Бумажные цветы

– А для меня не страшно? – снова спросил Ник. – Мама просто ушла. Все уходят, бросают меня. Кто так решил? Кто придумал, что мужчины сильнее? Как могла Юля так поступить со мной? О чем она думала, вылезая в окно? Или она бежала, бежала ко мне?

– Не надо, мой хороший. Все пройдет. – рука в кожаной перчатке заботливо поправила сбившийся шарф. Ник смотрел на нее, не понимая, почему она все еще здесь? Из жалости? Сострадания?

– Хочешь, я расскажу тебе историю своей подруги? – спросила Светлана. Он равнодушно повел затекшими и промокшими насквозь плечами.

– Зачем?

– Просто послушай, – попросила Слепцова. – Ее зовут Марина. Мы учились вместе, на одном курсе. Она сейчас майор милиции, жена и мать двоих детей. Но восемь лет назад в ее жизни случилась страшная трагедия. На тот момент старшей дочке Марины – Маше было восемь лет, а сыну три. Всей семьей они поехали на юг. По-моему, в Крым. И там у девочки заболела нога. Думали, что наступила на что-то, занимались самолечением. Потом все прошло, и когда вернулись домой, Марина не повела дочь в больницу. А когда спустя пару месяцев у Маши поднялась высокая температура и начались боли, ее срочно госпитализировали. Диагноз был страшным. Рак. Девочка угасла за считанные недели. Она ужасно страдала, даже малейшее прикосновение ткани к телу причиняло невыносимую боль. Врачи кололи обезболивающее, но больше ничего сделать не могли. В последние дни жизни своей дочери Марина не нашла сил быть рядом с ней. Она боялась идти в больницу, и находилась дома, катаясь в слезах по полу. Уже после смерти ребенка, осуждающая медсестра выговаривала Марину за бесчувственность. Она сказала ей, что Маша была в сознании до самого конца. И последними ее словами были: "где моя мамочка", "позовите маму".

– Света, зачем! Словно мне мало моей боли… – хрипло проговорил Ник. Глаза его заблестели.

– А я скажу зачем, Никита. – сурово взглянула на него Слепцова. – Бесчувственной я считаю не Марину, не осмелившуюся наблюдать, как умирает ее дитя. А медсестру, рассказавшую о словах Маши и заставившую мать до конца жизни сожалеть, о том, что не была рядом с дочерью в последние минуты. Я не могу осуждать Марину. С тех пор ее словно выключили, вставив вместо живого источника энергии, искусственную батарейку. Это другой человек, сожженный дотла чувством вины. Недавно она родила еще одного ребенка, девочку, но не ожила. Я рассказала тебе ее историю, чтобы ты осознал, насколько страшной, несправедливой и пугающей может быть боль, и как по-разному мы принимаем и переживаем ее. Сложно понять, как правильно реагировать на смерть любимых, на их болезнь и страдания. И что может быть правильного в человеческой боли. А мы люди, слабые или сильные. И нам нужно жить дальше.

Светлана умолкла. Она очень надеялась на то, что Никита все понял правильно.

– Я хочу остаться один… с сестрой. – попросил он. Женщина кивнула, отступая в сторону. Она знала, что им еще придется встретиться. Полгода назад, когда Юля Скворцова в очередной раз сбежала из дома, она напала с ножом на девушку, отобрала у нее телефон, деньги и порезала руку. Родители потерпевшей подали в суд… на Никиту, так, как он был единственным опекуном несовершеннолетней сестры. Конечно, иск был составлен неверно, так как у Юлии есть живые и здоровые родители. Но для того, чтобы привлечь их к ответственности, сначала необходимо найти. Мать, Эмма Скворцова, бросила детей два года назад. Уехала с мужчиной в другой город. Юле было четырнадцать. А Нику двадцать три. Об отце Светлана ничего не знала. Ник говорил, что он ушел от них, когда Юля была совсем маленькой.

Прошло несколько часов, прежде, чем Никита Скворцов осознал, как сильно он замерз. Уши и пальцы на ногах потеряли чувствительность. Руки ломило от холода, и он спрятал их в карман. Простой деревянный крест на могиле Юли наполнял душу суеверным ужасом. Он заказал памятник, но в ритуальном сервисе сказали, что его нельзя установить, пока земля не уляжется. Простой крест. Как это несправедливо. Как отвратительна смерть и грязная вязкая яма, в которую бросили гроб его сестры.

Он не заметил, что через небольшое поселковое кладбище, петляя между могил, к нему направляется мужская фигура. А когда поднял глаза, то сразу узнал его. На расстоянии протянутой руки стоял его отец. Постаревший и неожиданно родной. В глазах мужчины блестели слезы.

