Слезы Африки

– Мой папа отремонтирует его. Он всегда ремонтирует его.

Сеньорита Маргарет опустилась на колени перед ней и в смущении смотрела на девочку, поскольку полагала, что к этому моменту все дети осознали – их родители мертвы, а деревню разрушили.

В горле у нее все пересохло, и она в который уже раз спросила своего кроткого Бога, зачем он заставляет ее пройти через все эти испытания, и, собрав всю свою волю и мужество, прошептала срывающимся голосом:

– Твой папа, малышка, умер. Вся твоя семья умерла.

Последующий вопрос был самым обескураживающим из тех, какие опытный учитель получал и на которые отвечал в течение почти тридцати лет.

– И если вся моя семья умерла, то почему я должна продолжать жить?

– Потому что Господь этого хочет.

– Тот же самый, что пожелал, чтобы вся моя семья умерла?..

И ничего ей не пришло в голову, чтобы ответить на этот вопрос, а всего лишь взяла малышку за руку покрепче и вместе с ней вернулась в школу.

На крыльце она заприметила худую и высокую фигуру Менелика Калеб, про которого все знали, что он просыпается самым первым в деревне.

– Займись ей, – попросила она. – Хотела вернуться к себе домой.

Потом прошла внутрь школы, в самый большой из классов, и обвела взглядом лица детей, и спросила саму себя, а не лучше ли было, чтобы они вот так продолжали спать до скончания века, чем выйти навстречу тяжелым испытаниям, безо всяких сомнений ожидавших их.

И наконец подошла к большой карте, висевшей на стене, и внимательно рассматривала ее, пытаясь понять в каком направлении нужно им идти, чтобы добраться до моря, не пересекая по пути области, где, как она слышала, идут самые кровопролитные бои.

Та война, тот абсурдный конфликт, опустошавший страну вот уже в течение четырех долгих лет, и принесший с собой для большинства ее жителей лишь голод и отчаяние, до вчерашнего дня был лишь не более, чем далекими слухами, что приносили с собой редкие «Рассказчики истории», которые время от времени случалось забредали в затерянную долину, и все, что сеньорита Маргарет знала про войну, это что расползалась она в основном вокруг больших городов и плодородных долин, поскольку для всемогущих Господ никакая победа в этой Войне не имела смысла, если не приносила с собой хороших трофеев, с помощью которых можно было бы компенсировать затраченные солдатами усилия.

Горы, джунгли и долины, расположенные на периферии, все это время оставались вне пределов столкновений, но трупы на противоположном берегу ярче всего показывали, что, в конце концов, конфликт перевалил через все границы, и теперь невозможно было определить в каких регионах сохранилась еще мирная жизнь, а в каких шла война.

Но, тем не менее, она попыталась разобраться в запутанной, похожей на лабиринт, карте, покрытой мушиными следами, и найти путь, что привел бы их к морю, в обход тех мест, где идут бои, но, сколько бы она не всматривалась, найти такой дороги не получалось.

Их деревня и долина даже не были указаны на той карте, и река, по которой они намеревались спуститься, возможно, была изображена в виде одной из тех голубых линий, извивающихся среди того, что, предположительно, должно быть высокими горами.

Сеньорита Маргарет не имела точного представления где они вообще находятся, и уж тем более каким путем следовать, чтобы выбраться из этого лабиринта, но единственно, в чем она была совершенно уверена, так это в том, что ни при каких обстоятельствах не могла позволить, чтобы жизнь этих несчастных существ наполнилась насилием и закончилась в рабстве.

Где-нибудь там, на востоке, должно же быть море.

Море!

И наконец, глубоко вздохнув, собравшись с духом, взяла в руку длинную линейку, что внушала страх всем ученикам, с размаху ударила ей несколько раз по столу, как имела обыкновение делать, когда хотела навести порядок в расшалившемся не в меру классе.

– Вставайте! – приказала она. – Все вставайте! Мы идем к морю.

Мальчишки постарше, Менелик Калеб, Бруно Грисси и Ахим Биклия, еще раз вернулись в деревню, где к своему удивлению нашли старика пастуха, всю ночь он копал глубокую могилу, куда сбрасывал части человеческих тел, которые очень часто приходилось ему отбирать у гиен, грифов и шакалов.

– Уходите! – закричал он им. – Я не хочу чтобы вы видели это.

Бруно Грисси хотел было в последний раз взглянуть на то, что осталось от его родителей, но увидев бесформенную кучу пепла, в которую превратился некогда массивный дом на холме, пришел к заключению, что их останки смешались с этим пеплом, и ограничился тем, что открутил один из тяжелых шаров, украшавших изголовье кровати, на которой когда-то родился, чтобы унести его с собой, как память и о доме, и о своей семье.

Смутные предчувствия указывали ему, что начиная с того момента, домашний очаг его будет в какой-то другой, далекой стране, по ту сторону моря и далеко от Африки, и что вся его семья теперь состоит из сестры Карлы и брата Марио, которых он должен оберегать любой ценой и всем своими силами.

А потому ограничился тем, что пробормотал короткую молитву, стоя перед уцелевшей дверью, через которую столько раз выбегал на улицу, и пошел обратно, разыскивая Менелика и Ахима, а они тем временем стаскивали к пирогам разные вещи, одежду и продукты, какие удавалось найти среди руин.

В неглубокой нише, внутри того, что некогда было хижиной великана Суллема, они отыскали старую винтовку, в удивительно хорошем состоянии, и коробку с патронами, которые огонь пощадил, и мысленно поблагодарили смелого деревенского охотника за то, что всегда был человеком предусмотрительным и аккуратным, что прятал свои ружья и патроны подальше как от сырости, так и от детей.

