– Валерий Степанович, твоё мнение?
– Александр Григорьевич, а какие у нас ещё есть варианты?
– В ближайшее время никаких.
– Тогда, я думаю, надо соглашаться, у нас хоть что-то будет. А там, глядишь, уговорим Алека Владимировича полы нам в порядок привести.
– Нет-нет-нет. Сметная стоимость ремонта на двести тысяч превышает сумму, которая отбивается десятилетней арендой. А все мы знаем, что ни один ремонт в смету не укладывается, наверняка вылезем и за эту сумму. Так что только один вариант – ремонт по предлагаемому эскизу с полами в виде растворной стяжки.
– Ну что, Александр Григорьевич, соглашаемся. – Гаврилюк поглядел на Тележникова. – А куда нам деваться, Валерий Степанович? Очереди из желающих нам ремонт произвести у нас не наблюдается.
Мы ударили по рукам, осталось только согласовать место и размеры нашего будущего офиса. Я думал, что это момент формальный и согласование не займёт много времени, но это оказалось не так. Поглядев на эскиз, Гаврилюк сказал:
– О, вот эту комнату я себе запланировал под кабинет, а здесь я секретаря посажу.
Я ответил:
– Валерий Степанович, в помещение, которое вы себе под кабинет запланировали, я уже бухгалтерию разместил, а в комнате секретаря у меня практически все дилеры должны находится.
– Ужмётесь чуть-чуть, Алек Владимирович, куда вам столько?
– У нас народу – тридцать человек, мы и сюда-то с трудом влезем.
– Далась, Алик, тебе эта комнатёнка, тут всего метров пятнадцать. Ну, хорошо, секретарю моему в зале только письменный столик поставишь, договорились.
– Нет. Комнатёнка, кстати, двадцать метров. А столик секретаря – это значит, что здесь полкафедры за день пять раз пройдёт, а у меня тут люди работать будут. Так что или всё, или разбегаемся.
Саша, увидев, что наша сделка может не состояться, обратился к Гаврилюку:
– Валерий Степанович, да бог с ним, с этим кабинетом, вы же видите – он ничего нам не отдаст. Ну и ладно, пусть подавится, нехай богатеет нашим добром. Отдадим ему всё, что он просит, жадине.
– А мне где сидеть прикажете? В коридоре?
– Да сидите себе, где сидели.
– Вы же сами сказали, что после ремонта нам всем придётся в этот корпус переезжать.
– Ну, что ж поделаешь, не получается. Переедете, когда у него аренда закончится.
– То есть через десять лет?
– Значит, через десять лет.
Я тоже вставил свои двадцать копеек:
– Десять лет плюс время проведения ремонта. Срок договора аренды начнётся с первого дня после окончания ремонта.
Сашка отреагировал:
– Вот он, звериный оскал капитализма, на ходу подмётки рвут. Ни в чём не уступят родной школе.
– Вам не уступишь, как же. Ещё работать не начали, а вы уже нас, трудяг, на двести тысяч накрыли.
– Ну, ладно, давайте заканчивать, мне ещё надо к ректору успеть доложить, доложить о наших договорённостях. Вы когда ремонт начнёте?
– А как ректор тебе даст добро, подпишем договорчик, тут же проплатим аванс строителям, они начнут, как смогут. Какое-то время займёт рабочий проект, но они могут готовить помещения, сносить ненужные перегородки. А как проект будет готов, завезут материалы, строительный мусор вывезут, начнут ремонт. План помещений Павлов с Валерием Степановичем согласовали.
– А сроки?
– Год, не меньше.
– Чего так долго?
– Фирма небольшая – сроки большие – недорого. Фирма большая – всё, наоборот.
– Понятно. Давайте прощаться.
На другой день Саня сообщил, что ректор дал добро. Я подписал договор, Тележников завизировал его у ректора, и мы приступили. Курировал договор Павлов, заезжал иногда на Бауманскую, говорил мне, как идут работы.
***
У меня стали возникать какие-то напряги с частью ребят, началось с того, что ко мне обратился Серёга Кузинов:
– Алек, ты не подумай, что мы тебя в чём-то хотим обвинить или в чём-то подозреваем, но порядок есть порядок, хотим провести частичную ревизию, ты не против?
– Да какие могут быть возражения, конечно. А кто интересуется? Как вы собираетесь это производить?
– Учредители. Всё смотреть – это надо комиссию создавать и фирму на месяц останавливать. Хотим проверить только одну позицию – телевизоры и моноблоки. С Володькой Гусевым договорились, он бумаги посмотрит и всё.
– Хорошо, пусть приступает.
Учёт у нас был не на высоте, хотя формально всё было как надо. Учёт на складах осуществляли кладовщики, которые должны были передавать цифры прихода-расхода в бухгалтерию. На тот момент у нас было три склада: в подвале офиса в Орехово-Борисово; склад Авиатехснаба на «Соколе»; склад на Химзаводе в Краснозаводске. Часть продукции хранилась в двух комнатах Серёги Кузинова его квартиры на Остоженке и где-то ещё.
Гусев сел разбираться, закопался в бумагах, через неделю подошёл ко мне.
– Алик, помоги, не могу разобраться, какая-то большая недостача, давай вместе смотреть.
Пришлось сесть, разбирались около месяца, в итоге точно определили, что по документам за мной было записано около тридцати пяти – сорока телевизоров и моноблоков, об этом свидетельствовала моя подпись под распоряжением о выдаче. На отсутствие пятнадцати штук нашлось объяснение и свидетели – это были подарки нашим партнёрам, как правило, директорам заводов. Один я никогда с ними не общался, всегда кто-то присутствовал из основных. Но куда делись остальные двадцать штук, я не представлял. Сидел красный как рак, потел, напрягался, но вспомнить не мог. Дело было не в стоимости, не бог весть какие деньги – дело было в доверии. Как можно доверять человеку, который забрал со склада продукции на десятку грина и сидит, делает вид, что не помнит?
В таком взъерошенном виде и застал меня Серёга Морговской.
– Алик, ты чего сидишь какой-то не такой?
– Замонался, Серёж, куда-то делись двадцать телевизоров, я кому-то выдал, а кому, не помню.
Серёга расхохотался:
– Ты чего, в самом деле не помнишь? Это ж я их забрал.