– Здравствуй, Ник. – тихо произнес он.

И все слова, заготавливаемые годами, в ожесточенном обиженном сердце брошенного сына, все обвинения и злость, негодование и желание мести… ушли, погасли, растворились в отчаянном желании быть любимым, нужным, не одиноким. Он много раз представлял эту встречу, и видел себя сильным, уверенным, полным презрения. Он думал, что скажет отцу, что не нуждается в нем, не помнит. Он боялся, что смог бы даже ударить его.

И вот он здесь. Его отец. Обидчик. Предатель. Тот, кто отвернулся от него, от матери. Трус, испугавшийся диагноза собственной дочери. Стоит перед ним. Раскаявшийся, несчастный, убитый горем. Его глаза умоляют о прощении.

И обиженный мальчик, брошенный сын, уже мужчина, прислоняется лбом к плечу своего блудного отца и плачет. Боль вытекает вместе с влагой, но не приносит облегчения. Нет. Пока еще нет.

***

Ярославль.

Записи из дневника Маргариты Казанцевой:

Третье декабря.

"Я совсем не помню лица своей матери, и не знаю, как она умерла. Мне никто не сказал правду, а я была слишком маленькой, чтобы задавать вопросы, а потом, став старше, боялась получить ответ. Наверно, лет в шестнадцать я начала догадываться, но все равно не спросила, не попыталась докопаться до истинных причин внезапной болезни, так рано оборвавшей жизнь моей матери. Двадцать три года. Боже мой, такая молодая. Мне было пять, когда я стала сиротой. Диана, младшая сестра мамы, воспитывала меня. Отца никогда не было, о чем я, честно говоря, никогда и не жалела. Бабушка умерла еще до моего рождения, о дедушке мне тоже никто ничего не рассказал.

Что я помню из детства?

Много всего. Детский сад, и мальчика по имени Ваня. Он показывал мне свой писун в туалете, а я смеялась. Действительно, его писун выглядел очень смешно. Бледный червяк....

Утренники и белые банты, которые неумело завязывала Диана. И нелепые платья с оборками. У тети всегда было плохо со вкусом. Чувство неловкости, потому что Ди являлась на утренники с опозданием и в неизменном мини и ураганом на голове; облегчение, когда праздник кончался, и она уходила, оставляя шлейф сладковатого аромата. Тетя не знала меры в духах и еде, что ни в коей мере не отражалось на ее фигуре. Стройная миниатюрная блондинка. Крашеная. От природы мы обе темноволосые. Сейчас я понимаю, что Диана очень красивая молодая женщина. И добрая. Очень храбрая. И терпеливая. Для воспитания маленькой племянницы требуется много смелости и доброты, если тебе самой только двадцать лет. Она все делала правильно, но по-своему. Диана любит меня, а я ее. Самозабвенно. Мне больше некого любить.

Еще я помню вереницу мужских лиц. Красивых и не очень. Ни один не задержался в нашей маленькой двухкомнатной квартирке надолго. Диана была магнитом для неудачников и козлов. Была и есть. Потому что даже в тридцать четыре года она разбирается в своих любовниках так же плохо, как и пять, и десять лет назад. Поэтому до сих пор не вышла замуж.

Последнее увлечение Ди чуть не стоило мне невинности. Не велика потеря, я скажу. И сама давно подумываю, как избавиться от надоевшего ярма девственницы, но не таким же путем! Тетя вернулась с работы в самый ответственный момент. Я кричала и отбивалась, и с меня сразу были сняты все подозрения. Незадачливого мачо мы выгнали в тот же день. А потом напились и долго разговаривали по душам. Ди жаловалась на жизнь. Что меня всегда удивляло в ней – непреклонная вера в людей, слепая наивная надежда и жажда любви. И бесстрашие, с которым она окуналась в новые неперспективные отношения. Обжигаясь снова и снова, Диана не переставала лететь на огонь. Она никогда не сгорит. Рано или поздно тетя найдет своего принца и проживет с ним остаток жизни. Ее целеустремленная чувственная натура не допустит иного варианта.

И все же сейчас мы обе одиноки. Одни в недружелюбном и жестоком мире, где порядочных мужчин с каждым днем становиться все меньше. В отличие от Дианы я не верю в любовь на всю жизнь. Не верю в Бога. Я – материалистка до кончиков ногтей. Никакой загробной жизни, никаких чудес. Рождение, взросление, неловкие попытки стать человеком, создание ячейки общества, воспитание детей, которые редко оправдывают ожидания, дряхление и смерть, а дальше ничего; червяки, поедающие тело.

