Tень миража

– Она не делилась – я сама вычислила, еще на вечере встречи. Даша просто подтвердила мое предположение. Хотя, насколько я знаю, открытость вполне в ее характере… Была.

Швецов удивленно приподнял одну бровь:

– Никто не знал, кроме мужа, который утверждает, что она рассказала ему около двух недель назад. Получается, вы узнали намного раньше него.

Я пожала плечами:

– Что значит «никто»? А у кого вы спрашивали?

– У родителей, сестры и нескольких подруг, которых вы, как я понимаю, тоже знаете.

Я с ужасом подумала о родителях Даши. Кошмар ситуации все разрастался.

– С мужем странная история, действительно. Возможно, она молчала из суеверных соображений, а он, видимо, был невнимателен к ней. Мог бы и догадаться о беременности. Как он, кстати?..

– Шокирован. – лаконично ответил Швецов. – Вы хорошо его знаете?

– Вообще не знаю. Видела один раз. Красивый. Ребенок должен был получиться… – понимая, что вот-вот заплачу снова, я вскочила из-за стола и схватилась за пачку сигарет. – Вы курите?

Этот, к счастью, курил. В наше время непросто найти себе компанию. Мы вышли на тесный незастекленный балкон, я сделала несколько жадных затяжек и некоторое время стояла молча, глядя на холодные косые нити дождя. Мелкие капли шелестели по листьям ветлы, ветви которой почти касались балкона. Противное дерево, ветла. Я бы хотела, чтобы вместо нее рос клен, или ясень, или липа. Странно, что Даша так поздно сказала мужу о ребенке… Ведь она очень радовалась. В голове вдруг всплыл яркий, живой образ из прошлого – лекция по криминологии. Молодой, невысокий, коренастый препод с брутально красивым лицом рассказывает о вероятных подозреваемых в разных типах убийств: «Если убит мужчина, главный подозреваемый – жена, если убита женщина – муж. В семьях». Но зачем ему было ее убивать? И зачем ее понесло вечером в этот парк? Вдруг это был какой-нибудь маньяк, или пьяница с белой горячкой, или грабитель?

– А ее вещи были при ней? Сумка, драгоценности?

– На ней была подвеска и пара колец, довольно дорогие. Сумка и кошелек тоже не пропали. Так что это вряд ли разбойное нападение.

– Жаль! – ляпнула я и тут же осеклась под взглядом Швецова. – В смысле, если бы убийство было спонтанным, с ним легче было бы смириться. А так… Странно, что Даша не сказала мужу о беременности раньше.

– Странно, да. Она Вам что-нибудь говорила об их отношениях?

– Кажется, нет. Даша вообще редко упоминала мужа в наших с ней разговорах, но мне казалось, что у них все вполне безмятежно. То есть она ни разу не жаловалась… – и тут я вспомнила маленькую деталь одного из наших последних разговоров по телефону, о которой совершенно забыла, завертевшись в вихре увлекательных тем, связанных с моей Великой Трансформацией.

– Вспомнили что-то? – насторожился проницательный Швецов.

– Ничего конкретного. Просто Даша сказала мне недавно, что хочет со мной о чем-то посоветоваться. Я спросила, о чем именно, но она ответила, что разговор не телефонный. Хотя это могло быть что угодно, какая-нибудь мелочь… Но голос у нее был как будто встревоженный, а для Даши это нехарактерно. Мы договорились встретиться в эту пятницу…

А надо было договориться о встрече на следующий же день, и тогда, возможно, все сложилось бы по-другому. Никакого убийства бы не было. Я резко помотала головой: что за абсурд! С чего я взяла, что две эти темы связаны?

– И это все, что Вы вспомнили? Больше ничего не приходит в голову?

Приходит, но не то, что бы могло тебе помочь.

– Я подумаю. Если что-нибудь вспомню, то обязательно позвоню. Обязательно.

Возвращаясь с работы на следующий день, я зашла в магазин и, вопреки традиции, сложившейся в последние месяцы, купила восемь эклеров, в дополнение ко многим другим продуктам, тоже временно покинувшим мой рацион. Весь вечер (thanks God it’s Friday!) и два следующих дня я только ела и курила, ела и курила, выходя из дома лишь для того, чтобы пополнить запасы еды и сигарет. К прежней тоске присоединились новые ноты – горечь собственной потери. Закончились мои беспечные вечера в обществе Даши, мой новый образ жизни, подсвеченный ощущением интриги (а что будет, если я похудею и изменю стиль?). Никому больше не интересно, продолжу ли я заниматься фитнесом и смогу ли понравиться Женичу. Никто больше не устроит встречу выпускников. Какая теперь разница, сколько эклеров я съем? По ночам мне начали сниться кошмары, так или иначе связанные с убийством Даши. Я просыпалась в холодном поту и бежала к холодильнику, а потом подолгу стояла на балконе, завернувшись в одеяло, и курила.

