Все до последнего страхи

– Отлично, молодец, Дэнни, ты действительно делаешь успехи, – сказала Уайт. – Теперь расскажи нам почему? Может, всему виной стала ссора на вечеринке?

Он кивнул, не отрывая от пола глаз.

– Умничка, Дэнни.

– А потом ты погрузил ее на тачку и отвез к ручью, так?

– Ну да, – ответил Дэнни и положил голову на стол.

Копы переглянулись, Сэмпсон едва заметно кивнул Уайт. Именно этого они и добивались.

Дэнни поднял голову, посмотрел на детективов и тихо спросил:

– Теперь я могу пойти домой?

Ткнув пальцем в клавиатуру ноутбука, Эван закрыл видео. Сколько бы он ни смотрел его, в жилах все равно закипала кровь, а кулаки сжимались. Память по-прежнему хранила воспоминания о том, как плакал Дэнни, когда Эвану наконец удалось добраться до полицейского участка. Нет ничего более душераздирающего, чем слезы собственного ребенка. Дэнни сидел, будто контуженный, и все спрашивал, когда ему можно будет пойти домой, переживал, что к понедельнику ему надо готовить какой-то школьный проект.

Эван схватил стоявшую на кухонной стойке бутылку и налил большой стакан шотландского виски. Это помогало не хуже – и даже лучше – сеанса психотерапии, который он посетил днем.

В доме стояла гробовая тишина. Лив с Томми уехали к ее отцу в Небраску. Тот опять создал кучу проблем дому престарелых, в котором жил, и теперь Лив надо было убедить их его оттуда не вышвыривать. Мэгги отправилась с ночевкой к подруге. Так что более подходящего момента даже желать нельзя было.

Солнце начало садиться, и по кухонной стойке медленно поползли тени. Он опять кликнул мышкой, открыл сайт банка и проверил сберегательный счет. Меньше двух тысяч долларов. Лучше ему от этого не стало. На следующей неделе предстояло платить ипотечный взнос. Свою аферу – десятки тысяч, потраченные на юристов и частных детективов для Дэнни – он умудрился скрыть. Но вскоре предстояли выплаты. Эван представил Лив, когда она увидит баланс. Когда узнает, что его уволили, а он только делал вид, будто ездит на работу.

Эван представил лицо своей жены. Тревогу, которая сменится яростью, когда она настоит на том, чтобы проверить остальные счета, и узнает, что от денег, отложенных на учебу Мэгги, осталось лишь двенадцать тысяч триста тридцать два доллара. Слишком мало даже для того, чтобы оплатить проживание в общежитии Массачусетского технологического института.

Закрыв сайт, он установил время автоматической отправки электронного письма, чтобы Лив только завтра получила просьбу позвонить в полицию и позаботиться, чтобы Мэгги оставалась у Харперов до тех пор, пока не увезут его тело. В нем также говорилось, где на его компьютере хранятся предсмертные записки к каждому из их детей, равно как и сведения о его страховом полисе, выплата по которому, как он удостоверился, будет произведена даже в случае самоубийства. На кругленькую сумму в десять миллионов долларов.

Ему вспомнилось предупреждение доктора Сильверман. Эти препараты могут зародить в мозгу иллюзию о том, что есть только один выход.

Но это была не иллюзия. Все началось, когда у него в ухе раздался шепот. Голос рассудка, закравшийся в подсознание: «Без тебя им будет только лучше». Он делал это ради них, чтобы оградить от финансового краха. Чтобы избавить от необходимости жить со сломленным человеком. Вот что ему без конца внушал тот голос. Хотя глубоко в душе он понимал, что все это совсем не ради них.

А ради него самого.

Чтобы перекрыть кран хлещущего фонтаном отчаяния.

Эван высыпал в руку горсть таблеток, швырнул в рот и запил виски. Он проглотил их с таким трудом, что ему пришлось подавить рвотный позыв. Потом налил себе еще стакан, быстро выпил и стал ждать, когда подействует лекарство.

Эван не был набожен, но ему нравилась сама идея организованной религии – с упором именно на ее организованность. Как финансист он ценил слаженность и порядок. Кроме того, его привлекали религиозные обряды и традиции, призванные сделать человека лучше. Живя в Небраске, они по настоянию Лив каждое воскресенье отправлялись в церковь. В свое время, когда его жене было десять, вера помогла ей справиться со смертью матери. А после ареста Дэнни и их переезда в Нейпервилл, штат Иллинойс, ему попросту недоставало на все это терпения.