Ди работает в педагогическом университете, она декан на факультете филологии. И в этом году я стала ее студенткой. Не случайно, конечно, но бесплатно. Спасибо Ди. Она уговаривала меня поступить на психологию, но я со школы терпеть не могу биологию, анатомию и все, что с ними связано. Наверно, из меня получился бы хороший менеджер по туризму. Я всегда интересовалась дальними странами. Но Ди работает на филфаке. А мне нравится стиль ее преподавания. Именно лекции тетки приносят удовлетворение от учебы в универе. Наверное, я боюсь самостоятельности. Рядом с Ди мне спокойно. С ней я могу быть сама собой. Она никогда не осуждает, не читает нотаций. Поддерживает и успокаивает, когда я выхожу из себя. И достает рецепты для успокоительных таблеток, которые я пью с шестнадцати лет. Понятия не имею, как ей удается их раздобыть. Не задавать лишних вопросов – главный девиз. Только один раз Диана проявила несгибаемую настойчивость. Два года назад она уговорила меня записаться к психиатру. Но я не пошла. Не хочу, чтобы и мне задавали вопросы, ковырялись в голове. Ди смирилась и принесла таблетки. Стало легче. Гораздо легче. Срывы случались, когда я пропускала прием. Но это бывало крайне редко. Я боялась своего неконтролируемого гнева, направленного на все, что окружает меня, на всех, кто окружают меня, и на меня саму. И старалась не пропускать.

Я не шизофреничка, хотя психиатр заявил бы обратное, и, возможно, отчасти бы прав.

Человек – это вовсе не то, что думают о нем другие. Человек – это то, что он сам представляет о себе. Мне плевать на чужое мнение. У меня – свое. И пусть оно отличается, зато принадлежит только мне. Диана согласна со мной. Она живой пример вызова. Мы похожи. Одна кровь. Как же я люблю ее. Именно она посоветовала мне вести дневник. Чтобы навести порядок в мыслях. Это моя первая запись. Честно? Я понятия не имею, о чем еще написать…"

***

"Двадцать пятое января."

Вот он и настал – день моего совершеннолетия. Плюс – я стала старше, Ди подарила мне новый ноутбук и упорхнула на очередное свидание с очередным неудачником, предоставив две тысячи рублей в мое распоряжение, свой пестрый гардероб и полную свободу действий. Минус – постарела на год и до сих пор не спала с мужчиной. Собираюсь исправить последний недостаток сегодня же. Если повезет… И причина имеется. Я влюбилась. В самого красивого парня в университете. Старшекурсник, без пяти минут дипломированный журналист и настоящий бабник. Вадим Смирнов. Сплетники донесли, что он считает личным долгом опробовать каждую смазливую мордашку из свежего потока, но никогда не имеет дела с неопытными девицами. Я собираюсь покорить его, и именно с ним создать ячейку общества и родить детей. У меня есть все шансы. Я красивая, зеленоглазая блондинка (крашеная), высокая, стройная и не глупая. Осталось только набраться определенного опыта, чтобы было чем покорять. Слюнявые однокурсники, витающие в облаках и мечтательно вздыхающие мне в след, на столь сложную и ответственную роль никак не подойдут. Необходим парень постарше, без пунктика насчет девственниц. Незнакомец, которому не придется ничего объяснять и смотреть в глаза… после всего.

Я тщательно подготовилась. Все просчитала.

Вечером пойду в клуб. Самый модный в нашем небольшом городке. Оденусь, как развратница. Ярко-красное платье Ди. Короткое, вырез на спине до самой попы. В ее стиле. На мне еще непристойнее, чем на ней. Я выше, длина юбки – короче. Еще косметика. Много туши, теней и помады. Боже, выгляжу старше лет на пять. Но образ удался. Роковая уверенная в себе красотка. В довершении к наряду– черные лакированные ботфорты на пятнадцати сантиметровой шпильке и полушубок из голубой норки (разумеется, не мой) и маленькая сумочка с телефоном, помадой и презервативами. Ключи от квартиры и деньги в кармане.

Беру такси и уже через полчаса вхожу в искусственно задымленный зал. Чувствую вибрацию музыки, окунаюсь в водоворот всеобщего веселья. Была в этом клубе полгода назад. Отмечали с подружками день рождения Тамарки Светловой, соседки снизу. Претендентов на мое тело в тот памятный вечер было много, но я была не одна и еще не знала, что скоро влюблюсь в ненавистника девственниц. В таком деле свидетели не нужны. Девочки не умеют хранить чужие тайны, а я не желаю становиться объектом грязных сплетен. Именно поэтому в свой день рождения приехала в одиночестве в ночной клуб.

