Погребенные за мостом

Но даже безответная Катина и Димина любовь не носили оттенка трагичности. В Бадальской Бане было хорошо и спокойно, и ничто не могло омрачить прелести этого места. По крайней мере, так было до сегодняшнего утра.

Вася проснулась рано: ее разбудил шорох. Выплывая из глубин сна, она не сразу сообразила, что это перестук капель по стеклу и подоконнику.

«Значит, прогнозы все-таки оправдались», – грустно подумала она, встала и подошла к окну.

Небо было затянуто тучами так плотно, что нет ни единого просвета, в который мог бы скользнуть солнечный луч. Тут и там виднелись большие лужи, деревья, даже стройные сосны, казались унылыми и поникшими. Налетавшие то и дело порывы ветра задевали пышные цветы на клумбах, и те склоняли головы-бутоны, словно получив пощечину.

Когда приходит ненастье, почему-то сложно поверить, что еще совсем недавно все было иначе. В непогоде есть что-то обреченное и окончательное, думалось Васе, мешающее надеяться. Смотришь на залитую дождем улицу и думаешь: неужели и вправду еще вчера сияло солнце, а все кругом купалось в его лучах?

Не выйдут сегодня на пробежку ни Нина Алексеевна, ни Илья. Вася часто их видела, но бегали они всегда поодиночке. Какая уж сегодня пробежка? Того и гляди в лужу шлепнешься.

Илья был немного странным. Жил, как и они все, в главном корпусе, и оказался единственным русским среди персонала. Вроде суровый, строгий на вид, замкнутый, но несколько раз Вася слышала, как он смеется, когда говорит со своим приятелем, доктором Дарко, и тогда казалось, что в этом смехе – он весь. Вот он какой, настоящий Илья, а строгость – показушная. Или он за ней прячется.

Васе нравилось наблюдать за людьми, она даже записывала свои мысли в блокнот, хотя никому об этом не говорила. Может быть, когда-нибудь она напишет рассказ или очерк и эти заметки ей пригодятся.

– Что за фигня? – раздалось за ее спиной.

Вася обернулась: Катя, сонно щурясь, сидела в кровати.

– Дождик, – вздохнула Вася и пошла в ванную.

Дождь не прекратился ни через час, ни через два, ни после обеда. Весь день отдыхающие не вылезали из корпуса, и Катя недовольно говорила, какая здесь тоска зеленая. Они сидели в комнате отдыха и играли в домино.

– А ты еще тут жить собиралась, – заметил Дима, терзаясь от того, что Катя то и дело стреляла глазами в сторону Арсения, который недавно вошел и о чем-то вполголоса говорил с Ниной Алексеевной.

– Ага, как же! – проворчала переменчивая Катя. – Хорошо хоть бассейн есть. Может, сходим вечером?

Вася согласилась, и они принялись обсуждать, во сколько лучше пойти: до полдника или после, но тут из холла послышался какой-то шум. Голоса, громкие и взволнованные, поднимались все выше, а один из них – женский – почти срывался на крик.

Не сговариваясь, все трое вскочили на ноги и устремились к выходу.

В холле разыгрывалось настоящее представление. Возле стойки администратора стояла пожилая женщина в темных брюках, свитере и резиновых сапогах. Поверх одежды был надет прозрачный дождевик, с которого стекала вода, оставляя лужи на плитках пола.

Она горячо говорила что-то, размахивая руками, то и дело указывая куда-то в сторону автомобильной стоянки. Девушка-администратор за стойкой и рыжеволосая женщина – директор Бани Марина – пытались, судя по всему, успокоить ее, заставить уйти, но та ни в какую не соглашалась.

Уже начала собираться толпа отдыхающих: пятеро немцев, насупив белесые брови, беседовали между собой на своем отрывистом наречии. Вся эта суматоха была им явно не по вкусу. Больше десятка ребятишек из разных групп сгрудились возле окна, с любопытством глядя на спорящих. Финская супружеская пара стояла молча, держась за руки и напряженно вытягивая шеи.

Разговор шел на сербском, поэтому никто ничего не понимал.

