Людовик XIV, или Комедия жизни

– Брат не говорил тебе, почему эта сцена понравилась ему сегодня больше, нежели вчера?

– Нет, говорил. Ему показалось, что сегодня она была натуральнее. Лагранж стоял на коленях перед мадам и декламировал стихи, а мадам отвечала ему по книге. Но потом Марсана выслали из комнаты, потому что он мешал.

– Ну, еще бы!.. Знаешь, Лорен, расспроси хорошенько брата, как играл Лагранж у мадам и расскажи мне. Я слушаю с удовольствием твою болтовню, но другим нечего рассказывать эти глупости, потому что, заметь себе раз и навсегда, Лорен, что делается в будуаре дамы, должно оставаться в тайне.

– О, я с радостью буду рассказывать вашему высочеству, если только это доставляет вам удовольствие.

– Ты добрый и скромный мальчик. Ну, ступай теперь.

Конти вынул из шкафа небольшой пакет и отправился с ним в спальню. Лорен вышел из кабинета.

– Сегодня уже она позвала его, – задумчиво прошептал принц, – он стоял перед ней на коленях… Марсана выслали из комнаты…

Принц развернул письмо своей жены, в котором лежал ее портрет, долго вглядывался в ее черты и потом положил все вместе под подушку. Ему невольно пришли на память сцены из «Сумасброда», и он прошептал:

– Довольно мне ветреничать, неверность Кальвимон будет служить мне первым шагом к благоразумию!

Но как же это случилось, что госпожа Кальвимон была так неосторожна и решилась на свидание с Лагранжем, которое могло сильно скомпрометировать ее?

Дело в том, что она слишком надеялась на свое влияние и была убеждена, что любовь принца к ней никогда не остынет. Когда Конти женился на Марианне Мартиноци, Кальвимон была в страшной тревоге, в особенности же в день его возвращения в Пезенас. Но смерть Серасина дала ей полную уверенность, что принцесса никогда не станет для нее опасной соперницей, потому что чем больнее подействовал на принца этот несчастный случай, тем ненавистнее сделались ему кардинал и его племянница, невольные виновники всего происшедшего. Как большая часть суетных и самолюбивых женщин, Кальвимон тотчас же угадывала нежное чувство, возникшее в сердце мужчины, но никогда не замечала охлаждения. Она видела в своем высоком любовнике все того же человека, который мужественно стоял во главе Фронды против Мазарини, и приписывала перемену в его политических убеждениях силе обстоятельств и честолюбивой жажде власти. Недоступная сильным ощущениям, она, разумеется, не могла предположить, чтобы борьба, огорчение могли изменить сердце человека, дать другое направление его вкусам и желаниям. Инстинктивно она чувствовала некоторую неприязнь к Мольеру, но была очень далека от мысли, чтобы какой-нибудь бродячий комедиант мог возыметь влияние на принца и быть причиной ее падения. Лагранж сильно заинтересовал ее с первого раза, во время же представления «Сида» он окончательно очаровал ее. В первое же свидание она убедилась, что Лагранж безумно влюблен в нее. Это открытие сильно польстило ее самолюбию. Уверенная в своем самообладании, она смело пошла навстречу опасной игре в любовь. Но расчет ее был неверен. Противник оказался гораздо сильнее, чем она сама. Он знал все тайны соблазна и обольщения и, не чувствуя сам ни малейшего увлечения, видел в госпоже Кальвимон только выгодную для себя добычу и осторожно, холодно опутывал ее любовными сетями, так что, думая разыгрывать роль кошки, госпожа Кальвимон оказалась мышкой, попавшейся в когти самой бессердечной и неумолимой кошке. Все способствовало гибели бедной Кальвимон. Принц, аббат и Мольер почти никогда не были дома, Марсан был страшно глуп, и стоило сделать только несколько шагов по коридору, чтобы заняться изучением бессмертного Корнеля.

Несчастная готовила свою погибель, сама того не подозревая.

Маленький Марсан был, однако, не настолько глуп, чтобы молчать о том, что видел. Лорен, как самый верный стенограф, передавал каждое слово принцу, а аббат Даниель, стоя за кулисами, руководил всеми действующими лицами.

Наступала зима, все толковали о предстоящих празднествах, которыми Конти хотел оживить лангедокское общество. Принц был чрезвычайно весел и, по-видимому, совсем не замечал неверности своей подруги. На самом же деле он отлично знал каждый ее шаг и, не чувствуя ни огорчения, ни малейшей ревности, убедился с удовольствием, что любовь его к этой женщине окончательно угасла. С другой стороны, он чувствовал себя все более и более виноватым перед женой, которая, давая полную свободу его чувствам, выбрала самый верный путь, чтобы овладеть его сердцем. Он ответил на письмо принцессы в самых дружеских выражениях. Между ними завязалась переписка, которая мало-помалу приняла вполне задушевный тон. Он уже не задумывался над выбором между госпожой Кальвимон, которая отблагодарила его самым низким обманом за то, что он безраздельно отдал ей свое сердце и вывел из ничтожества, и прекрасной, благородной женщиной, которая из любви к нему безропотно переносила свое оскорбительное положение. Принц ожидал только, чтобы Кальвимон, усыпленная его доверием, окончательно забыла всякую осторожность со своим возлюбленным, чтобы тогда удалить ее, сохраняя свое достоинство и без всякой огласки.

Осенний сезон должен был закончиться балом, который лангедокское дворянство предполагало дать для принца.

В день бала его высочество стоял в зале, окруженный блестящей свитой, и собирался ехать. Вдруг, как бы припомнив что-то, он остановился и послал за Мольером. Тот немедленно пришел. Принц отозвал его в сторону.

