На этот раз в их тамбуре пахло тушёными морепродуктами.
– Эй, хранительница, я тебе гостинец купил, – он вручил ей покупки. – Готов поспорить, в твоём мире такого нет.
Демоница отставила банку в сторону и вновь сосредоточилась на блюде, а парень опять подменил телефоны.
– Лакомство моего детства, – Фетисов взял консервный нож и пробил в жестянке две аккуратных дырочки. – Фишка в том, чтобы высасывать понемногу. Попробуй! Ну как?
Ле’Райна молча показала большой палец. Фетисов набрал номер матери. Наконец, она взяла трубку.
– Привет, мамусь! Я ненадолго. У меня всё хорошо, – на том конце провода что-то спросили. – Да-да, конечно. Был осторожен, как и всегда. Слушай, дорога такая скользкая… Давай, я верну машину, когда потеплеет? Хорошо. И я тебя! Перезвоню на неделе. Целу?ю!
Фетисов нажал «отбой», открыл крышку сковородки и вдохнул ароматы блюда.
– Слушай, да ты шеф-повар! Сама будешь? – демоница помотала головой.
Фетисов занялся набиванием утробы, активно работая вилкой и макая в подливу куски хлеба. Не прошло и десяти минут, как он начал клевать носом.
– Это что-то! Прямо супер! Слушай, а ты не обидишься, если я не доем? А то меня так разбросало… – последние слова он произнес уже совсем невнятно.
Ле’Райна удовлетворенно кивнула, наблюдая, как парень бредёт в комнату, зевая и пошатываясь. Он прилёг на диван и моментально отключился.
– Молодец Механик. Хорошее снотворное. И трети хватило, – она взяла в руки гитару. – Ну что ж, пора и мне сыграть свою песенку.
Элементарно, Ватсон!
04.03.07, воскресенье. Москва, Ивановское.
Часы пробили двенадцать. Послышался звук мотоциклетного мотора. Воронов выглянул в окно и увидел, как Алиса заехала во двор на каком-то новом драндулете. Она остановилась прямо под фонарём и махнула ему рукой:
– Выходи, Шерлок!
Быстро сбежав с третьего этажа по лестнице, Воронов очутился во дворе. Байкерша закружила его на руках:
– Как же я соскучилась, детектив ты мой!
– Лисонька, мы же только утром виделись! Да поставь меня на землю, ты же не на соревнованиях, – добавил он немного смущённо.
– Ну и что с того, что утром? Могу я по тебе соскучиться или нет? Смотри, какую цацку я себе оторвала!
– О, какой-то новый, – он вспомнил её постоянные лекции о мотоциклах. – Так, это не стоковый аппарат. Серийно такие не производились. Вилка под нормальным углом, значит боббер, а не чоппер. Все эмблемы и лишние детали сняты. «Clean-look». Здоровый и неуклюжий, значит, скорее всего, американец. Развал цилиндров 45 градусов. Рискну предположить, что на основе… «Харли-Девидсон» 1946-ого года. Правильно?
Байкерша восхищенно присвистнула:
– Ну что сказать… способный ученик! Даже год выпуска почти угадал! 47-ой, а не 46-ой. Но тут легко ошибиться, различия совсем незначительные. Посмотри вот здесь… и вот здесь, – и она впилась в его тонкие бледные губы.
По прошествии трёх часов, нескольких тёмных «Эфесов» и двух «марафонов», чрезвычайно измотавших обоих любовников, Алиса блаженно откинулась на подушку. Отдышавшись, она свесила руку и пошарила под кроватью.
– Где-то здесь в последний раз выронила…
Она достала на свет серебряный портсигар и сдула с него пыль. На крышке красовалась весьма откровенная гравировка: фигуристая красотка в одних лишь браслетах верхом на могучем железном коне. Автопортрет. Байкерша потратила на него несколько недель, но результат того стоил.
Она полюбовалась на картинку и закурила свою любимую «посткоитальную» сигарету. Воронов раздражался всякий раз, когда слышал это выражение, но Алиса упорно повторяла, наблюдая за его реакцией.
