Малыш для Томы (сборник)

– Я тоже Владимир, – представился старик, – Константинович.

– Как мило. Тезки, значит, – процедила Ольга, высокая, ненамного ниже Полякова, красивая тридцатилетняя брюнетка.

С Поляковым они встречались уже три года, и, наконец, тот решился сделать ей предложение. Он не мог внятно объяснить, почему медлил. У Ольги было всё: броская внешность, образование-воспитание, острый ум и сексапильность. Но Полякову, тем не менее, чего-то не хватало. В итоге, когда Ольга стала заговаривать о браке в ультимативной форме, он сказал, что купит жильё побольше, и тогда они поженятся. Не в её же съемной квартирке им жить! И не в его «однушке».

Оформив покупку, Поляков решил жилищный вопрос и подписал свой брачный приговор. Перспектива женитьбы перестала быть далекой и призрачной, обретя чёткие очертания. Ольга была счастлива.

– Вы понимаете, Владимир Константинович, это теперь моя квартира! Я её купил. И вы не имеете права здесь находиться.

– Понимаю! Всё понимаю! Вы меня, ради бога, извините. Захворал некстати. Сердце прихватило. Мешаю вам. Это такое неудобство…

– Неудобство?! Что-то вы чересчур мягко выразились, любезнейший! – встряла Ольга. – Мы с моим мужем… будущим мужем собирались переехать сюда сегодня же. И как вы представляете себе это? С какой стати мы должны терпеть ваше присутствие?

Владимир Константинович завздыхал, суетливо закивал головой и торопливо заговорил, волнуясь и проглатывая слова. Он оправдывался и глядел на Ольгу слезящимися, выцветшими от старости голубыми глазами.

Поляков тоже смотрел на Ольгу. Та вдохновенно возмущалась и продолжала оттачивать на старике своё красноречие. Поляков вдруг подумал, какая же она злая! И голос, оказывается, такой неприятный – пронзительный, резкий. Как он раньше не замечал?

Неужели Ольге совсем не жалко несчастного старика? Человеку и так досталось: родной сын и внучка бросили! Ни к месту вспомнилась риелторша Катя. Она была полной противоположностью Ольге, и точно так же, как этот бездомный старик, испуганно и робко смотрела на него, когда он отчитывал её сегодня утром. Сердце сжалось ещё раз.

– Вы, наверное, голодный? – внезапно спросил Поляков.

Ольга подавилась последней фразой и яростно уставилась на Полякова.

– Нет, нет, что вы! Не беспокойтесь, пожалуйста, – задребезжал старик.

– Совсем с ума сошел? – угрожающе прошипела Ольга. – Прикармливать его будешь? Может, ещё и подгузник предложишь сменить?

– Я всего лишь спросил, не хочет ли он есть, – прохладно ответил Поляков. – Это же живой человек. Он с кровати не встаёт второй день, а может, и больше. Ты хочешь, чтобы он с голоду помер?

– Да у меня и аппетита… – завёл опять старик. Но Ольга не дала ему договорить:

– Чего я хочу?! А я тебе скажу, Володенька, чего! – голос её поднялся до крика. – Хочу, чтобы ты перестал, в конце концов, мямлить, включил в себе мужика и разобрался со всем этим! Хочу, чтобы в нашей квартире не было посторонних! Хочу переехать сюда, как мы и собирались, и начать нормально жить!

– Оля…

– Что Оля? – резко перебила она. – Я уже скоро тридцать лет как Оля! И вообще, хватит публику развлекать!

Она выбежала из комнаты, громко стуча по полу высокими тонкими каблуками. Поляков пошел за ней. У входной двери Ольга остановилась, развернулась всем корпусом к Полякову и уже более спокойным тоном сказала:

– Короче, так, Поляков. Прекрати изображать из себя мать Терезу. Тебе не идёт. Скажи мне, что ты намерен делать?

– Ты же сама всё видишь, – устало проговорил он, – старик чуть не при смерти.

– И что? Будем сидеть и ждать, пока он подохнет? Или поправится и соизволит сходить выписаться? А если он не захочет? Тогда что? Ты в суд на него собираешься подавать или нет?

Полякова покоробило это её «подохнет», но он попытался подавить в себе растущее чувство раздражения и ответил:

– Видимо, придется подождать, пока поправится. Виктор говорит, в суд идти бесполезно. Потому что…

– Да знаю я, что Виктор говорит, – нетерпеливо отмахнулась Ольга. – Ты сам рассказывал. Но что-то ведь надо делать? Не оставлять же вот так! Он что, с нами будет жить?

