По ту сторону от тебя

– Какого переезда? – любопытствует неугомонная Ирка.

– Съезжаю от родителей. Хватит на шее у них висеть. И так дольше всех задержалась.

– А тебе от государства жилплощадь не положена?

– Мама занимается этим вопросом. Кучу бумажек и справок собрать надо, потом еще ждать… – мрачно сообщаю я, – Три года пороги обиваем.

– Ну, главное, чтобы не зря. Где сняла квартиру? Сколько комнат?

– Недалеко, через двор отсюда. Однушка, конечно. И ее бы потянуть. Опять пришлось в клуб проситься. В балетной школе копейки платят, на аренду не хватит. С голоду бы не помереть.

– Зато сама себе хозяйка. Есть кому помочь?

– Конечно, – усмехнулась я. – Спросила тоже. У нас семья огромная. Только свисни, толпа на помощь набежит.

– Невероятно, как вы так все дружить умудряетесь, – покачала головой Самойлова, с любопытством глядя на меня.

– А нам делить нечего, Ир. Все поровну. И родители никого не выделяют.

– Удивительные люди, – с восхищением кивнула Самойлова. Я печально улыбнулась.

– Не все так думают. Знаешь, сколько на них грязи льют. Завистники всякие. Деньги считают и пособия, а попробовали бы сами, как мама с папой, хотя бы одного поднять, человеком сделать, – с горечью произношу я. Это от души. Наболело. Насмотрелась на дураков. И пустые поклёпы в социальные службы писали и анонимные письма с угрозами и даже забор дерьмом обливали. Да уж, чего только не было. Но родители словно не замечали косых взглядов. Невероятная сила духа и веры в свое дело.

Дешевенький мобильник вибрирует в заднем кармане джинсов, отвлекая меня от размышлений.

– О, помощники активизировались, – улыбаюсь я, прочитав имя вызывающего абонента. Игорь, это который футболист и будущий учитель физкультуры. У него сейчас отпуск между играми, и он временно живет дома.

– Машка, привет! Что там с чемоданами и подушками? Когда везем? Артур уже приехал на своем фургоне, – бодро трещит в трубку вечно жизнерадостный Игорь.

– Мы же договаривались на пять часов. Еще только два. Куда ты спешишь? Или там Стелла воду мутит? Не терпится ей? – хмуро отзываюсь я.

– Ну да, Машунь. Она уже и чемоданы все вниз стащила, – хохочет в трубку Игорь. – Сука, да? Вот тебе и сестринская любовь. Пардон, забыл, что у нас тут духовник пожаловал. Артур, уши закрой. Я не могу себя постоянно контролировать.

– Игорь, давайте на четыре. Я тогда сбегу пораньше. Скоро буду. Грузите пока.

– Отлично. Все, ждем тебя, – бросает Игорь и отключается.

Я тяжело вздыхаю, смотрю на взирающую на меня с любопытством Ирку.

– Квартиру хочешь посмотреть? – внезапно спрашиваю я.

– Спрашиваешь!? – фыркает приободрившаяся Самойлова. – Конечно, хочу.

– А, поехали!

Ирку я отвезла в квартиру, попросила немного помочь с уборкой, и оставив наедине с ведром, тряпками и шваброй, отправилась в отчий дом.

***

Это было невероятное эпическое прощание. Собрались все, кто были в Твери на данный момент, чтобы попрощаться, словно я на другой континент собираюсь, с самой непутевой из Красавиных, и дать советы на будущее. Вдоль ворот выстроилась шеренга братьев и сестер, самых разных возрастов во главе с мамой и папой, сдержанно, но с блестящими глазами смотрящих на меня. Руководил парадом Артур, и он же громче всех рассуждал о выборе и чистоте души и прочей ерунде, которую он обычно плел, когда мы собирались все вместе. И я люблю каждого из них. По-особенному. Даже Стеллу, несмотря на ее мерзкий характер и дерзкий язык.

Меня всю затискали, обнимая, как в последний раз, заставляя клясться каждому, что я не пропаду и буду каждые выходные навещать родителей. Пришлось обещать, словно я могу долго продержаться без родных стен. Черт, я уже скучаю по всем. По мелким в особенности. Миленка, самая маленькая, ревела коровой. Какая глупая, мы же будем с ней видеться почти каждый день. Мама возит ее в балетную школу, где я преподаю. У Милки отлично получается, она очень пластичная и гибкая от природы. Мои педагоги то же самое говорили, когда я была в ее возрасте, но их мнение ровным счетом ничего не значило, когда я пробовала пробиться в Москву.

Когда пришла очередь Стеллы прощаться, она удивительно крепко обняла меня, шепнув в ухо:

– Оторвись, сестренка. Найди себе уже, наконец, реального парня. Я тебя люблю, хоть ты и дура непроходимая.

Я рассмеялась, целуя ее в щеку.

На самом деле все это было мило и трогательно. И пронзительно печально. Я шла к фургону, в который уже были загружены мои пожитки, чувствуя спиной взгляды моих родных. Я не хотела уходить. Просто время пришло. Мне так нравилось быть маленькой девочкой, но я заигралась. Уже из машины Артура, я бросила взгляд на летний домик, который в этом году покрасили в другой, насыщенно желтый, цвет. Не знаю, что случилось… но вдруг на глаза набежали слезы. Я помахала рукой веренице близких мне людей, особенно остро ощущая нехватку еще одного человека, который жил в моей душе и никак не хотел уходить.

