Мать учила меня, что все люди заслуживают прощения. Однако не смогла простить моего отца. Поэтому я имею право не верить тому, что она говорила.
Жизнь показала, что женщинам, вообще, нельзя верить.
А тем, которым можно – верить неинтересно.
Я хранил верность своей жене ровно полторы недели со дня свадьбы.
После очередного молчаливого вымученного акта «любви» практически всухую, я сдался своей природе и отправился на виллу к своей неверной лживой пленнице. Однако, как только я пересек границы резиденции, мои планы изменились.
Я не собирался отказываться от секса, но решил, что Мэл еще не усвоила урок, и хорошенько помучить ее будет правильным решением. Она не должна чувствовать, что имеет надо мной власть, что я все еще желаю ее с безумной одержимостью пятнадцатилетнего подростка. Пусть дрожит и боится. Мечется от страха и непонимания, от безысходности и шаткости своего положения. Я могу сделать с ней что угодно и когда угодно. Поэтому спешка только покажет мою неспособность противостоять своему желанию разложить ее на подушках, и ночь напролет заставлять ее кричать мое имя до тех пор, пока не сорвет голос, пока не станет умолять меня остановиться, как делали это другие шлюхи, когда я терял контроль.
Несколько дней подряд я приезжал на виллу, чтобы удовлетворять свою похоть с моими наядами. Я хотел другую, но они знали свое дело. Их губы, руки, стройные тела и стремление доставить мне удовольствие любым способом и в любом количестве, не могли оставить меня безучастным. Но мне не удавалось переключится, забыть… И представить Мэл на месте темнокожих красавиц я тоже не мог. Теперь, когда я знал вкус и аромат ее кожи любая имитация казалась жалкой подделкой.
Я мог трахать их всю ночь напролет, но все равно уходил неудовлетворенным.
И злым. Чертовски злым.
Я видел источник своего нестабильного состояния в окно, пока одна из наяд стояла на коленях и брала в рот, а вторая щекотала языком кожу между лопатками, лаская пальцами мои плечи. Черт его знает, где была третья… Может быть, принимала душ, потому что я уже ею воспользовался.
На Мэл была надета абайя, которая скрывала ее с головы до ног, но не узнать эту чертовку было невозможно. Амир следовал за бегающей по саду девушкой, зорко следя за ее хаотичными передвижениями. Она, явно в приподнятом и игривом настроении, обращалась к Амиру и что-то показывала ему жестами. Недопустимое для женщины поведение. Шлюха есть шлюха. Даже под чадрой суть не меняется. Хватаю ни в чем неповинную наяду за волосы сильнее толкаясь в ее рот, ударяясь головкой о заднюю стенку горла.
– Кhara[14 - Бл*дь – араб.], – вырывается у меня. Острое возбуждение, которые возникло от одного только созерцания размытой фигурки в черном, достигает своего пика за несколько равных толчков, которые для несчастной Мары, которая пытается упираться ладонями в мои бедра, становятся настоящим мучением. Хотя широкий спектр их обязанностей давно отучил их удивляться чему-либо.
– Я продам эту суку в бордель. Завтра же, – рычу я, пока Мара глотает остатки моего экстаза. И я, черт побери, опять не чувствую себя удовлетворенным до конца. Несмотря на то, что это не первый оргазм за сегодня. Девочки стараются уже несколько часов, полностью отдаваясь процессу, а я – только на двадцать процентов. Вся остальная часть меня там, в гребаном саду, наблюдает за Меланией Йонсен, которая снова ведет себя, как развратная сучка, задирая юбки при беге, разговаривая с мужчиной, несмотря на то, что он ей не отвечает. Перевожу взгляд на Амира, и меня словно ударяют по дых, когда я вижу выражение его лица. Какого хера, б…ь?
– Laboah[15 - Сука.], – с шипением срывается с моих губ. Я с силой отталкиваю от себя Мару, которая ударяется головой о стену и жалобно скулит, но я даже не замечаю, приближаясь к окну. Черт, мне не показалось. Я знаю, что вижу. Охранник, который работает на нашу семью двадцать пять лет смотрит на мою собственность с вожделением, с едва скрываемой похотью, смотрит на мою сучку. Я никогда не замечал каких-либо проявлений эмоций со стороны Амира за весь период своего знакомства с ним. Как она это делает? Что за ведьма или змея влезла в мою жизнь, в мои мысли, отравила меня, заразила собой. От бессилья, ударяю раскрытой ладонью по стене рядом с рамой полукруглого окна.
