Театр в театре. Зарубежные авангардные пьесы 1940–1970-х годов

К а л и г у л а. Следовательно, никакого заговора нет. Признайся, что это была шутка.

С т а р ы й п а т р и ц и й (сбитый с толку). Шутка, всего лишь шутка…

К а л и г у л а. Никто не собирается меня убивать, понятно?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Никто, абсолютно никто.

К а л и г у л а (громко вздыхая, медленно). В таком случае, радость моя, исчезни! Благородный человек – такая редкость в нашем мире, что я не в состоянии созерцать его слишком долго. Я хочу побыть один и насладиться этой великой минутой.

Старый патриций торопливо удаляется.

Сцена 5

Калигула бросает взгляд на табличку, берёт её и читает. Потом громко вздыхает и зовёт стражника.

К а л и г у л а. Приведи Кассия! (Стражник уходит.) Постой! (Стражник останавливается.) Не забудь оказать ему подобающие почести.

Стражник уходит. Калигула некоторое время бродит по комнате взад и вперёд. Затем направляется к зеркалу.

К а л и г у л а. Идиот! Ты решил быть логичным. Остаётся выяснить, куда это тебя заведёт. (С иронией.) Луна станет моей, и всё сразу изменится, а невозможное станет возможным. А почему бы и нет? Кто знает? (Оглядывается по сторонам.) Как странно, людей вокруг становится всё меньше и меньше. (Зеркалу, глухим голосом.) Слишком много мёртвых, слишком много, это меня опустошило! Даже если луна будет моей, вряд ли я стану прежним. Даже если все мертвецы оживут, мои преступления не скроются бесследно. (Яростно.) Логика, Калигула, логика! Не отступай от логики. Власть до конца и до конца одиночество. Назад уже не вернуться, надо идти до конца.

Входит Кассий.

Сцена 6

Калигула, ссутулившись, сидит на ложе. У него усталый вид.

К а с с и й. Ты звал меня, Кай?

К а л и г у л а (тихо). Да, Кассий. Стражник, факел сюда!

Молчание.

К а с с и й. Ты хочешь мне что-то сказать?

К а л и г у л а. Нет, Кассий.

Молчание.

К а с с и й (несколько раздражённо). Кай, ты уверен, что моё присутствие здесь необходимо?

К а л и г у л а. Да, Кассий, совершенно уверен.

Снова молчание.

К а л и г у л а (неожиданно заискивающе). Прости, Кассий, я отвлёкся и плохо тебя встретил. Садись, побеседуем запросто. Мне захотелось поговорить с умным человеком.

Кассий садится.

К а л и г у л а (очень естественно и просто). Кассий, как ты считаешь: могут ли два благородных человека – хотя бы раз в жизни – поговорить друг с другом начистоту, отбросив прочь все предрассудки, личную выгоду и ложь?

К а с с и й. Думаю, что, в общем, это возможно. Но вряд ли ты на такое способен.

К а л и г у л а. Ты прав. Просто мне интересно знать, совпадают ли наши мнения. Ну что ж, наденем маски, будем лгать! Кассий, почему ты меня не любишь?

К а с с и й. Потому что тебя не за что любить, Кай. Потому что любви не прикажешь. И ещё потому, что я слишком хорошо тебя понимаю, а разве можно любить то, что тщательно в себе скрываешь?

К а л и г у л а. А почему ты меня ненавидишь?

К а с с и й. Ты ошибаешься, Кай. Я считаю тебя вредным, жестоким, эгоистичным, тщеславным человеком, но ненавидеть не могу: я знаю, что ты – не подлец.

К а л и г у л а. Тогда почему ты хочешь меня убить?

К а с с и й. Я уже сказал: ты вредный человек. Большинство людей чувствуют потребность в безопасности: они не желают жить в мире, в котором самая причудливая фантазия в мгновение ока превращается в реальность и острым ножом пронзает душу. Я тоже не хочу жить в таком мире.

К а л и г у л а. Безопасность и логика несовместимы.

К а с с и й. Согласен. Сказанное мной нелогично, но, тем не менее, здраво. К а л и г у л а. Продолжай.

К а с с и й. Мне нечего больше сказать. Я не собираюсь углубляться в твою логику – у меня свои представления о человеке и его долге, и я знаю, что большинство твоих подданных думают точно так же, как я. Ты тяготеешь надо всеми, и поэтому ты должен исчезнуть.

К а л и г у л а. Всё это понятно и вполне законно, для многих даже очевидно. Но только не для тебя. Ты умён, а ум или многое себе позволяет, или от многого отказывается. До сих пор ты отказывался, почему бы не начать наконец и позволять?

К а с с и й. Потому что я хочу жить и быть счастливым, а если я стану на сторону абсурда, то лишусь и того, и другого. Я – такой, как все. Иногда, желая почувствовать себя свободным, я мечтаю о смерти любимых людей, и нередко испытываю к женщинам вожделение, запрещённое законами семьи и дружбы. Будь я логичным, я стал бы убивать и насиловать. Но подобные неопределённые желания не имеют для меня особого значения. Если бы все начали воплощать их, мы не смогли бы ни жить, ни быть счастливыми. А это, повторяю, для меня важнее всего.

К а л и г у л а. Ты веришь в какую-то высшую идею?

К а с с и й. Я верю в то, что некоторые поступки могут быть лучше других.

К а л и г у л а. А я считаю, что все они одинаковы.

К а с с и й. Мне это известно, Кай, и поэтому я тебя ненавижу. Ты тяготишь собой всех – ты должен исчезнуть.

К а л и г у л а. Вполне справедливо. Но почему ты, рискуя жизнью, говоришь мне всё это?

К а с с и й. Потому что меня всегда заменят другие и потому что я не люблю лгать.

Молчание.

К а л и г у л а. Кассий!

К а с с и й. Что, Кай?

К а л и г у л а. Как ты считаешь, могут ли два благородных человека – хотя бы раз в жизни – поговорить друг с другом начистоту?

К а с с и й. Мы только что с тобой этим занимались.

К а л и г у л а. Да, Кассий. А ведь ты сказал, что я неспособен на такое.