Побежденный. Барселона, 1714

Дорога была такой узкой, что я с трудом успел отпрыгнуть в сторону, и в ту же секунду на меня пролился ливень жидкой грязи из-под колес кареты. Двум проказникам, которые выглядывали из окон экипажа, картина показалась очень забавной. Негодяи были моими сверстниками, и из удалявшейся к замку кареты до меня донесся хохот.

Беда казалась мне воистину непоправимой, потому что утром я надел для визита в замок свой парадный костюм. Запасной треуголки и камзола для столь торжественного случая у меня не было. Как же мне предстать перед самим маркизом этаким заляпанным грязью пугалом?

Можете себе представить, в каком настроении я вошел в Базош. Ворота были открыты, потому что не прошло и двух минут с тех пор, как карета озорников въехала в крепость. Какой-то слуга выбежал мне навстречу и закричал:

– Сколько раз надо вам говорить, что милостыню здесь дают по понедельникам?! Вон отсюда!

По правде говоря, мне не в чем было его упрекнуть. Меня и вправду можно было принять только за попрошайку, явившегося в неурочный час.

– Я явился сюда, чтобы изучать инженерное дело, и готов предъявить рекомендательное письмо с сургучной печатью! – возразил ему я, пытаясь развязать шнурки котомки.

Слуга не хотел меня даже слушать. Наверняка он не раз сталкивался с неугодными посетителями, потому что в руках у него как по волшебству возникла дубинка.

– Пошел вон, бездельник!

Ты веришь в ангелов, австрийская буйволица? Я – нет, но в Базоше их было целых три. И первый из них появился в ту самую секунду, когда дубинка уже готова была обрушиться на мои ребра. Если судить по одежде, передо мной был кто-то из прислуги, но властный тон выдавал человека, занимавшего в замке определенное положение. И сколько бы там ни говорили, что ангелы бесполы, я вас уверяю, что это была женщина. Вне всякого сомнения!

Мне стоит большого труда описать все прелести этого создания. И раз уж я лишен поэтического дара и не хочу отнимать время у читателей, скажу просто, что эта женщина была полной твоей противоположностью, мое дорогое чудище Вальтрауд. И не сердись, пожалуйста. Я просто имею в виду, что у тебя зад как у пчелы, а у нее талия была не шире двенадцати дюймов. Ты ходишь, сутулясь, как старая кляча, а она выступала с уверенностью тех избранных женщин – таковые встречаются и среди аристократок, и среди простолюдинок, – которые убеждены, что они способны сокрушить империи своим каблучком. Голова у тебя всегда лоснится, словно ты только что вылила на свою прическу бочонок жира, а легкие пряди ее волос цвета мякоти спелого арбуза спускались волнами на плечи. Я не видел твоих сисек, да и не имею никакого желания их лицезреть, потому что они наверняка у тебя отвисли, как два баклажана, а ее упругие груди помещались в бокале. Я не хочу сказать, что красота незнакомки была совершенной. Ее нижняя челюсть, угловатая и слегка выдававшаяся вперед, придавала ей чересчур решительный для женщины вид. Но уж если говорить о дефектах, то я предпочитаю избыток недостатку: тебя вообще лишили подбородка, что придает твоей физиономии абсолютно идиотское выражение.

Что еще? А, да, чуть не забыл: крошечные уши, брови цвета черепицы, такие узкие, словно их нарисовали тончайшей кистью. Лицо ее, как у большинства рыжих, было покрыто веснушками. Их было ровно шестьсот сорок три (когда чуть позже я буду рассказывать о программе обучения в замке Базош, вы поймете, почему я их посчитал). Если у тебя на лице появится тысяча веснушек, ты станешь похожа на прокаженную ведьму. Ее же эта россыпь коричневых пятнышек превращала в сказочное существо. Сейчас мне пришло в голову, что я был знаком с большинством героев нашего века, а не знаю такого смельчака, как твой супруг, который каждую ночь делит ложе с этаким страшилищем. Чего ты ревешь? Я разве говорю неправду? Ну-ка давай берись за перо.

Незнакомка внимательно меня выслушала, и, кажется, мне удалось внушить ей доверие, потому что она захотела посмотреть на мое рекомендательное письмо. Женщина умела читать, что служило доказательством ее высокого положения в иерархии замковой челяди. Я рассказал ей, какую злую шутку со мной сыграли: в ее воле было помочь мне или выгнать вон. И она мне помогла. Незнакомка куда-то исчезла и долго не возвращалась – ожидание показалось мне бесконечным. Наконец она появилась снова и принесла мне камзол.

– Переодевайся, – сказала она. – Да поскорее. Остальные уже в зале.