Тем не менее, ожидая действия лекарства, он все же произнес: «Прости меня, Господи. Ради всего святого, прости. И позаботься о них».

И в этот момент, будто в ответ на его мольбу, раздался телефонный звонок. Но это был непривычный рингтон.

Эван посмотрел на экран. Звонили по FaceTime. Обычно этим сервисом он не пользовался и номер узнать не мог. Хотел было его проигнорировать, но, если это божественное вмешательство, лучше уж ответить.

Он провел пальцем по экрану, но ничего не увидел. В этот же момент до него донеслась музыка и гомон толпы, будто из ночного клуба или бара. В небольшом окошке в правом верхнем углу экрана маячило его собственное лицо. Прямо как в том документальном фильме. Изображение качнулось в сторону, и на экране появилось женское лицо. На него падала тень, но Эван каким-то образом разглядел на нем страх. Женщина быстро шагала, то и дело наталкиваясь на людей, из крохотных динамиков доносилось ее прерывистое дыхание и приглушенная музыка. Наконец она остановилась под приглушенным источником света.

Вместе с ней в груди остановилось и сердце Эвана. Он не мог сделать вдох. Не мог думать. Лишь потянулся вперед, приблизив к экрану лицо.

Девушка что-то произнесла в камеру, но слов ему разобрать не удалось. Электрический разряд пробежал по каждому нерву его тела из-за ее лица – рыжеватая блондинка с веснушками и небольшим шрамом на лбу. Эван сжал кулаки и протер глаза. Нет, этого не может быть.

Потом нащупал кнопку и добавил громкости.

Девушка на экране повторила свою фразу, на этот раз вполне отчетливо.

– Помогите.

В этот момент ее схватила за волосы чья-то рука, телефон резко дернулся в сторону, и все пропало.

Эван несколько раз моргнул, пытаясь осознать произошедшее. Подбежал к раковине, сунул в рот два пальца, и его стошнило. Коричневая жидкость и капсулы лекарства, так и не успевшие раствориться.

У него подкосились ноги, голову заволокло туманом. Он не мог сказать из-за чего – от потрясения или того, что некоторые таблетки уже успели проникнуть в кровь. Ему нельзя было отключаться. Сначала он должен понять, что только что видел.

Схватив свой айфон, Эван прогуглил номер. Вызывающим абонентом оказался «Moloko Бар», расположенный в мексиканском Тулуме. Он нажал на кнопку вызова. На экране отразилось его собственное лицо, но звонок остался без ответа.

«Ответь, – думал Эван. – Прошу тебя, ответь мне, Шарлотта».

Глава 9

МЭТТ ПАЙН

Мэтт пытался уснуть, но в его голове лихорадочно пробегали мысли. Довершали дело диванные пружины Ганеша. Уставившись в растрескавшийся потолок квартиры, Мэтт вслушивался в звуки Нью-Йорка. Кошачий вой (ему показалось, что это кошка), вой сирены вдалеке, грохот мусоровозов. Он никак не мог разобраться в своих ощущениях. Его одолевала не просто тоска – смесь из чувства вины, скорби и угрызений совести, – но и нечто более знакомое: глубокое, нерушимое одиночество, ставшее после ареста брата его постоянным спутником.

Все началось тем летом, когда они перебрались из Небраски в Иллинойс, вынужденные бежать из родного города. На свете нет ничего, что обостряло бы в душе ребенка чувство одиночества больше, чем летний переезд. Трудно найти друзей. Школа закрыта, а соседские дети разъехались либо с родителями, либо в лагеря или пошли работать.

Спасением для Мэтта стало кино. Первую половину лета он провел за просмотром картин Скорсезе, Хичкока, Кубрика, Копполы и Нолана. Тревожась за него, мама без конца упрашивала его куда-нибудь сходить и подышать свежим воздухом. Укладывая Томми поспать, она вытаскивала Мэтта из комнаты. Они усаживались за какую-нибудь настольную игру или же болтали, делая вид, будто все нормально. Один из коллег на новой работе отца, состоявший в местном гольф-клубе, на вторую половину лета устроил его подносить игрокам клюшки и мячи.