Это вообще наивная иллюзия, что сербский и русский – похожие языки. Да, есть несколько десятков слов, которые можно понять, но погоды они не делают. Даже если и удастся их вычленить в общем стремительном потоке речи, все равно толком не разберешь, о чем говорят. И русского тут никто не знает, разве что «спасибо» и «пожалуйста».

Конечно, отдыхающим не сильно мешало незнание языка. Можно было сориентироваться, объясниться в столовой или с медперсоналом при помощи жестов, десятка сербских слов, которые удалось выучить, или английского языка, который все работники Бани отлично знали. В более серьезных случаях можно было прибегнуть к помощи русских, знающих сербский: Ильи и Арсения.

Похоже, как раз сейчас Арсений толмачил для руководителей групп, и лицо у него было озадаченное, будто то, что он слышал, его удивляло.

В холл быстрым шагом вошли Илья и доктор Дарко. Они приблизились к женщине, которая, не сбавляя тона, твердила что-то Марине. Увидев Дарко, она метнулась к нему, как к старому знакомому, словно призывая в свидетели. Он громко заговорил, стараясь перекрыть ее голос, и лицо его сделалось непривычно сердитым.

Голос Дарко звучал властно, даже чуть угрожающе, и это возымело действие. Ему удалось убедить скандалистку перестать кричать, и они с Ильей повели ее к выходу, желая убедиться, что женщина в самом деле ушла.

Все остальные, так ничего и не поняв, стали расходиться. Директриса и девушка-администратор, фальшиво улыбаясь, уговаривали отдыхающих успокоиться. Немцы с финнами покинули вестибюль и, кажется, отправились в библиотеку. Руководители групп увели детей наверх.

И только Вася, Катя и Дима так и остались стоять возле кадки с лимонным деревом. Катя и Дима, обсуждая случившееся и делясь предположениями, не сразу обратили внимание на белое, как сметана, лицо подруги.

– Васька, ты чего? Вася! – наконец-то спохватилась Катя и принялась ее тормошить. – Дим, у нее, кажется, опять приступ!

Даже появление Арсения, который подошел узнать в чем дело, не потрясло ее и не порадовало: Катя была слишком взволнована состоянием Васи.

– В чем дело? Что за приступ? – Арсений взял Васю за руку, и она словно вернулась откуда-то.

– Нет у меня никакого приступа, – быстро проговорила она.

– Присядь-ка вот сюда.

Арсений подвел ее к одному из кресел возле стены. Катя и Дима тоже подошли. Арс набрал воды из кулера, протянул стаканчик Васе.

– Тебе лучше? Что случилось?

Вася беспомощно посмотрела на него, потом перевела взгляд на Катю с Димой.

– Эта женщина…

– Та, что вопила? Ты ее уже встречала? Что она тебе наговорила? – Арсений забросал девушку вопросами.

– Я ее уже видела, но только не в жизни, а… – Вася недоговорила, и Катя, как часто бывало, перехватила инициативу:

– В своих видениях! Это та женщина в черном из похоронной процессии?

Глава седьмая

– Слава богу, хоть вам удалось выпроводить эту ненормальную, пока все не сбежались!

Марина говорила раздраженным тоном, свойственная ей нервозность усилилась, и Илье казалось, что директриса вот-вот заискрит, как неисправная розетка, а огненно-рыжие волосы вспыхнут.

Они расположились в ее кабинете: Илья и Дарко сидели, а Марина ходила вокруг дивана, словно акула возле шлюпки. Милица – так звали возмутительницу спокойствия – ушла, свидетели неприятной сцены тоже разбрелись кто куда, но Марина все никак не могла успокоиться.

– Больше она не придет, мне кажется, – неуверенно проговорил Дарко. – Я сегодня вечером еще зайду к ней, попробую поговорить.

– Так это та самая назойливая соседка, которая в последнее время тебя изводит? – спросил Илья, вспомнив их разговор.

Марина резко остановилась и уставилась на главврача.

– Она уже не в первый раз несет эту чушь? Вы могли бы как-то повлиять на нее! Не хватало нам проблем!

– Откуда мне было знать, что она сюда притащится? – возмутился Дарко.

– Могут пойти слухи, всякие разговоры!

– Хорошо, что почти никто из гостей не говорит по-сербски, – мягко перебил Марину Илья. – А мы, само собой, будем помалкивать. – Он поднялся. – Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Мне пора идти.