Я побежал в том направлении, которое она мне указала, и остановился, лишь оказавшись в совершенно квадратной комнате с невысоким сводом. Там не было никакой мебели, кроме пары стульев. В противоположной стене тоже виднелась дверь. И прямо возле нее стояли, ожидая, что она откроется, те самые негодяи, которые облили меня дорожной грязью.

Первый, толстый коротышка, обладал таким курносым носом, что ноздри смотрели не вниз, а вперед, как у свиньи. У второго, высокого и худющего, ноги были длинными, как у цапли, и даже одежда этого отпрыска богатой семьи не могла скрыть его нескладной фигуры. Казалось, вместо того чтобы дать ему расти постепенно, кто-то взял щипцы и вытянул его сразу. Я прозвал их про себя Хрюшатым и Долговязом.

Оба посмотрели на меня равнодушно и обратились ко мне с обычным приветствием, словно мы никогда раньше не встречались. И если рассудить, в этом не было ничего особенного. Позволь мне дать тебе добрый совет, моя дорогая орангутанша, всегда помни, что люди плохо смотрят, а видят и того хуже. Хрюшатый и Долговяз меня не узнали, потому что при нашей первой встрече моя фигура промелькнула перед их глазами слишком быстро, а теперь в этом роскошном камзоле я казался другим человеком. Долговяз заговорил со мной, не скрывая своего воинственного настроя:

– Вы еще один кандидат? Желаю вам всяческих успехов, но учтите, что я уже много лет изучаю основы инженерного дела. Здесь берут только одного ученика, и это место будет моим.

Он особенно подчеркнул слово «моим».

– Мой дорогой друг, – вмешался в разговор Хрюшатый, – ты забываешь, что я ждал этого момента столько же лет, сколько ты.

Долговяз вздохнул.

– Трудно поверить, что вот сейчас откроется эта дверь и в эту комнату войдет Вобан собственной персоной, – сказал он. – Мы увидим человека, который создал заново или перестроил триста крепостей. Триста!

– Именно так, – кивнул Хрюшатый. – И к тому же участвовал в ста пятидесяти военных операциях, более или менее значительных.

– Но и это не самое великое и прекрасное из его деяний, – заключил Долговяз. – Вобан взял осадой пятьдесят три города. А укреплениям каждого из них могла бы позавидовать Троя!

Хрюшатый пробормотал, утвердительно качая головой:

– Supr?me, supr?me, supr?me…[4 - Великолепно, великолепно, великолепно… (фр.)]

«Ну и вляпался же я», – подумалось мне. Приор ничего не говорил о каком-то предварительном отборе. А место-то оказалось только одно. Мыслимо ли, что этим зубрилам откажут, а возьмут меня?

Исходя из слов моих соперников о маркизе де Вобане, я представил себе исполина, покрытого шрамами и закаленного в огне тысячи сражений. Но в комнату вошел степенный человек низенького роста. По выражению его лица я решил, что он обладает весьма скверным характером. Голову его украшал дорогой парик с пробором посередине, по обе стороны которого были тщательно уложены локоны. Отвислые щеки и острые скулы выдавали почтенный возраст маркиза, но, несмотря на это, все его существо источало энергию и нетерпение. На левой щеке виднелось лиловое пятно, которое, как я узнал позже, было следом пули, задевшей Вобана во время осады Ата[5 - Ат – город а Валлонии; при осаде Ата в 1697 году Вобан впервые применил систему траншей-параллелей.].

Мы встали по стойке смирно, выстроившись в ряд. Маркиз осмотрел нас, не говоря ни слова. Он останавливался перед каждым кандидатом всего на несколько секунд, но какие были у него глаза! О, этот взгляд человека из крепости Базош я узнал бы всегда и везде. Когда Вобан смотрел на тебя, он словно говорил: «Ты ничего не можешь от меня скрыть, я знаю твои недостатки лучше, чем ты сам», – и до некоторой степени он был прав. Впрочем, суровость была не единственной чертой характера этого человека.

Вобану не были чужды и отцовские чувства. И хотя прежде всего в глаза бросалась его строгость, любой быстро понимал, что жесткость этого человека была направлена на достижение благородных и созидательных целей. Никто не мог бы усомниться в его прямоте и справедливости.

Наконец он удостоил нас своей речью. Сначала маркиз рассказал о приятной стороне дела: королевские инженеры были немногочисленной кастой избранных из избранных. Найти их было так трудно, что все владыки Европы и Азии не жалели никаких денег, чтобы взять их себе на службу. Это уже неплохо звучало. Французские дублоны, английские фунты, португальские крузадо… Заработаю много денег, да еще и мир посмотрю!

