Имитация. Насмешка Купидона

– Мне необходимо сейчас работать.

– Твое право. До связи. Я сообщу, как только у меня появятся данные по расследованию.

В трубке раздаются короткие гудки, но я продолжаю держать ненавистный гаджет напротив уха, не в силах пошевелиться. А потом сползаю по стене, на которую опирался. Вытягиваю вперед ноги, натыкаясь на ножку прикроватной тумбочки. В спальне по-прежнему темно. Плотные жалюзи не пропускают сияние рассвета, и мне кажется, что я бы умер или ослеп, если бы увидел сейчас, как на горизонте невозмутимо светит солнце. Дождь или снег. Темнота. Завывания ветра, промозглый холод. Больше ничего не нужно.

Опускаю телефон и смотрю на экран, пытаясь выбраться из микрокосмоса ужаса и отчаянной боли, пульсирующей в венах. Мне нужно сконцентрироваться, собраться, выстроить в голове план действий. Первым я звоню Тиму Брекстону.

– Зачисти все, – произношу я, не узнав собственный голос. – Сейчас. Я буду на связи, пока ты это делаешь.

– Ты уверен?

– Да.

– Хорошо. Сейчас сделаю.

– Я жду.

В трубке воцаряется тишина, нарушаемая фоновыми офисными звуками. Телефонные звонки. Приглушенные разговоры сотрудников, чей-то смех, методичные удары по кнопкам клавиатуры.

– Джером? Ты здесь?

– Да.

– Последнее сообщение. Оно не прочитано.

– Исходящее?

– Нет. Письмо от Филли Бойл, – произносит Тим, и мое сердце останавливается на какое-то время, волна холодного озноба накрывает все тело.

– Когда? – хрипло спрашиваю я.

– Двадцать три минуты назад.

Я резко втягиваю воздух, ощущая, как жизнь медленно возвращается в измученный организм.

– Что в нем? – голос звучит спокойно, но внутри буря. Резкий прилив энергии заставляет меня вскочить на ноги.

– Цифры. Не уверен, но мне кажется, что это координаты. Удалять?

– Перешли мне цифры кодированным письмом и продолжи. Ни одного следа не должно остаться.

– Будет сделано, Джером. Ты можешь на меня положиться.

– Я знаю, Тим. Спасибо.

Глава 4

Канарские острова, о. Тенерифе.

Кажется, она задремала или провалилась в беспамятство, вызванное мощным нервным потрясением. Не хотела ни думать, ни осознавать. Скользнув воспалённым взглядом по расплывающимся очертаниям комнаты, она издала надрывный вопль, словно раненое животное, и уткнулась лицом в ледяные колени, понимая, что кошмар, свидетелем и участником которого стала, ей не приснился.

Из груди вырывались сухие рыдания, сотрясающие тело и душу, раздаваясь в звенящей тишине небольшой комнаты. Слез не осталось, только горечь, ощущающаяся во рту и жгущая веки. Ни один луч света и ни один звук не проникал в замкнутое пространство, защищенное пуленепробиваемыми стенами. Рев океана, удары волн, разбивающихся о скалы, шум ветра, крики птиц – все это было там, снаружи, а здесь кромешная тьма и абсолютная тишина, в которой биение собственного сердца звучало, как звон колокола, а прерывистое дыхание, как рокот песчаной бури в пустыне.

Элизабет Флойд прижалась спиной к окну, надежно защищенному бронированными рольставнями, откидывая голову назад и крепче обхватывая руками колени, продолжая трястись в ознобе. Она замёрзла. В середине осени ночи на острове становятся прохладнее, стены не пропускают тепло, и внутри температура поддерживается системой кондиционирования, которую девушка забыла включить. Элизабет пошевелилась снова, ощущая резкую боль в мышцах. Тело затекло от долгих часов, проведенных в одной позе на полу своего убежища. Дышать стало тяжело. Нащупав на полу пульт, нажала пару кнопок. Раздалось механическое жужжание, и ставни медленно поползли вверх, запуская в окна розоватое свечение первых лучей рассвета.