Дрянь! Никак не угомонится! Не нужно было снимать с нее маску. Не стоило разрешать ей выходить из комнаты. Пусть бы и дальше голодала, и жалела себя. Решила даже здесь одурачить меня?
– Мара, скажите ей, что я продаю ее в бордель. Ей там самое место. Больше ни на что эта шлюха не годится, – не оборачиваясь яростно приказываю я. – Но сначала лично проверю, что она пригодна. Завтра. Пусть ждет своей участи.
Я покидаю территорию виллы с другого выхода незамеченным Меланией и Амиром. С ним у меня будет отдельный разговор, а вот Мэл придется пожалеть о своем поведении. Я не слепой, только дурак не заметил бы, что белокурая дрянь соблазняла Амира, заигрывала с ним, первая пыталась заговорить. Она очень сильно пожалеет. Она будет умолять меня передумать.
Мрачно ухмыляюсь своим мыслям, очень красочно и в подробностях представляя, что потребую взамен на отмену моего решения отправить Меланию Йонсен в бордель. Пусть дрожит от страха в ожидании своей участи. Неугомонная шлюха.
Дорога до подаренной отцом виллы занимает у меня чуть больше часа, и возвращаюсь я уже в сумерках. Рания спит, или делает вид, что спит. Я принимаю душ и ложусь в постель, замечая, как напрягается ее тело на другой половине кровати королевских размеров. Снисходительно ухмыляюсь про себя, поворачиваясь к ней спиной. Не бойся, Ран, я дам тебе передышку на пару дней. Буду слишком занят укрощением одной строптивой своенравной распутной кобылки, которая никак не образумится.
Но утром моим планам снова не суждено сбыться. Сразу после завтрака в дом заявляются гости. Отец и его третья жена Назире с младшим сыном Фахидом, которому недавно исполнилось десять лет. Назире скрывается на половине Рании, а отец и брат остаются со мной на террасе. Я, наконец-то, получаю разрешение вернуться к делам компании с начала новой недели, и мы, несколько часов к ряду, обсуждаем накопившиеся проблемы и планы, требующие моего внимания и исполнения. Потом приходит время обеда, и во время неспешной трапезы, отец сообщает, что решил взять четвертую жену, потому что последние две родили ему слишком много дочерей, а он еще чувствует себя способным зачать сына. Я не поддерживаю и не оспариваю его решение, потому что он не совета пришел просить, а поставить перед фактом, что пора готовится к еще одной роскошной свадьбе. Сухо выражаю свои поздравления, и когда гости наконец-то покидают мой дом, испытываю глубокое облегчение.
Рания равнодушно кивает, когда я сообщаю, что, возможно, приеду сегодня позже, чем обычно. Мне даже кажется, что я вижу облегчение в темных выразительных глазах. Она провожает меня до дверей, целуя на прощание и желая хорошего дня. Идеальная женщина.
Мелания
Невозможно чувствовать себя плохо, когда просто сидишь на белом песке и смотришь на то, как волны плавно несутся к берегу, выбрасывая на песок воздушную пену и перламутровые ракушки. Вода всегда меня успокаивала, придавала вдохновения и сил.
Именно здесь, стоя по щиколотку в океане, я могла разглядеть место, которое назвала адом.
Дворец, в котором я жила, походил на иллюстрацию к книге «Арабские сказки», которую папа читал мне в детстве. Каждый раз, когда я смотрела на невероятных размеров здание, построенное из мраморных плит кремового цвета, инкрустированных сложной мозаикой из золота трех видов и драгоценных камней. Стрельчатые арки украшающие внутренний двор с искусственным водопадом, создавали иллюзию лабиринта, сказки, особенно, в темное время суток.
