– Сейчас пару еще пару тостов скажут, и прогуляемся на террасу, – говорит Ильдар, после того, как очередной гость желает ему процветания и крепкого здоровья. – Это кстати, Вадим, а это Ирина, – он указывает взглядом на парня и девушку, сидящих по соседству. – А это Дина, моя подруга детства.
Парочка доброжелательно мне улыбается, и я в ответ следую их примеру. Удивительно, насколько разные люди собрались в зале. Есть и совсем взрослые, возрастом ближе к моим родителям, есть и наши с Ильдаром ровесники, а есть и такие, как Камиль. Не старые, но и не свежие.
– А тот седой мужчина, который говорил тост, это кто? – интересуюсь я, пока с Ильдаром, прихватив фужеры с шампанским, идем в сторону террасы.
– Это Рафаэль, лучший друг отца. Здесь много родительских друзей, если ты не заметила.
Я закусываю губу. Родители Ильдара погибли в автокатастрофе четыре года назад, но их друзья по-прежнему присутствуют на его дне рождении. Это трогает и одновременно восхищает.
– Ты как, устроилась? – Облокотившись на балконные перила, Ильдар весело щурится. – Попрыгала на кровати?
– А как же, – отвечаю я ему в тон. – И в окошко покричала, и в батарею постучала.
Он негромко смеется, отчего я испытываю желание крепко его обнять. Хорошо, что после его переезда сюда мы не потерялись. К Ильдару я очень тепло отношусь и по-своему люблю.
– А с Камом ты почему, кстати, ехать отказалась? – вдруг спрашивает он. – Он сказал, что во дворе тебя встретил.
Глубоко вздохнув, я отпиваю шампанское. Оно – спонсор моей последующей прямолинейности.
– Ильдарчик, я считаю тебя близким другом, но это не значит, что мое хорошее отношение распространяется на твоего брата. Я прекрасно помню все, что о нем говорили и все, что он сделал. И ни крутая тачка, ни дорогая туалетная вода, ни даже то, что он помог мне с чемоданом, этого не изменят. В моих глазах он преступник, который, кстати, так и не ответил за свои преступления перед законом… Взять хотя бы то изнасилование….
Ильдар странно на меня смотрит и потому мне приходится прерваться. Проследив его взгляд, поднявшийся поверх моего плеча, я машинально оборачиваюсь. Оказывается, на террасе мы больше не одни. Прямо за нами стоит Камиль в компании своего не менее грозного татуированного друга.
4
На пару секунд я испытываю стойкое желание испариться, но уже на третью себя одергиваю. Эй, разве я сказала неправду? В прошлом Камиль – преступник, не ответивший за содеянное, и все присутствующие об этом знают. С каких пор стало постыдным осуждать тех, кто преступает закон?
– Не помешаем? – невозмутимо осведомляется Камиль, едва на нас взглянув.
Вопрос явно риторический, судя по тому, что его друг, успевший прикурить сигарету, протягивает ему пачку. Я мысленно закатываю глаза. Камиль тоже это курит? Да они просто мамонты какие! Сигареты в наше время – чистейший атавизм. Все мои друзья сто лет назад курить побросали, а кто не бросил – перешли на курительные гаджеты. Вред для здоровья тот же, а вони меньше. Справедливее по отношению к окружающим.
Они встают чуть поодаль, о чем-то переговариваясь. Я хочу предложить Ильдару вернуться внутрь, чтобы не подслушивать и заодно не пропахнуть табаком, но он, как назло, меня опережает.
– Бо, а ты чего Тагира с собой не взял?
Татуированный мужчина выпускает плотную струю дыма и, стукнув пальцем по фильтру, находит взглядом Ильдара.
– Остался дома за сестренкой приглядывать. Рано ему еще по вечеринкам ходить.
Я оглядываю его с новым интересом. У Аквамена есть дети? С грозной щетиной и цветными татуировками, он не производит впечатления добропорядочного семьянина. Да, на его правой руке действительно есть кольцо.
Этот факт, как и наличие детей, меня расслабляет. Человек, который так говорит о детях – а татуированный говорил о них с любовью – не может быть плохим, в моем понимании. Хотя на умение выбирать друзей это никак не повлияло.
– Ему сколько сейчас? – не унимается Ильдар.
– Пять будет в мае.
– Кам говорил, он у тебя на карате ходит.
Бородач кивает.
– Таисия настояла. Тагиру нравится.