Но тут рассказ маркиза принял новый оборот. Вобан посерьезнел и произнес:

– Имейте в виду, господа, что инженер за время осады одной-единственной крепости рискует своей жизнью чаще, чем пехотный офицер на протяжении всей военной кампании. Вы по-прежнему хотите начать обучение здесь?

Мои два сотоварища-идиота одновременно закивали и восторженно провозгласили:

– Oui, monseigneur![6 - Да, месье! (фр.)]

Я же не знал, как скрыть свое недоумение. При чем тут походы и выстрелы? Какие еще пушечные ядра?

Что за чушь он несет? Я всегда думал, что инженеры строят мосты или проектируют каналы. И хотя Долговяз и Хрюшатый упомянули какие-то осады крепостей и бои, всем известно, что важные персоны – в особенности те, чьи обязанности ограничиваются составлением планов, – всегда хорошо устраиваются: в тылу и в хорошей компании, в окружении маркитанток.

Видите ли, мне нужен был просто какой-нибудь диплом – хотя бы проектировщика канав, – чтобы вернуться домой и оправдаться перед моим родителем. А этот безмозглый старик продолжал извергать высокопарную чушь, и чем дальше, тем абсурднее.

Дело все более осложнялось. И со страшной скоростью. Не успел я и оглянуться, как Вобан завел разговор о «Таинстве».

Я почти целый век пытаюсь постичь смысл мерцающих огней le Myst?re (так и пиши это прямо по-французски) и до сих пор считаю себя подмастерьем. Поэтому вы сами представляете себе, что мог понять четырнадцатилетний шалопай, когда услышал это слово в первый раз под сводами крепости Базош.

Вобан упоминал о Myst?re через каждые два слова и делал это столь невыносимо торжественно, что в конце концов до меня дошло: он употреблял это таинственное имя, говоря о Боге. Впрочем, о каком Боге может идти речь? По величественному тону маркиза можно было заключить, что наш Бог был кем-то вроде придурочного пасынка этого самого Myst?re.

К тому моменту мои надежды быть принятым на учебу в Базош уже окончательно рассеялись. Как вы уже догадались, я не имел ни малейшего понятия обо всей этой истории, в то время как Долговяз и Хрюшатый были готовы к бою. Они прекрасно знали, зачем сюда явились, их подготовка соответствовала положению их семейств и полученному образованию, а единственную цель их жизни составляла возможность посвятить себя служению странной силе, о которой говорил маркиз.

Неожиданно Вобан прервал свою речь и вышел из комнаты. Наступившая пауза застала нас врасплох, и у всех троих перехватило дыхание. Хрюшатый и Долговяз обменялись недоуменными взглядами, не понимая, что происходит. Минуту спустя дверь открылась. Но вместо маркиза в комнату вошла она – рыжая красавица, которую я встретил во дворе замка. И назвалась она дочерью Вобана.

И как это мне, идиоту, раньше не пришла в голову такая возможность. Ведь ни одна служанка не могла говорить таким властным тоном. На сей раз она была одета гораздо изысканнее, и длинное платье скрывало ее ноги. Дочь маркиза не подала виду, что узнала меня. Ее строгий и холодный взгляд сейчас внушал страх. Она встала прямо напротив нас и заговорила:

– Отец велел мне подвергнуть вас очень короткому испытанию, чтобы оценить ваши способности. Маркиз послал меня вместо себя, ибо в его присутствии молодые кандидаты робеют, и он об этом знает. – Тут она открыла папку и вынула оттуда какой-то рисунок. – Ваш экзамен состоит из одного-единственного вопроса. Я по очереди покажу каждому из вас некое изображение, и вы должны будете его описать. Постарайтесь, пожалуйста, быть предельно точными в вашем ответе.

И она начала с меня: подошла и показала мне рисунок.

Я по сей день храню его копию. (Эй, ты, приклей ее сюда, именно на эту страницу, а не на следующую. Дошло до тебя или нет, безмозглая твоя голова? Сюда!)

Если бы мне показали поэму на арамейском языке, я бы и то, наверное, быстрее сообразил, в чем дело, а потому пожал плечами и сказал первое, что пришло мне в голову:

– Это звездочка. Звездочка, похожая на цветок, только вместо лепестков у него шипы.

Хрюшатый и Долговяз, успевшие посмотреть на рисунок краем глаза, разразились хохотом, но дочь маркиза и бровью не повела. С такой же торжественностью она сделала два шага вправо и показала рисунок Хрюшатому. Тот четко произнес:

– Это крепость с восемью бастионами и восемью равелинами.