Зажмурившись, девушка взглянула на алеющий на горизонте океан, сливающийся вдали с бескрайним, освещенным золотыми и красными вспышками небом. Сколько раз она видела этот пейзаж, испытывая совершенно другие чувства?

Сглотнув подступившую к горлу желчь, Элизабет запустила в спутанные волосы дрожащие пальцы и отчаянно всхлипнула. Ее взгляд опустился к основанию каменной лестницы, выбитой прямо в скале, ведущей к небольшой пристани. Именно там она вчера утопила гидроцикл и насквозь мокрая поднялась в дом между скал, построенный несколько лет назад отцом в качестве убежища на экстренный случай. И он настал, черт побери. Они должны были оказаться здесь все вместе…

Элизабет отвернулась, спрятав лицо в ладонях. «Это не со мной» – твердила она, но самовнушение не работало. Закрывая глаза, Элизабет не оказывалась в безопасности, не могла укрыться от случившегося. Жестокая реальность не отступала, она проникала даже сквозь сомкнутые веки, не давая забыться, выдохнуть хоть на мгновение.

Они должны были оказаться здесь все вместе… Или остаться там… все вместе. Одна и та же мысль на протяжении долгих часов безжалостно пульсировала в голове, причиняя боль. Так не бывает. Так не может быть, думала она.

Несправедливо.

Почему мы. Почему опять мы.

Еще вчера ничего не предвещало беды. Рассвет, солнце. Штиль. Яхта… Первая совместная прогулка за много месяцев. Отцу с таким трудом удалось уговорить лечащего врача отпустить Гектора на два дня домой. Элизабет так радовалась возможности увидеть брата и побыть всем вместе вдали от рутинных проблем и рабочих будней. Гектор остался ночевать на яхте, чтобы подготовить ее к отплытию. Элизабет хотела остаться с ним, но Гек сказал, что ему нужно побыть одному, подумать, и она ушла, хотя сильно волновалась, что брат сорвется, отправится в город искать дозу или выпьет алкоголь. Утром вместе с отцом они застали Гектора в отличном настроении и без каких-либо подозрительных симптомов.

Вспоминая безмятежное начало утра, Лиз пыталась понять, не было ли каких-то знаков или сигналов вселенной, которые она пропустила? Малейшей подсказки, указывающей на вероятность скорой трагедии? Предчувствия, тревога, сны?

Нет. У всех было прекрасное настроение, светило солнце, дул попутный ветер, океан мирно покачивал яхту на волнах, а вслед за белым судном, разрезающим прозрачную толщу воды, летели чайки. Прошло не более получаса, может даже меньше, когда отец заметил, что забыл лекарство от астмы. Аэрозольный баллончик, без которого не обойтись во время приступа, а они случались довольно часто. Рисковать было нельзя. На яхте находился гидроцикл, и Элизабет вызвалась быстренько прокатиться до берега за лекарством туда-обратно. Все произошло в какие-то минуты.

Вот Гек помогает Лиз спустить на воду гидроцикл, отпуская шутливые замечания, и она смеется в ответ. Вот она заводит мотор и машет рукой стоящим на палубе отцу и брату, а потом разворачивается в сторону берега и несется по волнам. Волосы бьют по плечам, брызги и ветер в лицо.

Она отплыла не больше чем на двести метров, когда раздался грохот, от которого заложило уши, ударная волна жаром опалила спину, скинув в океан. После случая в бассейне в раннем детстве, она научилась плавать, иначе все закончилось бы так, как и должно было быть.

Выплыв на поверхность воды, Элизабет развернулась и, задыхаясь от запаха гари и охватившего тело и разум ужаса, увидела черный пепел и дым, поднимающийся в небо, и объятую огнем яхту, точнее то, что от нее осталось после взрыва. Вокруг медленно уходили под воду оторванные запчасти корпуса, обшивка, предметы мебели, пластиковая посуда, личные вещи. Она закричала, едва не теряя сознание, ушла под воду, захлебываясь вынырнула снова, продолжая кричать, звать на помощь.

