Черви

– Она моя жена. Она моя! И проваливай отсюда!

– Да он ведь псих! Схватить его надо, – послышался крик женщины, чьё мнение не спрашивали.

– Закрой свой поганый рот, дура.

Борис почти добрался до ямы. Он уже видел мокрого, грязного Андрея, пытавшегося сгрести всю землю с крышки гроба, тяжело дыша. Под ногти забилась грязь, руки сильно дрожали от напряжения, и сам Андрей немного качался из стороны в сторону, как будто был пьян.

– Ты её сильно любил?

Андрей снова остановился и взглянул на Бориса, который стоял возле могилы. Лицо Андрея искривилось в злостной гримасе, и он быстрым движением руки вытащил из-под рубашки нож.

– Уйди! – Андрей был похож на зверя, который охранял свою добычу, не подпуская никого. – Уйди!

– Я правда хочу тебе помочь. Правда. Послушай, я знаю, что такое потерять любимого человека.

– Нет! Ты не знаешь. И не надо мне тут притворяться. Уйди, или будешь убит. Мне плевать на всех. Прошу! Оставь меня в покое. Не трогайте меня. Я никого не хотел убивать. Правда никого. Это всё голос. Голос, понимаешь, голос во всём виноват, – Андрей рыдал, его плечи нервно поднимались, а затем опускались, и так по новой. Слёзы смешивались с потом и дождём. – Я хочу к ней. Ей страшно. Я нужен ей.

– Послушай, друг, я не понимаю, о чём ты, но, поверь, я знаю, что такое потерять человека. Четыре месяца назад у меня умерла дочь, – Борис запнулся. Рот не хотел открываться. – Но… я… её убили… изнасиловал ублюдок, которого я искал, но найти не смог. И, знаешь, я всё отдал бы, всё, чтобы вернуть её к жизни. Я так её любил. Я так обожал её выражение лица, когда та о чём-то думала, словно уходила из мира в свои размышления. Я так любил её, и… я не простил. Была бы моя воля – я бы убил его. И плевать хотел на законы. Убил собственными руками, но перед этим спросив его – зачем?

Борис упал на сырую землю, на край могилы.

– Слушай, её не вернуть. Как и мою дочь.

– Нет. Это неправда. Она вот там! – Андрей ударил ногой в крышку гроба. – Она там. Её трахают черви, пожирая её изнутри. Она там лежит одна и мучается. Я знаю! Я всё знаю. Ей очень одиноко, ей больно, как и мне! Так что пошёл на хер. Проваливай.

Андрей бросил нож в сторону и стал поднимать крышку гроба.

– О нет. Что вы делаете, остановите его!

Борис не ответил ей ничего. Может быть, всё было уже кончено. Этот человек не был угрозой для людей, по крайней мере сейчас. Это был человек, который был убит внутри.

Крышка рухнула на землю. Несколько раз Андрей её ронял от бессилия и усталости в теле, но своего он смог добиться. Он смог поднять крышку и прислонить её к краю земли.

Голоса в голове не было. Он чувствовал свободу, лёгкость. Он мог делать всё что угодно. Всё что угодно. Но, перед тем как исчезнуть, голос сообщил ему очень интересную историю о том, как он убивал людей. Как он пришёл и всех убил.

– Нина. Нина. Моя дорогая.

Он смотрел на труп жены, который нельзя было узнать. Те очертания лица пропали. Её кожа была сухой, глаз не было, а вместо них купались те самые черви. Черви, которые поедали каждый кусочек плоти. Убивая Нину.

– Ублюдки, она моя! – завопил он, вытаскивая из глаз червей, выковыривая пальцами.

В животе под одеждой был самый настоящий парад мерзких созданий. Их были сотни. Нет, тысячи. Все они поедали Нину. Все они купались, катались друг на друге, развлекаясь и пожирая мёртвую плоть. Андрей пытался всеми силами от них избавиться, кидая их по сторонам. Не обращая внимания, что они сами уже ползали по нему, эти белые черви, в волосах, по одежде, по рукам, и один даже успел каким-то образом попасть в штаны. Это было неважно. Надо было спасти Нину от червей. Надо было вытащить её из гроба и помочь ей.

– Прошу, вызовите скорую! – закричал он, срываясь на хрип. – Прошу. Вы не видите, она кричит? Ей плохо. Ей больно, – Андрей продолжал рыдать, пытаясь избавить труп Нины от червей. Но, как бы он ни старался, они были повсюду. Он слышал её крик. Он слышал, как страдает прямо сейчас, мучаясь в агонии, боли, умоляя помочь ей. – Сейчас, милая, скорая совсем рядом. Вызовите скорую!

– Она мертва, – сказал ровным голосом Борис, смотря на всю мерзость, сражаясь с тошнотой, которая подступила к горлу, и вонью.

– Ты не слышишь, как она страдает? Ей больно. Боже, Нина, сейчас. Сейчас всё будет.

Черви выползли из открытого рта. Они были повсюду. Её пышная грудь впала внутрь. Черви выползали из-под одежды. Андрей не обращал внимания на вонь, которая исходила от трупа. А вот Борис чуял его, но продолжал смотреть, представляя вместо этой женщины свою дочь, которую так же поедали черви. Он не мог выбросить два образа дочери, образ живой и мёртвой, которую поедают так же черви. Борис не мог поверить, что жизнь человека настолько никчёмна и неважна, что в конце каждого будут пожирать эти мерзкие создания.