Если так выглядит ад, то как тогда выглядит рай? Сам сад был воплощением Эдема на земле, я боялась представить сколько стоит каждый цветок, растущий здесь. Слуги сдували пылинки с каждого бутона, а я просто смотрела на всю эту красоту и пополняла запасы собственных сил. Я могла по несколько минут крутиться у куста с розами, наплевав на косые взгляды Амира, который еле сдерживал улыбку, наблюдая за мной.
Кажется, я ему нравлюсь. Да и мне мой охранник казался «дядей с добрым сердцем».
А когда я кидалась на идеально зеленый газон и подставляла лицо теплым лучам солнца, и смотрела на ветки размашистых пальм, Амир и вовсе нервно покашливал, как бы намекая мне на то, что мое поведение кажется ему странным.
Но я наслаждалась… каждой секундой, назло Саадату. Просто после платиновой маски и полного заточения, прогулки по саду были для меня ежедневным праздником. Пусть я не имела возможности сбежать, но это была хоть какая-то иллюзия свободы…
Море, солнце, свежий воздух… невыносимая жара. Амир заставлял меня одевать абайю.
Я знала, что Джаред приезжал пару раз, и в эти дни гулять мне запрещалось, чтобы я ненароком не попалась ему на глаза.
И я задавалась лишь одним вопросом: когда Джаред приходит сюда, и не ко мне – чем же он занимается?
Я догадывалась. Красивые молодые девушки, которые жили в других комнатах, явно не только ели щербеты, гуляли в саду, сплетничали и плавали в бассейне, их роль в жизни Джареда была очевидна, как, впрочем, и моя… теперь. И прошло совсем немного времени, прежде, чем мои догадки подтвердились.
– Хорошо, что мы все-таки не оказались в борделе, да, Самина? – я рисовала абстракцию, когда услышала голос Ханы, одной из служанок, которые прибыли на неделю позже, чем я. Девушки убирались в моей комнате, и я невольно прислушалась к их разговору.
– Да. И все же я надеялась на то, что мы будем ублажать Господина, а не прибираться в чужих комнатах, – ворчливо заметила Самина.
– Я слышала, что Господин стал частым гостем здесь…девочки рассказывали о нем.
– Ох нет, неужели они обсуждали какой он в постели? – совсем тихо предположила Самина, но я только притворилась что полностью занята процессом. Я слышала каждое слово, сердце готово было вырваться из груди.
– Да, обсуждали. Как дрожат их ноги, после того, как хозяин… – с завистью прошептала Хана, и я слишком сильно надавила на карандаш. Так сильно, что грифель сломался… как и что-то внутри меня. Снова.
Я сгорала от ревности.
– Но почему он так часто посещает их? Рания…
– Рания не может справиться с его аппетитами. Девочки пустили слухи о том, что она довольно холодна для Господина, и он нуждается в них ночью. Они называют себя «жрицами любви»…
– Возможно, Рания просто еще слишком неопытна или…
– Или его не интересуют женщины, которые уже завоеваны, – боковым зрением я заметила, что Самина покосилась на меня, и приложила палец к губам.
– Девочки, мне кажется, или вы вытираете пыль во второй раз? – не выдержав, я со злостью стукнула бумагой по столу, и встала, скрестив руки на груди. Нервно прошлась по комнате, стараясь унять бурю ревности в душе.
Нужно успокоиться. Я не видела… не видела Джареда с другими женщинами, а значит, это не должно меня волновать. Я не должна себя накручивать, видеть картинки, которых нет. Я сомневалась в том, что Джаред, в первые же недели после свадьбы, стал бы так пренебрегать женой. Хотя от Саадата всего можно ожидать. А что, если… если Джаред женился не по велению сердца? Что, если это не его выбор? Что, если Рания не вызывает в нем никаких эмоций, и, более того, не может подарить ему кайф в постели?
Конечно, меня не касается, но мне это только на руку. Легче будет довести его до безумия. Напомнить… черт возьми, напомнить, ЧТО было между нами, и КАК было… Я не верила, что Джаред останется жестоким и холодным, после того, что я задумала.
– Banat, на самом деле, мы хотели бы вам кое-что сказать. Мистер Саадат просил передать вам, что…
– Что? – я насторожилась, обнимая столб, который удерживал мою кровать. – Он скоро вернется?
Я снова хотела его видеть.
– Да, он вернется, чтобы забрать вас.