Мэтту эта работа нравилась. Там он повстречал Чеда, менеджера клуба. Бывший профессиональный игрок в гольф, в жизни он выезжал на собственной улыбке (и трастовом фонде). Большую часть времени ребята, подносившие клюшки, торчали в отведенном им домике, пережидая дождь или периоды затишья на поле. Они слушали, как Чед пичкал их своей мудростью, и наблюдали за его флиртом с Анджелой, пышногрудой студенткой колледжа, рассекавшей на гольф-мобиле и продававшей пиво из холодильника.

Чед без конца давал Мэтту и другим мальчишкам советы. Как приводить домой девчонок («Надо воткнуть в розетку у двери освежитель воздуха «Глейд»; тогда они подумают, что в квартире и в самом деле чисто»). О членах клуба («Подлизываться к ним не стоит, они все дают стандартные чаевые. За исключением тех случаев, когда им хочется произвести впечатление на какую-нибудь девицу или партнера по бизнесу»). О высшем образовании («Колледж – это фабрика по производству зомби для политкорректных идиотов; поступать туда можно разве что ради цыпочек»). И о жизни («Папаша у меня был генеральный директор при деньгах, с кабинетом, увешанным всевозможными дипломами, но, когда помер, на него всем оказалось плевать»). Мэтт стал ловить себя на мысли, что ему не терпится быстрее вскочить с постели и заступить на смену. Не из любви к игре, потому как таскать по чикагской жаре сумки с клюшками дело весьма нелегкое, а из-за принадлежности к команде.

Потом одним прекрасным утром менеджеру гольф-клуба рассказали, что брат Мэтта сидит в тюрьме. За убийство. И Чед попросил парня сдать фирменную кепку и жилет. Мэтт больше его никогда не видел, но полагал, что тот работает на прежнем месте, занимается любимым делом, ухлестывает за девчонками на гольф-мобилях и раздает советы унылым четырнадцатилеткам.

Со временем одиночество Мэтта вылилось в сплав обиды со злобой, он стал ввязываться в драки. Именно драка на школьном дворе после ареста брата заставила их семью перебраться в Иллинойс, что постоянно терзало его душу. Начиная со старших классов, Мэтт скрывал ото всех бушующую в нем злость. Или почти ото всех. Вернувшись после зимних каникул и жуткой ссоры с отцом, он отправился на очередную вечеринку, где какой-то козел из студенческого братства совершил ошибку, сказав какую-то мерзость про Джейн. Мэтт разукрасил ему физиономию в кровь, а Джейн в слезах велела ему прекратить и оттащила в сторону.

Он сел и включил телевизор. В половине пятого утра по всем каналам шла только реклама и вопросы от юристов: «Вы пострадали в результате несчастного случая?»

Когда его все это достало, парень решил выйти на небольшую пробежку. Физические упражнения всегда помогали ему сосредоточиться, замедляли ход мыслей, сжигали нервную энергию и позволяли сдерживать злость. К тому же в такую рань это помогло бы ему проскользнуть в кампус до того, как на утреннюю смену заступят папарацци.

Мэтт прошел в комнату Ганеша. Если позаимствовать у него какую-нибудь одежду, тот возражать не будет. Из забитого хламом комода он выудил мятую футболку «Андер Армор» и шорты. Ганеш был довольно крупный – на первом курсе он набрал тридцать фунтов от разжигающей аппетит травки – поэтому на Мэтте эти шмотки висели как на вешалке. Видеться с кем-либо в его планы не входило, поэтому он решил, что и так сойдет.

По грязной лестнице Мэтт спустился на первый этаж и побежал по Седьмой улице в свете фонарей. Тучи рассеялись, и в воздухе стоял запах свежести.

Добравшись до Купер-сквер, Мэтт прибавил скорости и направился по растрескавшимся тротуарам, пересекая улицы с оранжевыми конусами, обозначавшими места проведения нескончаемых дорожных работ. Когда перед ним замаячила арка парка Вашингтон-сквер, он был весь в поту, но его мысли немного прояснились. В голове постепенно созревал план.

В поездке он решил воспользоваться банковской картой, полученной от родителей на всякий случай. Как когда-то пошутила мама: не на случай пиццы, а для действительно непредвиденных обстоятельств. Келлер сказала, властям требуется лишь его подпись, и тогда близких можно будет забрать домой. Чтобы обсудить все формальности, он свяжется с тетей Синди – у нее всегда есть на все свое мнение. Звонить ей пришлось бы так и так, чтобы узнать, как они там с дедушкой. По возвращении из Мексики Мэтту придется разбираться с домом, машинами, финансами, братом, учебой.

На него опять навалился стресс.