– Послушай, друг, она мертва, и надо двигаться дальше. Я знаю, это больно. Но ведь, знаешь, её уже нет. Я понимаю тебя. Но её нет смысла любить, нет смысла о ней вспоминать и думать как о живом человеке. Её уже нет. Это просто кусок гнилой плоти.

– Нет. Ты разве не слышишь, как кричит? Ей больно сейчас.

Андрей дрожащей рукой вытащил телефон и набрал номер скорой помощи крича в трубку.

– Скорая, на кладбище моей жене плохо. Прошу, приезжайте быстрее, она страдает. Она кричит…. Ей о-очень п… плохо. Прошу, я больше не могу смотреть на это, – он выбросил телефон в сторону, как ненужную вещь. – Милая, всё будет хорошо. Скорая уже в пути. Сейчас, потерпи немного. Потерпи немного.

Андрей лёг рядом с Ниной. Ощущая, как по нему ползут черви, но он не обращал внимания. Он поцеловал её в гниющую губу, от которой мало что осталось.

– Всё будет хорошо, ты, главное, потерпи немного. Хорошо. Все будет хорошо, – Андрей запел охрипшим голосом песню. – Тише, моё солнышко. Всё будет хорошо. Ты прижмись ко мне, а я тебя поцелую в лобик. Когда тебе будет холодно, я согрею тебя, когда будет одиноко, я приду к тебе, и мы поиграем в шахматы. Ты всегда будешь знать, что я рядом, детка, и не смей думать, что я могу бросить тебя… – Андрей ревел, прижимаясь к трупу, пока черви поедали её, пока черви бросались на живую плоть как на лакомый кусочек.

Борис упал с колен на землю, лежал и рыдал. Всё уже не имело никакого значения. Олег, как дебил, продолжал таращиться на могилы, а женщина что-то кричала. Но это не имело никакого значения. Не имело потому, что самое страшное уже было позади. Из ямы доносились всхлипы и плач.

Борис закрыл лицо руками, представляя перед собой Арину и Наташу. Всё, что у него осталось, – это Арина. И, видя, что происходило с Андреем, он понимал его, как бы это ни показалось абсурдным. Он знал, что было бы с ним, если бы с Ариной что-то случилось. Он тоже плакал. Он страдал так же, как и он. Образ мёртвой дочери всплывал, как яркая вспышка.

– Моя милая. Всё б… б… будет х… хорошо, – говорил сквозь рыдания Андрей, гладя её по волосам, а точней, по тому, что от них осталось. – Всё будет хорошо, ты, главное, немного потерпи. Ты моё солнышко, и я тебя никогда не оставлю. Слышишь, никогда.

Где-то вдалеке послышался вой сирен. Совсем скоро Нина будет спасена. Андрей знал, что так и будет. А завтра он сможет прийти к ней в палату и всё рассказать, всё, что с ним было. Как ему было трудно. Как ему было нелегко всё это время без неё и как он скучал по ней.

Он сможет рассказать ей о будущем. О том, как они уедут из города навсегда и заведут обязательно ребёнка. Они станут самой настоящей счастливой семьёй, и всё у них будет хорошо, даже лучше, чем когда-либо раньше. Они будут счастливы.

– Я люблю тебя, Нина. Очень, очень сильно.

Борис лежал и смотрел на небо. В лицо врезались капли дождя, и где-то там должен быть бог. Бог, который наблюдает за этим и смеётся над жалкими людишками. Над чувствами и страданиями. Смеётся, ведь он реальный. Ему смешно до такой степени, что мог в любые секунды сделать апокалипсис на планете. Ведь ему смешно, когда умирают дети мучительной смертью, когда человек на протяжении месяцев, годов страдает от болезни. Ему смешно. Очень смешно.

Борис показал средний палец в небо.

Вся человеческая жизнь – это эмоции.

– Слышишь, я люблю тебя. Слышишь, люблю. Ещё потерпи немного. Они уже рядом. Они совсем близко. Потерпи немного, милая. Они уже почти… Да, я знаю тебе больно, но ещё немного потерпи, прошу тебя. Всё… будет хорошо. Да… Милая, немного осталось.

Только единственный человек видел, как она страдала в деревянном ящике. Только он видел, как она кричала от боли, извивалась, будто эти черви. Как она страдала, а ей никто не мог помочь.

– Где? Что! – доносились голоса где-то издалека.

– А мы тут! – закричал Олег, не понимая ничего, что происходило сейчас, да и какая разница, ведь ему было хорошо, и мир был прекрасен, и он был готов любить бога всем сердцем, ведь у него была такая классная возможность употреблять наркотики.

– Где человек…

– Там, – указал он, улыбаясь, как дебил.

Женщина ушла, она не могла смотреть на клоунаду. Она не могла смотреть на всё это дерьмо, сумасшедших, обдолбанных людей.

Когда врачи подбежали к краю могилы, они увидели разлагающийся труп и мужчину, который гладил мертвеца по волосам и плакал. Их вырвало. Это была одна большая шутка сумасшедших.

– Всё будет хорошо. Я люблю. Помогите, блядь! Что вы стоите, не делаете ничего. Она ведь умирает. Вы ёбаные суки… Она умирает!