Пишу в настоящем времени – так легче восстанавливать вереницу событий. Доверяю только Тебе, мой дорогой. Даже Ди не должна знать.

Итак, начинаю. Как на духу…

Сажусь на высокий стул у стойки бара. Представляю, как пикантно и эффектно выглядят со стороны мои длинные ноги в тонких чулках с кружевными резинками. Банально? Зато действенно. Заказываю коктейль. Махито. Вкуснятина, хотя мои подружки предпочитают "отвертку" из круглосуточного ларька. Первый претендент появился через пятнадцать минут. Сразу не прошел отбор. Мне не понравились его прыщи и липкие ладони, которыми он пытался облапать мои коленки. Рассталась с ним безболезненно и миролюбиво. Второй не угодил значительной степенью опьянения. Засомневалась, что он справиться с поставленной задачей. Третий – ростом не вышел. А четвертый оказался слишком наглым и сразу предложил уединиться в его машине. Отказ принял слишком близко к сердцу или просто не поверил, что его могли отвергнуть. В принципе, симпатичный молодой человек, но манера поведения оставляла желать лучшего. А я желала для своего перового раза самого лучшего. Но не лучше Вадима. Потому что лучше него никого нет. Тщательно выбирая выражения, я пыталась объяснить симпатяге Четвертому, что у нас совсем мало общего, и мы вряд ли подойдем друг другу, но он никак не хотел сдаваться. Схватил за руку, стащил со стула. И где их штампуют? Таких невоспитанных, грубых, самоуверенных.

– Девушка, у вас проблемы? – произнес мне в ухо приятный баритон. В толчее, окружающей меня, я не заметила, как подошел еще один претендент. Я обернулась. Он не смотрел на меня, только на наглеца, вцепившегося в мое запястье. Однако я ощутила странное волнение, смутную тревогу … и легкую грусть?

– Да, есть немного. – кивнула я. – Молодой человек не понял, что я не хочу с ним ехать к нему домой.

– А со мной поедешь?

Широкая, голливудская улыбка. Не думала, что увижу подобную наяву, а не в телевизоре. Тридцать два белоснежных зуба, чувственные четко очерченные губы, загадочные темные глаза, длинные ресницы, волевой подбородок, впалые щеки, высокие скулы, уверенность в каждой черточке лица. Шаблонная красота, без изъянов. Расценил мою растерянность на свой лад. Улыбка переросла в двусмысленную порочную ухмылку. Весы качнулись в сторону красавчика с белыми зубами. Он подходит. Я улыбаюсь в ответ алыми губами в тон платью. Я знаю, на что рассчитывал этот красавчик, но в глубине выразительных глаз проскользнуло нечто неуловимое, не поддающееся описанию. Он смотрел так, словно видел меня насквозь и ему очень нравилось то, что он видел. Тревожный холодок побежал по спине, но я смелая сегодня, очень смелая.

– С тобой – поеду. – ответила с вызовом, вздернув подбородок.

– Я первый ее увидел! – грозно возразил Четвертый. Пятый уверенно встал между нами, толкнув неудачливого соперника плечом. Тот от возмущения покраснел, побледнел, покрылся пятнами. Я вспомнила мальчика из детского садика. Он так же обиделся, когда я не захотела потрогать его смешного "бледного червяка". И рассмеялась. Громко от души. Это стало последний капелей в котел кипения Четвертого. Я видела, как он помахал кому-то в глубине зала. Пятый тоже заметил его жест. Теплая мужская ладонь мягко обхватила мои пальцы. Наши взгляды встретились в молчаливом согласии. Встретились и узнали.... Я засомневалась только на мгновение, большего времени на раздумья мне не дали.

– Нужно уходить. Засранец свистнул группу поддержки. – заговорчески подмигнув мне, сообщил мой избранник.

Мы трусливо бежали с поля боя. Я смеялась, как полоумная. Четвертый и его группа поддержки настигли нас в вестибюле. Я как раз одевала шубу. Избранник – черное короткое пальто. Но угроза отпала сама собой. Подоспели охранники и решили исход несостоявшейся битвы.

– Мы еще встретимся. – заорал четвертый нам вслед.

Загадочный незнакомец в пальто лишь небрежно фыркнул. А я усмехнулась про себя. Никогда больше не пойду в этот клуб.

Вышли на улицу, застыли в улыбке. Оба.

– Меня Ник зовут. – представился Пятый, повернувшись ко мне. В руке он сжимал ключи от машины.