившись на своё отражение в зеркале. Уставшая я какая-то. На массаж лица, что ли, сходить?
– Дай-ка подумать, – отвечает подруга тоном дознавателя. – Сегодня вечер пятницы, ты звонишь мне сама и спрашиваешь, чем я занимаюсь. Неужто наша бизнес-леди решила выбраться потусить?
– Вроде того. Вернее, есть во мне такое намерение, – и помолчав, признаюсь: – Настроение паршивое, если честно. Хочется отвлечься.
– Семё-ё-ён! – громко выкрикивает Вика, не удосужившись прикрыть трубку ладонью. – Я с девчонками встречусь? Всё равно ты свой футбол будешь смотреть.
Мне не удаётся прочувствовать свою вину за то, что выдёргиваю подругу из лона семьи в пятничный вечер – столько энтузиазма слышно в её голосе. Даже будучи замужней, Вика остаётся куда свободнее меня.