– Лучше, чем совком соседского пацана колотить, – насмешливо вставляет Камиль.
Его татуированный друг, встряхнув головой, беззвучно смеется. Вернее, они оба смеются. Зрелище завораживающе. Два здоровенных взрослых мужика умиляются шуткам о детях.
– Бо, это, кстати, моя подруга Дина, – спохватывается Ильдар. – Дина – это Каримов Булат.
– Очень приятно. – Я улыбаюсь как можно приветливее, чтобы после сказанного не прослыть брюзгой.
Взгляд мужчины задерживается на моем лице, и мне чудится в нем проблеск иронии. Он не говорит, что ему приятно, лишь сдержанно кивает, после чего вновь поворачивается к своему собеседнику.
– Сколько, ты говоришь, он просит?
– Не суть, – отвечает Камиль. – Я уже послал его куда подальше.
Сосредоточившись взглядом на Ильдаре, я зябко потираю предплечья.
– Давай вернемся внутрь, а? Прохладно что-то.
– Конечно, пошли, – соглашается он, забирая из моих рук пустой бокал. – Бо, Кам, увидимся внутри!
В ответ доносится нестройное бормотание.
Дождавшись, пока Ильдар по-джентльменски откроет для меня дверь, я украдкой нюхаю волосы. Как и ожидалось, провоняли табаком.
– А Вадим и Ирина – твои друзья? – интересуюсь я, шагая по вестибюлю.
– Да. Они в прошлом году поженились. С Вадимом я по работе пересекался. Так общаться стали.
– Ясно. Они вроде постарше немного, нет?
– Слушай, Дин. – Ильдар резко останавливается, а его тон из добродушного становится строгим. – По поводу Кама. Он мне гораздо больше, чем старший брат, и слышать, как ты говоришь про него все эти нелицеприятные вещи, не очень-то и приятно. Может быть, в его прошлом и были какие-то спорные моменты, но уже много времени прошло. Сейчас он другой человек.
Я глубоко вздыхаю. Он прав. Не в том, что Камиль изменился, конечно, – люди вообще не склонны меняться, – а в том, что не стоило мне все это ему говорить, да еще и в день рождения. Это все шампанское, будь оно не ладно.
– Я знаю, что вы с ним близки, и совсем не планировала все это тебя вываливать. Прошу за это прощения. – Виновато улыбнувшись, я треплю его по плечу. – Просто в будущем, пожалуйста, не удивляйся, если я не буду забегать к нему на чай или подписывать открытки ко дню рождения. Я ценю все, что он для тебя сделал, но мое мнение о нем вряд ли изменится. Когда мне было двенадцать, я видела, как он избивает человека ногами. Я после этого сутки нормально спать не могла. А еще я едва ли забуду то дело об изнасиловании.
– Кам никого не насиловал, – чеканит Ильдар. – Та девка, которая его обвиняла, шлюхой была. А мой брат никогда бы не притронулся к шлюхе.
– Шлюхой? – переспрашиваю я, чувствуя, как внутренности снова начинают сотрясаться от гнева. – У меня на этот счет другая история есть. Мою двоюродную сестру изнасиловали по дороге с работы. Она три часа проторчала в полиции, а в итоге сама же забрала заявление. Она работала танцовщицей в ночном клубе. Даже не стриптизершей. Обычной танцовщицей! Совмещала работу с учебой. Думаешь, кто-то встал на ее сторону? Кто-нибудь ей посочувствовал? Даже моя мама считала, что она сама виновата. И все потому, что работала танцовщицей! Вот если бы бухгалтером или кассиром в супермаркете – это да. А так, она была виновата в том, что привлекала к себе мужское внимание. Якобы сама напросилась! И это говорили женщины. Как будто, если ты красива или на тебе мало одежды – это повод взять тебя силой! Как будто насилие в принципе можно чем-то оправдать…
– Тише-тише, Дин, – успокаивающе говорит Ильдар, опуская ладони мне на плечи. – Ты чего так возбудилась?
– Регина порезала себе вены, – хриплю я, тщетно пытаясь утихомирить бешеную вибрацию в груди. – Ее больше нет, а тот насильник продолжает жить как ни в чем не бывало. Я виню в ее смерти не только его, но и всех тех, кто оправдывал то, что он сделал. Если бы ее поддержали, если бы дали понять, что она не одна…
Я и сама не понимаю, почему из глаз вдруг катятся слезы. Это такая старая история. Я давно ее пережила.