Миры и истории. Книга третья. Академия. Магия воздуха.

– Обучение магии – это не усвоение информации на оценку ради диплома, а постоянное саморазвитие. Мы вообще здесь не ставим оценок и никого не заставляем делать что-то, чего он не хочет. Здесь каждый развивается сам. Или не развивается… и теряет свой дар и шанс стать магом, возвращаясь в обычную жизнь, а мы помогаем ему забыть, что у него такой шанс был…

В любом случае каждый студент сам решает, на что он готов, и сам делает выводы о своих достижениях. Но у каждого ученика есть главный наставник. У тебя он тоже будет. Советую очень внимательно слушать его и, конечно, всех учителей.

– Вы сказали про обычную жизнь. Никогда не поздно к ней вернуться?

Но это… стыдно.

– В этом нет ничего стыдного. Я говорю о балансе. Во всём есть свои хорошие и плохие стороны. В магии тоже. Ею нельзя заниматься, не любя её. Поэтому она даёт большие возможности, но берёт за это дорогой валютой.

– Валютой?!

О чём он вообще?

– Да. За избранность придётся заплатить кусочками своей души, – Лигант опять улыбнулся. – Я считаю, это разумная плата. Но сейчас интересно, что решишь ты. Поэтому отдохни, подумай. Мы примем любое твоё решение. Один из вожатых проводит тебя.

Вожатых?

– Проводник, – ректор указал мне под ноги.

Посмотрев вниз, я увидел маленький жёлтый шарик с тёмными смешливыми глазками, который, убедившись, что я его вижу, начал меня слегка пинать по кроссовке и после каждого пинка улыбаться во всю полоску своего крохотного тёмного ротика.

Пока я думал, как на это реагировать и что это вообще за штука, шарик пнул меня посильнее, весело пропел: «Погнали!» – и покатился по розовой тропинке, а я послушно пошёл за ним, оставив ректора у фонтана с драконом и золотыми рыбками.

Глава 2. Рассвет силы

«Не дано увидеть те силы, которые позволено только ощущать».

(Апулей)

Он катился, то ускоряясь, то замедляясь, постоянно накатываясь мне на ноги. И всё время бормотал: «Харумпампам-барам-урам! Харумпампам-барам-урам!»

А я просто топал следом, внимательно глядя под ноги, – боялся наступить на шарик, когда он в очередной раз упрётся в мою кроссовку.

Когда впереди, на перекрёстке мраморных тропинок, показался бордюр, шарик помчался в его сторону так резво, будто с разбега взлетать собрался.

Я крикнул:

– Эй, стой! Я помогу!

Шарик тут же остановился, резко крутанулся, повернувшись ко мне лицом, ну, то есть той своей частью, где у него были глаза и ротик. А потом фыркнул, надул щёки, весело плюнул в мою сторону и… рассмеялся!

Дальше я минут пять наблюдал, как он, будто нервный йорк, напрыгивая, штурмует бордюр, при этом надувается, как рыба-фугу, и бурчит: «Кхрррррррррбра! Кхрррррррррбра!»

Но в итоге у него получилось! Ну, как получилось?.. Он перекатился прямо «на лицо», встряхнулся, а потом обернулся ко мне с победоносным видом: дескать, понял, каков я? И тут же проорал:

– Сам ты «эй!»

– Смешной ты, мячик! – сказал я, не подумав.

И тут же увидел надувающиеся для плевка щёчки.

– Стой-стой-стой! – я не знал, то ли плакать, то ли смеяться – у меня баттл с мячиком-шариком, но уже понимал, что так мы не подружимся, а друзья мне нужны. – Я не хотел тебя обидеть. Я просто пока тебя не знаю. Прости, я был не прав. Давай дружить!

С минуту шарик так и стоял с надутыми щёчками, явно раздумывая, что делать дальше, а потом как-то растерянно начал сдуваться.

– Харумпампам-барам-урам! – пробормотал он, выжидающе глядя на меня снизу вверх.

И что я должен сказать в ответ?

– Как тебя зовут? – я спросил первое, что пришло в голову.

И тут, клянусь, он будто расстроился: бровки стянулись в одну линию, глазки сошлись в одну точку, будь у него нос, именно в этом месте располагалась бы переносица, ротик сжался в кружочек, и лицо стало жалостным, как у младенца, которому не дают любимую игрушку. Не знаю, как… но внезапно я догадался:

– У тебя нет имени?

Вместо ответа двойной глазик шарика скорбно моргнул, после чего он снизу стал печально им меня буравить.

– Так давай мы дадим тебе имя.

Шарик поколыхался вправо-влево, затем его глазки разошлись по своим местам, и я услышал повеселевшее:

– Харумпампам-барам-урам!

– Ну нет! Так мы тебя звать не будем.

Шарик хохотнул.

– А если Линкс?

– Сам ты Линкс! – пискнул шарик.

Я решил не объяснять ему, что так зовут хомяка моей двоюродной сестры Эвы. Тем более что второй вариант был от другого её хомяка:

– А Типпо?

Шарик задумался, но всё-таки своё «Харумпампам-барам-урам!» произнёс явно неодобрительно. Предложить ему Макса? Ну… Нет. Какой он Макс?

– А если Киш? – так я в пять лет назвал пойманного майского жука, посадил его в коробочку из-под маминой пудры, навалил туда берёзовых листьев и очень расстроился, когда жук через пару дней умудрился отогнуть крышечку и смыться.

– Ладно, ладно! Не Киш! – поспешил я проорать, увидев начавшие надуваться щёчки шарика.

Сдувшись, он хихикнул:

– Подумай ещё!

Слово пришло из ниоткуда. Но, наверное, оно что-то значит? Потом посмотрю.

– Митро?