Шесть лет прошло, но я все это время, как последняя идиотка в глубине души надеялась, что он приедет. Хотя бы раз приедет. Увидит меня и поймет, что я не была для него простым эпизодом, еще одним приемышем, который отнимал у него любовь родителей. А сколько ночей я провела в мечтах, что стану великой балериной, приеду в Голливуд, и он с ума сойдет, когда узнает меня на сцене? Детские бредни, и мне пора закончить с ними. Нужно жить, приняв то, что Марк не вернется, не вспомнит обо мне, а я никогда не стану великой балериной и не поеду в Голливуд.

Глава 3

«Лет через пять он встретит её в том же месте, на той же лавочке.

Но теперь она будет не одна… С ней дочь и тот, на чьем месте мог бы быть он.»

Олдер Жарк

Марк

Лос-Анджелес.

– Выпрыгивай, черт бы тебя побрал, – орет в рупор постановщик трюков Джош Каперски. Джимми Броуди, которого я дублирую, закрыв ладонью рот в ужасе, смотрит, как я вылетаю на ходу из машины, делая несколько кувырков. Костюм на мне продолжает гореть, когда я встаю на ноги, выпрямляясь в полный рост, и с улыбкой направляюсь к застывшей съёмочной группе. Меня поливают из огнетушителя. Главная актриса фильма, над которым мы работаем последние полгода, бежит ко мне с остывшим кофе. Сандра Коул почему-то уверена, что огня мне хватает в кадре. Кто-то хлопает и свистит, впечатленный моим умением поставить всех в ступор. Меня считают отчаянным, бесстрашным. На самом деле я просто профессионал. Не делаю ни одного неверного движения, шага, прыжка, падения. Иногда мне становится скучно, и я экспериментирую, как сейчас. В действительности никакой опасности для моей жизни нет. За шесть лет работы каскадером я ни разу не получал серьезной травмы. Несколько царапин, да и только.

– Ты меня в гроб сведешь, Красавин! Что я буду делать, если ты покалечишься? У нас осталось не так много кадров до финала, а ты развлекаешься. Клоун! – орет на меня Джош, пока я, безмятежно улыбаясь, пью холодный кофе и обнимаю одной рукой Сандру. Джимми все еще в небольшом шоке. А я думал, что за три года, что мы работаем в общих проектах, он уже привык к моему самодурству. На самом деле Джимми тоже отважный парень и часть трюков, которые я исполняю, мог бы делать сам, но решать не ему, а режиссеру, который старается лишний раз не рисковать актером, играющим главную роль, что частично оправдано. У Джимми нет такого опыта и специальной подготовки. Для него малейшая ошибка может стать фатальной.

– Расслабься, Джош, ты же знаешь, что у меня все под контролем, – равнодушно бросаю я.

– Парень, это круто! Дай пожать твою мужественную руку, – спустившись со своего помоста, ко мне идет сам режиссер – Роберт Мейн. Седовласый мужик со сложным характером. С ним не уживаются многие актеры, но терпят, потому что его фильмы почти всегда взрывают прокат. Мне легко работать с Мейном. Он всегда знает, что делает, и что хочет получить в итоге, бывает не сдержан, когда что-то идет не по плану, но результат того стоит. Мейн меня ценит, раз третий раз зовет сниматься с Джимми Броуди.

– Я всегда говорил, хороших каскадеров в Голливуде пруд пруди, а гениальный – один. И это Марк Красавин, – произносит Мейн без тени притворства, пожимая мою руку. – Молодец. Красавчик. Точно не хочешь попробоваться на мужскую роль? У тебя невероятный магнетизм. Смотри, как наша Сандра к тебе прилипла. – Мейн хохотнул, потрепав главную актрису за щеку.

– Нет. Я не актер, Роберт, но спасибо, – вежливо отказываюсь я от заманчивого для многих предложения.

– Зря, мальчик, гонорары другие, известность. Данные у тебя все есть. Бабы любят. Ты же у нас даже Джимми затмил, а у женского состава стопроцентный фурор, когда им становится известно, что за каскадёр будет работать в картине.

Сандра ревниво прижимается ко мне. Джимми прячет насмешливую улыбку. Он – голливудская звезда, секс символ, и, конечно, не видит во мне соперника. Мы, трюкачи, дублеры, каскадеры, живем в закулисье киноиндустрии, но и нам иногда обламываются сливки. Я не про Сандру. Этой сметаны я нализался вдоволь. Хотя пока моя Муза улетела на очередные съемки, я могу немного подурачится с Сандрой, или вон с той милой костюмершей. Я на самом деле не падок на известных актрис или моделей. В бесконечной веренице моих любовниц часто попадаются маникюрши, барменши, официантки, стюардессы, журналистки, писательницы, визажисты. Только не подумайте, что я бабник. Просто нахожусь в активном поиске. У меня даже статус такой стоит в сетях.

Костюмерша ловит мой заинтересованный взгляд. Я отчаянно пытаюсь вспомнить ее имя. Черт… Кажется, я его и не знал даже. Надо было спросить. Смеюсь над самим собой. Карла, моя официальная герл-фрэнд, говорит, что я возмутитель женского спокойствия. Не понимаю, о чем она, честное слово.

– Роберт, ты уверен, что не нужен еще один дубль? – спрашиваю я у режиссера.

– Все отлично. Отдыхай, Марк. Завтра в шесть на площадке. Много не пей, – он шутливо грозит мне пальцем, потом переводит грозный взгляд на Джимми и Сандру. – А вы, что встали, оболтусы? Работаем. Еще три сцены, а они даже текст не повторяют.

– Я наизусть знаю, Роб, – капризно надула губки Сандра, нехотя отлипая от меня. Я не намерен слушать их перебранки, поэтому покидаю эту чудесную компанию и иду в гримерную, где могу принять душ, переодеться и немного перекусить, а потом свалить отсюда, возможно, прихватив с собой хорошенькую костюмершу.