– Я нахожу, что ваше новое произведение «Любовная размолвка» восхитительно. Я уже три раза прочел его. Мне бы хотелось, чтобы зимний сезон начался представлением этой прелестной комедии. А пока я прошу вас сочинить еще что-нибудь веселенькое и даже надеюсь отчасти помочь вам. Отчего бы мне также не попробовать свои силы? – Принц засмеялся.

– Я не понимаю вас, принц.

– Я говорю, отчего бы мне самому не сыграть комедии? Вас я приглашаю быть моим режиссером. Вы, конечно, не откажетесь. Я полагаю, что нам нечего откладывать это удовольствие в дальний ящик, начнем хоть сейчас! Слушайте! Вы останетесь в этом кабинете, пока паж Лорен не явится сказать вам, что пора начинать комедию. Видите из этого окна башню ратуши?

– Вижу!

– Когда Лорен придет к вам, то подайте из окна условный знак белым платком, на который вам ответят из башни таким же знаком. Тогда отправляйтесь к аббату и прикажите ему от моего имени надеть на себя полное облачение. Затем начнется настоящая комедия. Но пока никому ни слова!.. Прощайте!

Принц улыбнулся и вышел в сопровождении своей свиты.

Озадаченный Мольер подошел к окну и увидел, как принц и все его кавалеры сели на лошадей и поскакали в Безьер. Тысячи мыслей теснились в голове Мольера, но ни одна не объясняла ему загадочные слова принца.

Прошел час, нигде не было слышно ни малейшего движения. Скука начала одолевать Мольера. Вдруг раздались торопливые шаги, дверь отворилась, вбежал Лорен.

– Пора, пора! Он уже у нее!..

Мольер бросился к окну и начал махать платком. Из башни тотчас же ответили. Тогда он поспешил в комнату аббата.

– Скорей, отец Даниель, вставайте! Его высочество приказал вам немедленно облачиться. Поторопитесь!

– Зачем это?.. Ведь принц уехал…

– Ну, отец Даниель, наше дело не рассуждать, а слушаться. Дело идет о какой-то комедии, но я и сам не знаю, в чем она заключается.

– Кальвимон играет тут роль?

– Я подозреваю, что да!

– О! В таком случае я уже готов!

Аббат схватил свое облачение и через несколько секунд был совершенно одет.

Прошло добрых полчаса. Они вышли из комнаты и остановились в коридоре, который вел в покои Кальвимон, и стали внимательно прислушиваться. Все было тихо.

Вдруг из комнаты Кальвимон донесся ужасный крик.

– Это ее голос! – прошептал аббат.

Вслед за тем в коридор поспешно вошел кавалер Гурвиль. Увидев аббата и Мольера, он пригласил их следовать за собой. Пройдя несколько комнат, они очутились в будуаре Кальвимон, где их взорам представилась самая удивительная сцена. На диване сидела Флоранс, закрыв лицо руками, и страшно рыдала, около нее находился Лагранж, бледный и трепещущий, а посреди комнаты стоял принц с Фаврасом и герцогом де Гишем.

– А, отец Даниель, мы вас ждем, а также и вас, Мольер, вы будете свидетелем. Не думайте, сударыня, – обратился он к Кальвимон, – что меня оскорбляет или огорчает открытие вашей измены. Как одно, так и другое сделало бы вам слишком много чести. Я уже давно знаю об этой унизительной интриге и выжидал только, чтобы она достигла того апогея своего развития, которым мы имеем случай только что восхищаться.

– О, монсеньор, это жестоко!.. – рыдала дама.

– Вот Мольер может подтвердить, что я с самого начала предвидел эту развязку и преднамеренно давал вам полную свободу действий, потому что, признаюсь, что давно уже хотел расторгнуть нашу связь. Господин аббат, соедините эту пару церковным благословением. Мы все будем свидетелями бракосочетания госпожи Кальвимон с господином Лагранжем!

– О, никогда, – воскликнула Флоранс, ломая руки, – я никогда не буду женой комедианта!..

– Я также не хочу жениться, – воскликнул Лагранж. – Эта дама кокетничала со мной!

– Как вам будет угодно, – возразил принц ледяным тоном. – Но предупреждаю, что вам остается только два исхода: или вы должны жениться и тогда получите пять тысяч луидоров, которые я даю в приданое мадам, или я немедленно прикажу позвать полицию, и вы оба будете взяты под арест.

– Боже! Какой позор! – вопила Флоранс. – Я на все согласна, только не заставляйте меня испытать еще новое унижение!

– Ну-с, что вы скажете, благородный трагик? – обратился принц к Лагранжу.

– Ваше высочество не шутя предполагаете выдать ей пять тысяч луидоров? – спросил он плачущим голосом.

– На другой же день после вашей свадьбы вы будете иметь удовольствие забавляться луидорами, если только супруга ваша дозволит это занятие, потому что деньги будут принадлежать исключительно ей.

– Господин аббат! Так… согласен жениться на ней!.. – пробормотал обезоруженный Сид и протянул Флоранс руку.

Не поднимая заплаканных глаз, красавица приняла протянутую руку, и оба подошли к аббату.

– Вот вам два кольца, – обратился принц к аббату, снимая с руки два солитера. – Я желаю, чтобы благородная пара получила их в память об этой торжественной минуте. На сегодня, – продолжал принц, – эти комнаты останутся в распоряжении счастливой четы, но завтра же вы должны будете переехать за мой счет в Безьер. Вы, сударыня, можете взять с собой всю эту мебель. А вам, Лагранж, советую в другой раз не посягать на спокойствие женщин. Теперь прощайте!