Дальше было все как в тумане. Элизабет забралась на гидроцикл и какое-то время нарезала круги вокруг догорающих обломков, надеясь на чудо. Рыдала и звала отца и Гектора, хотя в глубине души уже понимала, что спастись при такой силе взрыва невозможно. Понимала, но смириться и принять не могла. Отец много раз инструктировал и ее, и брата о том, как вести себя в непредвиденных и опасных ситуациях, но когда видишь смерть своими глазами, инструкции не работают. Паника заглушает инстинкт самосохранения, горе и ужас перекрывают определенные навыки выживания, заложенные с детства. Элизабет знала, отец говорил, не давал забыть, напоминал каждый день, что опасность рядом, подстерегает на каждом шагу и может подойти в любой момент и в самом непредсказуемом месте. Элизабет знала, что их ищут, и знала кто, и знала почему. Она дохера всего знала, но глядя, как тонут обломки яхты, на которой провели последние секунды жизни отец и брат, Лиз забыла обо всем, поддалась панике, растерялась. В полуобморочном состоянии, практически на автопилоте, девушка направила гидроцикл в сторону спрятанного между скал дома, надежного пристанища с непробиваемыми стенами, построенного отцом на тот случай, если им придется на время скрыться.

Оказавшись внутри, она первым делом вошла в кабинет отца, оборудованный всевозможной современной компьютерной аппаратурой, системами видеонаблюдения, слежения, огромными мониторами. Отец предупреждал, что если с ним что-то случится, она или Гектор должны запустить программу очистки жестких дисков и самоликвидации всех систем, включая любую электронную связь с внешним миром. И отец оставил только один контакт, по которому можно связаться в критический момент и попросить помощи до полного уничтожения систем. Но прежде, чем запустить программу ликвидации данных, Лиз отправила свои координаты двум контактам. Возможно, она совершила ошибку, но поступить иначе не могла.

И вот сейчас, сидя на полу, Элизабет Флойд, пряча лицо в дрожащих ладонях, пребывала в состоянии ужаса и оцепенения в ожидании двух вариантов исхода для нее: смерть или спасение. Третьего не дано. Первые часы она не могла поверить в случившееся. Потом жалела, что не задержалась на яхте на несколько минут дольше и не погибла вместе с отцом и братом, а теперь… теперь ее охватила полнейшая апатия. Не хотелось двигаться, бороться, не хотелось жить. Ее мучила жажда, но не было сил встать и пойти к кулеру, чтобы налить воды. Сердце билось, кровь струилась по венам, дыхание вырывалось из лёгких, но внутри было так холодно и пусто, что казалось, что она уже умерла.

Звук вертолетной вертушки Элизабет Флойд услышала не сразу. Рассеянное сознание с трудом воспринимало внешние факторы и раздражители. Она подняла голову, только когда шум рассекающих воздух мощных лопастей стал оглушительным. Повернувшись, девушка с трудом встала на ноги, опираясь ладонями на стекло. Большой, стального цвета вертолет с красными полосками и надписями, оборудованный понтонами, сел прямо на воду на расстоянии пятидесяти метров от примыкающей к берегу небольшой прямоугольной пристани. Как завороженная, Элизабет Флойд отрешенно наблюдала, как железная огромная птица медленно приближается, разгоняя вокруг себя волны потоками воздуха, выпускаемыми вращающимися лопастями. Ее заторможённые реакции являлись последствиями шока и морального истощения. Она едва держалась на ногах, быстрое прерывистое дыхание срывалось с губ. Озноб не отступал, усиливаясь с каждой минутой, заставляя стучать зубы. Ее хлопковая майка и джинсовые шорты высохли за ночь, но она все равно чувствовала себя так, словно ее накрыло ледяной волной. Мысленно Элизабет все еще была там, в океане, беспомощно барахтаясь в воде и глядя, как огонь пожирает последние обломки яхты, черный дым, копоть, пепел…

