– Всё очень просто. Я хочу, чтобы ты привыкла к этой мысли.
– Специально издеваешься?
– Вовсе нет. Знаешь, что такое страх? Страх – это признак возможности смерти. Спокойствие – уверенности в ней. Ты должна привыкнуть к этой мысли. Ты должна быть в ней уверена. И только так ты сможешь победить этот страх. И только так на этом страхе никто не сможет сыграть. Теперь ты понимаешь?
– Понимаю, – я схватывала на лету.
– Умничка.
Когда он понял, что тысячу раз убивать меня в симуляторе не имеет никакого смысла, потому что мой мозг очень быстро раскусил неправдоподобность происходящего, он перешёл к другим, более изощренным пыткам.
Он начал вытаскивать из меня все мои детские страхи, всю мою неуверенность. Он влез в моё подсознание без всякого разрешения и вытащил оттуда, все ситуации, когда надо мной издевались в школе, пока, наконец, не добрался до момента моего семнадцатилетия, когда меня насильно поцеловал какой-то пьянчуга, подловив в туалете ночного клуба.
Тогда я сама была виновата в своей беспечности и никому не рассказала о том случае. Но порой я чувствовала, как его грязные руки хозяйничают под моей одеждой, и меня всегда тошнило от этой мысли. Я винила себя в своей трусости, что не дала отпор, что не позвала на помощь. Что позволила этому произойти, а потом просто спустила ему всё, испугавшись и не рассказав никому.
Но Гайл вцепился в этот случай, словно овчарка. Он бесцеремонно вытащил это из меня и прокручивал снова и снова. Он снабжал ситуацию самыми ужасными и грязными подробностями. И в этой симуляции он сделал меня настолько слабой, что я не могла сопротивляться ничему, что происходило со мной.
Единственное, что мне оставалось – это смирение. Мне нужно было сдаться на волю происходящего, и одновременно с этим, не сломаться. Гайл учил меня проходить по тонкой грани, отслаивая один участок моей психики от другого. Он заставлял меня наблюдать за самой собой, будто бы я наблюдала со стороны за чужим человеком. Оставаясь при своём внутреннем стержне.
Я равнодушно рассматривала как грязный пьянчуга возле туалета насилует меня снова и снова. Я не сломалась, я не сдалась. Я знала, что прямо сейчас я ничего не смогу сделать, так были заданы настройки. Моя задача сейчас – не сопротивляться, не убить его, не убежать, не что-то сделать. Моя задача сейчас – не сломаться, но отстраниться от ситуации так, чтобы остаться в ней максимально хладнокровной, равнодушной, отстраненной.
Мне нужно было сохранить всю ясность моего ума, не обращая внимания на то, что происходит с моим телом.
ГЛАВА 10
– Ты – псих, и я тебя ненавижу, – машинально сказала я, когда он вывел меня из этого сеанса.
– Я знаю, и я разрешаю тебе себя ненавидеть. Если ты хочешь, то можешь даже побить меня сейчас, я не буду сопротивляться.
Я равнодушно смотрела в его прекрасные глаза.
– Нет, я не хочу. Мне это не нужно.
– Это правильный ответ. Если бы тебе было это нужно, это означало бы, что ты не усвоила этот урок.
– Ты просто хочешь меня сделать флегматичной и равнодушной?
Гайл устало потёр глаза. Казалось, что всё это выматывает его намного больше, чем меня. Я вдруг обнаружила синяки под его глазами и заметила его осунувшееся лицо, чего не было ещё неделю назад.
– Тебя всё это тоже выматывает?
– Да, я, видишь ли, не маньяк и не псих, как тебе могло ошибочно показаться. В действительности, я призван защищать таких, как ты. А то, чем я занимаюсь сейчас, максимально мне противно. Но я действительно должен.
– Но откуда ты знаешь, что ты должен делать именно это?
– Ты ведь встречалась с Моаром.
– Конечно, странный тип.
– Да, да, – усмехнулся он. – Мы были лучшими друзьями на курсе.
– Ты что, тоже психолог?
– По первому образованию. Около трехсот лет назад я был лучшим на курсе. Лучше Моара.
– Но почему ты подался в военные?
– Моар – тоже военный. Я понял, что здесь тоже приношу пользу, может быть, большую, чем в медицинском кабинете.
– Ты больше похож на крутого десантника, чем на утонченного психолога.
– Не все психологи – утонченные, – засмеялся он.
Мы сидели на веранде его дома, и потягивали вино.
– Держи, мы оба заслужили сегодня по бокальчику.
Веранда была расположена таким образом, что лучи закатного солнца проникали прямо в расщелину между скалами и освещали веранду.
– Очень красиво, – любовалась я.
– Ты – красивая.
Гайл смотрел не на солнце, а на меня, немало меня смутив.
– Что?
– Я рад, что после сегодняшнего, ты ещё способна радоваться таким мелочам, как солнце и вино. В этом ты красива.
А, понятно.
– А чему же ещё радоваться? – парировала я.
Обычно я очень медленно пьянела, но в этот раз мне хватило одного бокала. Вернулись мы уже под вечер, причем Гайлу пришлось везти меня на своём аэробайке, снова отправив мой на автопилоте.
Как назло, нас встречал Кайннан, и он был зол, как черт, а я была уставшей, как черт. Алкоголь уже начал выветриваться, а вот усталость никуда не делась.
– Я провожу ллири Ар-Раор в её комнату, – процедил Кайн.
– Нет, сержант. Ллири сейчас не выдержит ваших нравоучений. Ей нужно просто отдохнуть.
– От вас пахнет алкоголем, командующий. И от нее тоже. Я должен буду доложить об этом.
– Да, валяй. Иди, ябедничай папаше. Эй, – обратился Гайл уже ко мне, – довести тебя до комнаты?
– Не нужно, – я с заговорщицкий улыбкой посмотрела на него. – Я точно справлюсь.
– Хорошо. Уверен в тебе, – ответил он мне в тон.