– Так значит, убийц много и преступления совершены в «состоянии помрачения рассудка»? Ты это… сам-то себя слышал? Это же бред сивой кобылы! А может, это просто сатанинская секта, вроде тех, что в Ховринке людей убивали?
Она сделала глубокую затяжку и задержала дыхание, чтобы дым проник в лёгкие как можно глубже. Закашлялась. Воронов принюхался:
– Там точно только табак? Знакомый запах…
– Кто знает, кто знает, мон амур, – она выдохнула остатки дыма ему в лицо. – Но ты же сейчас в бессрочном отпуске, не так ли? Так, значит, что? Преступник – демон?
Алиса озвучила то, что он сам боялся сказать вслух. Звучало дико, но всё же…
– Допустим, – ещё затяжка, – гипотетическую ситуацию. Некая сущность завладевает сознанием людей, подверженных… м-м-м… такого рода воздействиям, – было видно, что Алису «раскидало» и ей хорошо. – В это время они выполняют её команды, находясь, скажем так, в состоянии сомнамбулы. Могут помнить о произошедшем, но не уверены, произошло это с ними или… например, приснилось после фильма ужасов. Раньше в таких случаях говорили, что в человека «вселился демон». Поздравляю! – она затушила окурок. – Дело раскрыто!
– И что нам теперь с этим делать? – Воронов не заметил издевки в её словах. – Ну «закроем» мы одержимых, а толку? Демон найдёт новых носителей.
– Элементарно, Ватсон! – она легонько щёлкнула его по носу. – Посадим демона!
– Всего и делов! И как же мы его найдём?
– А что далеко ходить? Я его уже нашла! – и она запустила руку под одеяло.
Воронов почувствовал, как лицо заливает краской:
– Ну, подожди чуть-чуть! Я же серьезно!
– Зато я с тебя прикалываюсь, великий сыщик! Временами ты такой дурачок! – и она повалила его на диван, заставив забыть о расследовании.
Попались!
Поздний вечер. Окрестности крепости Горный Ирис.
Придя на следующий вечер помянуть Томаша, ящеры обнаружили его на берегу почти здоровым, хоть и обессиленным. Видать, было что-то в ледяной воде этого горного озера, что отогнало Костлявую и усмирило колдовскую заразу. Да и остальные дезертиры чувствовали себя намного лучше.
Салазар, давно взявший молодого Томаша под крыло, был несказанно рад и не скрывал свои чувства:
– Томашш! Не чаял увидеть тебя снова! Прошлой ночью ты горел, как Чёрный Камень под полуденным солнцем!
Чёрный камень был их святыней с незапамятных времён, объектом поклонения и паломничества, куда стремились все набожные ящеры. Упомянуть его в разговоре, вне богослужения, допускалось лишь в моменты крайней радости или печали. По легенде, первые дети Матери-Игуаны скитались по пустыне, ища свой дом, как вдруг случилась беда. Змей Стикс, отвергнутый ею, в отместку съел солнце и лишил мир живительного тепла. Первые ящеры уже было распрощались с жизнью, как вдруг увидели Чёрный Камень, вобравший в себя весь солнечный жар со дня Сотворения Мира. Они прильнули к камню, и его тепла хватило на то, чтобы переждать самую долгую ночь.
Дезертиры обступили молодого ящера и враз заговорили, смеясь и перебивая друг друга. С выздоровлением Томаша появилась надежда на избавление от колдовской хвори. А после – бежать с треклятой войны, затеянной бесноватой знатью, найти в ближайшем порту контрабандиста, готового за злато отвести хоть к чёрту на рога!
– На Обезьяньи острова! Глухомань! Идеальное мес-с-сто чтобы спрятаться! Туда не суются ни блохас-с-стые, ни наши!..
Предложение было встречено с энтузиазмом. Ящеры уже было принялись шарить по карманам, прикидывая, хватит ли остатков их жалованья на то, чтобы купить билет на волю. Но радость за чудесное спасение сослуживца и предвкушение свободы были недолгими. Из-за массивных валунов вышли подручные Хизса, вооруженные до зубов.
– А вот и наши дезертиры! – вместо приветствия прошипел начальник тайной полиции. – Несложно же было вас выс-с-следить.