Вечность и Тлен

Люций со вздохом поднялся и, вытащив меч, медленно повернулся ко мне.

Я не шелохнулась и не отвела взора, когда клинок поднялся в воздух. Оставалась неподвижна, сидя на своём месте. В то время я ощутила, как напрягся рядом сидящий Сезар. Раздался шорох его светлой мантии и рукавов. Ещё мгновение, и, возможно, он прикрыл бы меня собой, не веря недавним словам Морана. Вот только в следующий миг Люций бессильно поморщился – его руку повело, и он согнулся с трудом удерживая Терпеливый в нескольких десятках сантиметров над землёй. Но вскоре и пальцы разжались, а клинок с глухим звуком рухнул на землю.

– Проще было показать, – сказал див надтреснутым голосом, словно подобная демонстрация стоила ему немалых сил. Мне почудилось, что это представление было только для меня.

Пока Люций возвращался на своё место, я медленно прокручивала в голове увиденное: Моран не может сражаться со мной из-за своего меча, который на короткий миг настолько отяжелел в его руках, что едва не склонил дива к земле.

Если я занесу свой Туманный над Люцием, будет точно так же? Мой Туманный тоже откажется его атаковать? Неслыханное своеволие клинка перед своим хозяином, сказали бы люди. А даэвы посчитали бы иначе, ведь клинок – это часть воина. За годы он становится с ним един, и, если меч не желает чего-то делать, значит, таково истинное, глубокое желание его хозяина, проросшее корнями через всё нутро.

Всё ещё обнажённый меч из тёмного металла лежал неподалёку от моих ног. Люций не торопился его поднимать. А сталь сияла, отражая немного искажённый окружающий мир вокруг. Щербатое остриё с отколотым кусочком сверкало, усиливая пламя маленького костерка, что ютился в выкопанной неглубокой яме. И этот отблеск точно заворожил меня, приоткрывая завесу прошлого в моей голове.

VI

Проклятый предмет

«Лепестки облетают, к небу стремясь,

И время течёт, как река.

Мы все здесь связаны, мы все одиноки».

    Древняя песнь даэвов,
    из записей ордена Помнящих

Гренер

Сара Сорель. Тридцать лет назад…

– Что их ожидает? – проговорила Флёр, собирая пожитки и искоса смотря на скованных теневых даэвов ордена Чёрных Скал. Самый главный из них сидел с прикрытыми глазами, будто скрываясь от позора. Все могли видеть обездвиживающие браслеты на их руках.

– За проступок будет отвечать орден Чёрных Скал целиком. И воинов передадут их главе. Захочет – накажет, пожелает – освободит, – отозвалась я, опуская взор.

– Зачем тогда сейчас их так заковали? Всё равно сбежать не смогут, – удивилась Флёр. Она почти собрала свои вещи. Совсем скоро наш отряд должен был возвращаться обратно в Академию Снов.

– Показательно. Для людей, – коротко бросила я. – Чтобы они видели неотвратимость наказания. Даэв ты или человек, за проступок следует кара. Хотя не уверена, что люди именно такой видят кару за их проступки. Всё же отравленная вода в Гренере вызвала не одну смерть.

Несправедливо. Но даже короли, не говоря о нашем народе, оценивали жизнь одного даэва-воина равной паре десятков обычных человеческих жизней. Я же считала, что именно знание о таком положении вещей развязывало руки стражам с нечистыми помыслами.

Я распрямилась, держа в одной руке вещевой мешок, а в другой меч. Пошла по лагерю, собираясь проветрить голову от тяжёлых дум, пока имелась возможность. Флёр собиралась спросить ещё что-то, но у меня не было желания разговаривать. Мысли крутились в голове, сменяясь, как облака на небе при сильном ветре. Я никак не могла выбросить картину случившегося прошедшей ночью.

Ворон с алыми камнями вместо глаз и с распростёртыми крыльями, качающийся на светлой цепочке… Как я могла в детстве познакомиться с сыном главы Северного ордена? Любой другой даэв и не приблизился бы к человеческому ребёнку. Но Моран… Это ведь вполне было в его духе. Я же его ещё в самом начале за девочку приняла… Лицо друга из детства я и поныне толком не помнила, но мелкие детали всё же всплывали и сходились воедино.

Я сама не заметила, как дошла до статуи юноши, что мы видели накануне днём. Прекрасное лицо отстранённо смотрело перед собой, но взгляд казался понимающим, с какого ракурса ни подойди. У ног вились вырезанные из дерева цветки морозии.

«Возродись, обращаясь в прах», – по-прежнему гласила надпись.

– Вам понравилось? – раздалось из-за спины. Я так задумалась, что и не обратила внимания, как человек подошёл столь близко. Непростительная ошибка. Собственные переживания сделали меня рассеянной.

Старик медленно приблизился вплотную, держа руки за спиной. Он поднял голову, как и я секунды назад, обращаясь взором к деревянной статуе. Ещё вчера нам едва удалось переговорить с ним, а теперь пожилой мужчина стоял на расстоянии вытянутой руки, и никого не было рядом, помимо живущего своей жизнью леса.

– Это ведь вы отправили письмо в Академию Снов о неведомой болезни? – проговорила я, желая подтвердить свою ничего не значащую догадку.