– Оля, чего ты добиваешься? – Этот разговор всё сильнее действовал на нервы, и Поляков с трудом сдерживался. Неужели она не видит, насколько ему это неприятно? – Хочешь, чтобы я выгнал больного беспомощного старика на улицу? Это бы тебе понравилось? Тогда бы я, по-твоему, был больше похож на мужика?

– Не хами! – взвизгнула Ольга. – Надо же, какие мы совестливые! Сын родной от него, значит, смог отказаться, а ты, чужой человек, не можешь!

– Ты желаешь, чтобы я превратился в такую же скотину, как его сын? – сухо поинтересовался Поляков, неприязненно глядя на невесту. Ольгина красота вдруг показалась ему отталкивающей.

– Только не надо передергивать! – Она опомнилась, сбавила обороты и сменила тактику. Помолчав, заговорила чуть ли не умоляюще. – Володя, извини, я, кажется, погорячилась. Но и ты меня пойми. Мы с тобой столько лет вместе, решили пожениться, а этот… человек рушит все наши планы!

– Оля, мне кажется, мы с тобой в чём-то ошиблись. У нас вряд ли что-то получится, – эти слова сорвались с языка нечаянно, сами собой, будто помимо воли.

Ольга опешила. Пожалуй, впервые в жизни она стояла и не знала, что сказать. Поляков понимал, что говорит ужасные вещи, но ничего не мог с собой поделать.

– Прости меня, но…

– Погоди, Володя. Ты что же – бросаешь меня? После стольких лет? – ошеломленно выдавила Ольга.

– Оль, ну мы же всё-таки не золотую свадьбу отметили и пятерых детей нажили, – Поляков старался говорить мягко, но Ольге показалось, что в этих словах прозвучала откровенная насмешка.

– Прекрати издеваться! – рявкнула она. – Сволочь! Мерзавец! Морочил мне голову, пользовался, а теперь… Да ты… Чтоб ты провалился вместе с этим старым уродом! И вообще я сама собиралась с тобой расстаться! Давно уже! Нужен ты мне! Неудачник!

Последние слова Ольга прокричала, уже выскакивая из квартиры. В её голосе звенели слезы, и Полякову стало стыдно. Но вместе с тем он ощущал себя свободным, лёгким, дерзким – каким не был уже давно. Настолько давно, что успел основательно подзабыть, каково это.

Ольга бежала вниз по лестнице, и эхо её шагов отскакивало от выкрашенных зелёной краской стен. Поляков постоял пару минут, потом вздохнул и закрыл дверь.

Через два часа он сидел на краешке кровати Владимира Константиновича. Больше сидеть в квартире было не на чем. Разве что на полу.

Они поужинали: Поляков притащил целую сумку всякой всячины. В соседнем супермаркете купил сковородку, кастрюлю, чайник, посуду. Он привык жить один, и домашняя работа его не тяготила. Споро настрогал бутербродов, пожарил всенепременную яичницу, заварил чаю. Старик несмело попросил налить ему некрепкий.

– Как же это вас родной сын так… подставил? – спросил Поляков.

– Максим мне не сын, – пояснил старик, – он зять. Дочкин муж.

– То-то я ещё думал, почему у вас с ним фамилии разные… А дочь тогда где?

– Умерла. Десять лет назад. Под машину попала. – Чашка в руке старика слегка дрогнула, он немного помолчал и продолжил. – Максим долго не женился, мы с ним вдвоем Машеньку растили. Ей семь лет было, когда Наташа погибла. А год назад Максим с женщиной познакомился. Хорошая женщина, хозяйственная. Галиной зовут. Пожениться решили. Эту квартиру и её двухкомнатную продать, и дом купить. За городом.

Ага, усмехнулся про себя Поляков, дом, стало быть, хотим купить. Вот тебе, Владимир Ильич, и Нижний Новгород! Прозорливый Шахов оказался прав.

– Ещё чаю? – предложил Поляков.

Владимир Константинович поблагодарил и отказался. Поляков забрал у старика пустую чашку и отнёс на кухню.

– А эта квартира что, не ваша? Зятя? – спросил он, снова вернувшись в комнату.

– Мы с Наташей свою-то продали, Максим денег добавил, купили эту. На Максима записали.

– Ясно. На Максима, значит. А вы, вроде как, ни при чём.