Спустя пару часов, когда пришли к заключению, что вокруг не осталось ничего мало-мальски полезного, помахали на прощание пастуху, поглощенному своим занятием, каждый из них забрался в свою пирогу, позволив течению нести их плавно вниз по реке.

Последнее, что они увидели – разрушенную деревню и старика с лопатой в руках, провожавшего их взглядом, стоя на краю огромной могилы, с безутешным видом человека, убежденного в том, что это были последние живые существа, какие он видел в своей жизни.

Никто из них не плакал.

Какая-то когтистая лапа, раскаленная до красна, сжала их сердца, а в животах разверзлась пропасть, но, удаляясь от того, что когда-то было их миром, они лишь крепко сжали зубы, осознавая, что теперь просто обязаны стать примером для подражания для остальных малышей.

Плачь не плачь, но родителей не вернешь к жизни.

И ни одна слезинка не поможет отомстить за них.

Не время сейчас для слез и мести, но нужно найти дорогу к тому месту, где можно будет жить в мире и без страха.

Когда деревья полностью скрыли деревню, они наконец взялись за весла и принялись грести в сторону того места, где их ожидали остальные.

Сеньорита Маргарет благоразумно решила: не стоит подвергать малышей такому испытанию – видеть, пусть и издалека, то немногое, что осталось от их домов, а потому повела их через лес к опушке, где они ждали в абсолютной тишине и молчании, и трудно было представить, что именно эта ребятня вылетала из дверей школы с дикими воплями, крича и гоняясь друг за другом, а затем ныряли в реку и резвились в воде до самого обеда.

Прежде чем сесть в лодки, сеньорита Маргарет разделили всех на три группы, и когда обратилась к ним, то сделала это не как добрая учительница, которая снисходительно относится к тому будут ли ее слушать, или не будут, а говорила голосом жестким, как человек, чей авторитет не подвергается сомнению и кто не потерпит даже малейших возражении в отношении своих приказов.

– В каждой группе каждый из вас будет отвечать перед тем, кто старше него, – сказала она. – Менелик, Ахим и Бруно будут ответственными в каждой из своих групп. И никто, слышите меня! Никто не посмеет ослушаться распоряжений тех, кто по своему возрасту стоит над ними, или, клянусь, будете вспоминать меня до последнего своего дня, – и обвела их суровым взглядом. – Все ясно?

Большинство сразу же кивнули в ответ, но поскольку она чувствовала, что не всем такое по душе, добавила тем же тоном:

– Сейчас речь идет не о наказаниях за ваши шалости более или менее тяжелые. Сейчас речь идет о том, что наши жизни зависят от того совершит ли кто из вас даже малюсенькую ошибку, – и с угрожающим видом подняла палец. – Я буду жестока, – закончила она. – Настолько жестока, что вы даже не представляете, насколько я могу быть.

Жестом она показала, чтобы начали грузиться в лодки, и делали они это в строгом порядке, от младшего к старшему, и хоть знали ее столько, сколько себя помнили, и очень часто не воспринимали всерьез, сейчас могли видеть, как некогда добрая и все позволяющая учительница, каким-то образом сразу превратилось в существо жесткое и неуступчивое, решительно настроенное на то, чтобы до последней буквы исполнить все свои угрозы.

Когда сеньорита Маргарет удостоверилась, что каждый из них находился на своем месте, он зарядила винтовку, что некогда принадлежала большому охотнику, положила ее себе на колени, села на носу пироги, которой управлял Ахим, позволив сеньорите Абиба занять место в лодке Бруно Грисси, а Менелик Калеб завершал процессию.

– Вперед! – произнесла она. – Да поможет нам Бог.

И они начали спускаться вниз по спокойной реке, что в большинстве своем была не шире пятнадцати метров и несла воды через густой лес, где сплелись толстые стволы можжевельника с гигантским вереском, какие произрастают лишь в самых отдаленных областях Эфиопии.

Иногда река проходила через неширокие саванны, где над высокой бурой травой замерли красивые акации с раскидистыми кронами, а в тени, под деревьями, изредка можно было видеть одинокого Абиссинского волка, с бордовой шерстью и черным хвостом, кто, несмотря на свое грозное название, больше походил на собаку или на лисицу, чем на настоящего волка.

Лежали, не шевелясь, и не выказывали ни малейшего намека на недоверие и страх от присутствия человека, ограничиваясь лишь тем, что краем глаза следили за ними, демонстрируя безразличие, может быть даже немного раздраженные от того, что люди объявились в самое неподходящее время, в полдень, когда все имеют привычку отдыхать и заниматься пищеварением, после обильного обеда.

Множество крыс темного окраса водилось на тех саваннах среди высокой травы, они рыли свои норы в неглубоком слое почвы, едва покрывавшем скалистое основание или слой твердой, словно камень, глины, а ястребы и соколы или пустельга питались ими, и были упитанными, с лоснящимся оперением, и вид у них был как у существ, у которых жизнь удалась, и, глядя на них, можно было сказать, что они пребывали у самого порога в рай.

Такие крысы были настоящей «манной» для бесчисленного количества хищников, и одновременно представляли собой самое ужасное бедствие для немногочисленной людской популяции в регионе, кто должен был сражаться в любое время дня и ночи, отгоняя их от своих очагов и урожая, и мало кто из детей не стал жертвой этих агрессивных грызунов.

Единственный способ борьбы с ними – это организовать огненное кольцо вокруг мест обитания, и позволить огню сжимать это кольцо, пока пламя не испепелит тысячи их, но для этого нужно было дождаться засушливого сезона, чтобы трава загоралась быстро, но одновременно возрастал риск, что огонь доберется до соседнего леса, и приведет к настоящей катастрофе, в которой погиб не один поджигатель, став жертвой своих же методов.