– Да, верно. Вы очень догадливая для своих лет, – мирно отозвался он скрипучим старческим голосом. – Сколько вам?

– Девятнадцать, – не стала скрывать я. Возраст для меня мало что значил. У даэвов всё непредсказуемо. Сегодня мне девятнадцать, а завтра я погибну, так и не дожив до двадцати. Хотя о последнем я старалась не размышлять. Слишком многое я ещё хотела сделать, слишком многих спасти, слишком многое приобрести…

– Так и думал. Совсем молодая, – покачал головой старец, а его кустистые седые брови сошлись на переносице. Глядя на статую, он тяжело выдохнул, прежде чем произнести: – Эсм умер, когда ему исполнилось двадцать три. И он был так благодарен, что дожил до этого возраста, что сейчас мне даже стыдно.

– Вы его знали? – Я смотрела на статую юноши. Тяжело было поверить, что когда-то он правда был живым человеком. Слишком я привыкла к многовековым статуям и смутным обликам богов, которые создавались по текстовым описаниям, обретающим форму лишь благодаря рукам и воображению мастеров.

– Не близко. В то время мне было лет семь. Может, восемь. Никак не могу определиться. Но если бы вы его видели, то поняли, почему все считали Эсма богом. Даже я, маленький мальчик, решил так.

– Но что именно заставляло так думать?

Старик сощурился, слабо улыбаясь. В уголках его глаз, словно трещинки, расходились многочисленные морщины.

– Это не обьяснить… Только почувствовать. Тепло и свет. Спокойствие и вера.

Мы оба замолчали, взирая на юношу, который оставил поистине глубокий след в чужой памяти. А мои мысли вновь свернули в сторону Люция. Я много раз вспоминала о том дне в Фатсаре. О субботней ярмарке, пахнущей сухой листвой и душистыми яблоками. После произошедшего с моим отцом то время словно подёрнулось поволокой тумана, укрывшей за собой всё, что вызывало тоску и тревожило рану. Но только не эту судьбоносную встречу. Она золотистым росчерком осталась на полотне моей жизни.

Возвращалась я обратно в спешке, когда поняла, что моя прогулка затянулась.

К этому времени в лагере все собрались, и больше не было палаток, выросших посреди лиственного леса. Пожелтевшая листва, ещё вчера весело хрустевшая под ногами после прошедшего поутру дождя, прилипла к земле. Было влажно и прохладно.

Ненароком я нашла взглядом Люция. Див разговаривал с даэвами из ордена Ликориса, которые явились на письмо, посланное Белым вороном. Теневые воины встретили нас с Люцием уже на подходе к городку, давая понять, что все тревоги позади.

На одеянии даэвов, словно уродливые пауки, видимые в складках ткани, расползались алые Ликорисы. Вышивка на самом деле была искусной и красивой, но цветы смерти на одежде совершенно не вызывали у меня положительных чувств. Прибывшие стражи наверняка были опытными воинами, и от этого почтительное внимание, которое они выказывали Люцию Морану – молодому даэву, который даже не окончил академию, – рождало противоречивые эмоции от странности происходящего. Я вдруг осознала, что долгое время будто находилась в заблуждении, не придавая должного внимания истинному положению вещей. Как моего брата отец воспитывал и готовил к тому, чтобы он занял место главы, так и Морану прочили подобную участь.

И на первый взгляд див с ней справлялся, преображаясь прямо на глазах и становясь другим за пределами мира Академии Снов. Внимательнее и серьёзнее.

Неожиданно чужие эмоции словно остриё копья коснулись меня, прервав мысли и заставив повернуть голову чуть в сторону. По рукам от пальцев, по запястьям и до самых плеч, прошёл холодок – тело реагировало на низменные чувства. Там, сидя на своей сумке, с мрачным видом ковыряя палкой землю, сидел Коэн.

Помедлив, я направилась к нему.

– Можно подумать, что ты не рад, – заметила я, приблизившись.

Плечи дива вздрогнули, словно я застала его врасплох. Обычно не в моих правилах было говорить об эмоциях, которых случайно коснулся дар, ведь это всегда рождало проблемы – презрение, страх, грубость, – но только в данной ситуации промолчать я не смогла.

– О чём ты болтаешь, Светлая? – прошипел див, вскипая, оглядываясь и яростно сверкая глазами. – Чему я не рад?

– Тому, что мы не пострадали. – Это уже звучало как обвинение.

Коэн резко вскочил на ноги, выронив палку. Теперь от него исходили лишь взвившиеся паника и испуг.

– Ты… ты… не применяй ко мне свою треклятую силу! – Он сплюнул на землю и, рывком подхватив вещи, тяжело ступая по земле, пошёл прочь, заставляя задумчиво смотреть ему вслед.

– Что у вас случилось? – внезапно раздался озадаченный голос, от которого уже вздрогнула я. Моран стоял позади, утомлённый после тяжёлой ночи, под его глазами пролегли тёмные круги, а кожа стала ещё светлей. При этом див всё равно не выглядел болезненно. Я слишком долго молчала, рассматривая Люция, неосознанно желая запомнить эту его сторону.

– Ничего, – наконец-то ответила я, отводя взгляд.