Вертолет максимально подплыл к пристани. Металлическая дверь автоматически поднялась вверх, выпуская троих мужчин в непривычных этому району черных безупречных костюмах и закрытой кожаной обуви. Они стремительно направились к ступеням, ведущим наверх, к дому, замаскированному под обычную рыбацкую хижину, а внутри оборудованную по последнему слову техники. Элизабет видела, как они поднимаются: высокие, крепкие, излучающие опасность, уверенность, силу, но ничего не предпринимала. Да и что она могла сделать? Одна против троих мужчин. Их цель – убить или спасти – одно из двух. Жить гораздо проще, когда количество вариантов ограничено. Где-то под ногами рядом с пультом валялся пистолет, которым она умела пользоваться, но девушка не спешила наклоняться за оружием. Все казалось бессмысленным. Что может быть страшнее, чем взорвавшаяся на твоих глазах яхта с близкими людьми на борту?

Однако когда до дверей дома осталось десять или чуть больше ступеней, страх пришел, он обрушился на хозяйку дома лавиной, прошелся дрожью вдоль позвоночника, и оказалось, что умирать она еще не готова. Суровые сосредоточенные лица надвигающихся мужчин не внушали никакого доверия или надежды на то, что за ней явились спасатели. Да, у них не висели на плече автоматы, и незнакомцы не выглядели, как головорезы и беспредельщики, но опасность очень часто замаскирована под цивилизованными масками, облачёнными в дорогие дизайнерские костюмы. Девушка почувствовала, как гулко и быстро забилось сердце в груди, вернулась ясность мысли и осознанность происходящего. Страх запустил мощный выброс адреналина в вены, наполнив тело энергией.

«Идиотка, чего ты стоишь!» – мысленно влепила себе пощечину. Посмотрев вниз, на приближающихся незнакомцев, бегло оценила расстояние. Черт, времени мало. Элизабет подняла пульт, нажимая кнопку, запускающую механизм закрытия бронированных рольставней вдоль всего дома. Схватила пистолет, прячась за металлическую перегородку, отсекающую кухонную зону от гостиной. В помещении становилось темно, как ночью. Твердые шаги непрошеных гостей все ближе, громче. У самой двери. Она слышала, как пугающие уже только своим видом люди переговаривались вполголоса, но не разобрала ни слова. Возможно, кто-то из мужчин успеет пройти до того, как ставни закроются. С одним она справится. Ну или попытается. Почему бы не попалить напоследок? Она еще ни разу не стреляла в живую мишень. Только в нарисованную. Неужели пригодятся навыки, до этого момента считавшиеся бесполезными? Нервно усмехнувшись, девушка вспомнила, что не надела линзы, и вряд ли сможет попасть в цель, но попытаться стоит. Ей нечего терять, кроме собственной жизни. Стоило затаить дыхание, как стали слышны шум, скрежет и скрип со стороны входной двери. Элизабет проверила наличие патронов и двумя руками обхватила пистолет, не собираясь сдаваться без боя.

То, что внутри кто-то есть, она почувствовала по тому, как встали дыбом волоски на собственном затылке. Пришлось сильнее сжать оружие, вслушиваясь в каждый шорох в окутанном мраком доме. Свет включался либо пультом, либо хлопком в ладоши. Она аплодировать точно не собиралась. В темноте у нее больше шансов выстрелить первой, но гораздо меньше – попасть.

Первый шаг мужчина сделал спустя тридцать секунд, в течение которых Лиз вся покрылась холодным потом. Потом еще и еще один. Словно перепуганный зверек осторожно выглянула из-за перегородки и смогла разглядеть темный силуэт. Спряталась обратно. Врут, когда говорят, что в темноте все кошки серы. Они черные. У черного огромное количество оттенков цвета. Куда больше, чем у знаменитого серого. Если поразмыслить, то и сам серый является оттенком черного, его тусклой тенью. Черт, о чем она думает?

– Эби? – спокойный мягкий мужской голос разрезал тишину, едва не заставив девушку подпрыгнуть от неожиданности. Ха, так и повелась. Если вычислили, значит, все о ней знают. И имя в первую очередь. Придумай что-нибудь другое. Те, кому она доверяла, точно начали бы не с озвучивания очевидного факта.