Сводный босс

Я сжимаю её пухлую губу, извлекая из жемчужного капкана, и даже не успеваю убрать пальцы, как влажный рот ловит их и втягивает в себя. Я ни хера не из тех слабаков, которые стонут во время секса, но сейчас шиплю и чудом не вою.

Матрёшка распахивает зелёные глазищи и щурится. До основания погружает указательный и средний пальцы в рот и щекочет языком между ними. А я, как свихнувшаяся кобра, управляемая дудкой факира, не могу оторвать от неё взгляда, пока матрёшка продолжает объезжать мой член и ублажает пальцы так умело, словно у неё во рту три языка.

Я толкаю пальцы между её розовых губ, кайфуя от тёплой влажности. Спорю, она и там такая же. Дышу, как марафонец на сорок первом километре, пока отчаянно трахаю её рот, словно это поможет мне кончить.

– Нравится, матрёшка? – хриплю, не прекращая глубже задвигать пальцы ей в горло. – Член мой ты тоже будешь так сосать?

Матрёшка хлопает ресницами в знак согласия и прикусывает подушечки пальцев острыми зубами.

И у меня срывает башню окончательно. Я готов повалить матрёшку на пол, разодрав к хренам её штаны и всё, что там под ними есть, с камешками или без, и трахать, пока уставшие от её визгов и стонов соседи не вызовут полицию. Держусь только потому, что хочу растянуть этот момент подольше.

– Снимешь для меня свою майку, Сла-ва? – рычу я, вытаскивая из её рта влажные пальцы. Это нужно прекратить, потому что кончать в штаны в моём почтенном возрасте стыдно.

Матрёшка обводит розовым язычком припухшие губы и устремляет на меня изумрудный с поволокой взгляд.

– Ты хочешь, Гас?

И снова это «Гас»… Гас, как же охеренно она это говорит.

– Повтори, – хриплю я ей в губы.

Матрёшка наклоняется над моим ухом, укрывая нас копной своих волос, и стонет:

– Ты хочешь, Гас?

Я мычу что-то нечленораздельное в ответ и как вампир присасываюсь к её шее. Карамельная кожа скользит под моим языком словно шёлк. И на вкус, блядь, будто райский нектар.

Сла-ва слегка отстраняется и одним движением стягивает с себя майку. И я, забыв обо всём на свете, ошарашенно пялюсь на её обнажённую грудь. Как Корбен Даллас перед рыжеволосой Милой распахиваю рот, и в голове вертится восторженный рефрен: «Само совершенство». Кому нужны силиконовые дойки, когда есть это? Два небольших идеальных полушария, высоких и тугих, с аккуратными бежево-розовыми сосками.

Я сглатываю и, как хоббит к кольцу, тяну пальцы. Едва касаюсь напряжённой вершинки – матрёшка дёргается как от удара током. Закрывает глаза, откидывая назад голову, и стонет:

– Ещё.

– Ещё, Гас, – подсказываю ей, сжимая сосок пальцами.

– Ещё Гас, – эхом отзывается матрёшка и выгибает спину.

Чёрт, такая отзывчивая. Что же с ней будет, когда я буду долбиться внутри неё членом? Рычу, как оголтелая псина, и обхватываю сосок ртом. Клубника и сливки – мой любимый десерт. Я глажу его языком, вдавливаю внутрь и снова втягиваю в себя, чувствуя, как матрёшка танцует тверк на моём члене.

– Сколько парней у тебя было, Сла-ва? – бормочу я ей в кожу.

Какого хрена меня вообще это интересует? К чему вскрывать этот ящик Пандоры? Потому что я мечтаю трахнуть её без резинки?

Уже хочу забрать свой вопрос обратно, когда русская стонет:

– Только один. Хочу, чтобы ты стал вторым.

Пиздец. Вот тебе и русская шлюха. Ей же двадцать три. Почти девственница. У тихони Ками в шесть раз больше. Но вот что меня настораживает – так это невероятное чувство восторга, подпирающее моё возбуждение. Я радуюсь, что у неё был только один? Какое мне вообще до этого дело? Я же трахнуть её хочу, в конце концов, а не в жёны взять.

Гоню от себя идиотские мысли и сливаюсь с её грудью во влажном французском поцелуе.

– Гас, я сейчас, – хнычет матрёшка, вонзаясь ногтями мне голову, и я снова едва не стону от кайфа.

Хочу, блядь, хочу, чтобы она сделала мне больно, хочу носить на себе её отметины. Я прижимаю ягодицы матрёшки к члену и начинаю трахать, как обезумевший, прямо через её дурацкое трико. Пусть кончит так, ей будет с чем сравнить позже.

Отрываюсь от груди матрёшки, чтобы посмотреть на выражение её лица, когда она приходит к финишу. И она не разочаровывает: щёки розовые, глаза закрыты, кусает губы и хрипит в сладкой судороге. Само, блядь, совершенство.

Сла-ва обмякает в моих объятиях словно тряпичная кукла, и я уже собираюсь сказать, что мы только разогревались, когда замечаю, что её лицо стремительно синеет.

Бля, это что, особенности оргазма в России? Что за хрень?

– Эй, матрёшка. – Я трясу её за плечи, но у неё только рот открывается, как у выброшенной на песок рыбы. – Да что с тобой?

И меня осеняет. Вот о чём я, отвлечённый своим озабоченным младшим, даже не подумал. Кошка пришла ко мне сама, залезла на колени и готова была трахнуться. Со мной. С ненавистным Малфоем. Что Путин с Трампом в термах Баден-Бадена друг другу спины тереть начнут, и то шансов больше.

Я скидываю с себя футболку и напяливаю её на Сла-ву. У неё губы синие и трясутся, словно флаг Евросоюза на ветру.

Снова встряхиваю её за плечи.

– Принимала что?

Глаза у матрёшки жалостливые, как у брошенного щенка.

– Ничего, – мотает она головой и зубами клацает. – Сок.

Я, блядь, убью его. Оторву его мелкий член, засушу, сделаю брелок для ключей и вручу ему на день рождения.

Поднимаю её на руки и тащу в душ. Ставлю под тёплые струи прямо в одежде и растираю плечи.

– Ты как, матрёшка? Нормально?

Вижу, что ненормально. Худенькое тело трясётся, но русская подбородок задирает и утвердительно кивает.

– Нормально.

Святая мученица, чтоб её. На таких, как она, Вторую мировую и выиграли. Стараясь не пялиться на её грудь, я сдираю с матрёшки мокрую футболку и тяну вниз штаны. Блядь, трусики и правда с камешками. Достаю полотенце, кутаю её в него и несу эту упакованную мумию на кровать.

– Подождёшь минуту, матрёшка? Я сейчас вернусь.

Несчастный аватар снова кивает и откидывается на подушки. А я, как бешеный смерч, несусь по лестнице вниз. Без слов сгребаю малого за шкирку и швыряю на пол.

– Ты что творишь, долбанутый утырок?

Малой непонимающе хлопает обкуренными глазами и хнычет:

– Хотел тебе сюрприз сделать. Не понравилось?

Понравилось, блядь. Только он об этом никогда не узнает.