Рабочая неделя не принесла особого облегчения. Днем я волей-неволей сосредоточивалась на своих обязанностях, но вечера оставались неприкаянными, а еда и сигареты – единственным утешением. Во вторник позвонила Лиза.

– Это просто ужас! Никак не могу поверить, что с ней такое произошло. А когда следователь еще рассказал про ребенка…

– А ты не знала? – Хотя Швецов и упоминал о том, что Дашины подруги не знали о ее беременности, мне это казалось странным: Даша была открытым человеком, а Лиза, насколько я понимаю, оставалась одной из ближайших ее подруг. Может, она знала, но предпочла не делиться этим фактом со следователем?

– Нет… а ты знала?! Она тебе рассказала?

– Я сама догадалась, еще на встрече выпускников. Удивительно, кстати, что не догадалась ты.

– А как можно было догадаться? Она же не поправилась совершенно. Как тебе это удалось, вообще?

– Нуу… По противоречию между тем, что она любила, и тем, как она себя вела. Совсем не пила алкоголь, например.

– Я списала все странности на очередной приступ ЗОЖ или какую-нибудь новую диету. Дашка – человек увлекающийся, и вечно пыталась следовать всяким трендовым системам. Безуспешно, правда. Я была уверена, что скоро ей надоест этот ЗОЖ. Но вообще ты права: в ее поведении было что-то необычное. Странно, что она мне ничего не сказала. И Антон говорит, что она его посвятила всего пару недель назад: а ведь срок был больше двух месяцев.

– Ты с ним общаешься? Что еще он говорит? Может, он не хотел ребенка?

– Мы давно уже знакомы, он в ужасном состоянии, в том числе из-за ее беременности. Он как раз давно хотел ребенка, они пытались, но у них долго время не получалось. Может, она поэтому ему и не сказала сразу, боялась сглазить. Хотя опять же, это странно: не в ее характере.

– Возможно, она и вправду боялась сглазить. А тут подвернулась я, догадавшаяся самостоятельно, и потребность поговорить о беременности можно было удовлетворять со мной. Наверное, поэтому и она общалась со мной так часто в последнее время.

– Наверное… Ты поедешь на похороны? Родители забирают тело в Пущино.

Внутри меня все сжалось, как происходило каждый раз при мысли о Дашиных родителях.

– Да, конечно.

Весь вечер после разговора с Лизой я курила так много, что у меня саднило горло, и любая еда приобретала мерзкий, пережженный вкус. А ночью мне приснился очередной сон: Даша в темном парке, я смотрю ей вслед, ее рыжие волосы мерцают в электрическом свете фонарей. Я хочу ей сказать, чтобы она остановилась, не уходила в черное жерло тропинки, но не могу выдавить из себя ни слова. И вдруг из-за моей спины выходит маленькое существо и направляется вслед за Дашей. Я не вижу его лица, лишь рыжие волосы бросаются в глаза. Дашин ребенок! Оказывается, он уже родился, а она потеряла его в этом парке и ищет. Слава богу, он нашелся, и теперь Даше не нужно больше идти в темноту. Он догоняет ее, она поворачивается, радостно улыбается, наклоняется к нему, он протягивает к ней маленькие ручки, которые вдруг начинают вытягиваться, вцепляются ей в горло и сжимаются все сильнее…

Я вскочила с кровати так резко, что зацепилась за провод ночника и неуклюже шлепнулась на четвереньки. Некоторое время я сидела на полу, тяжело дыша, как после быстрого бега, и пытаясь отогнать от себя мерзкое видение. Однако это был один из тех кошмаров, которые очень неохотно рассеиваются даже после пробуждения. Включив настольную лампу, я побрела на кухню, нажала на кнопку электрочайника и рухнула на стул. Так невозможно. Мне нужно что-то предпринять, иначе кошмары отправят меня прямой дорогой к психиатру. Я заварила чай, принесла блокнот и ручку, закурила сигарету и стала вспоминать каждую встречу с Дашей настолько подробно, насколько позволяло затуманенное недосыпом сознание.

* * *

Похороны оставили у меня мало воспоминаний: я как будто смотрела на все со стороны, оставаясь непричастной к происходящему. Это помогло мне пережить то, чего я больше всего страшилась – встречу с Дашиными родителями. Преодолев мучительный момент выражения соболезнований, я отошла в незаметное место и стояла, бессмысленно следя глазами за одетыми в черное людьми. Взгляд выхватывал из толпы отдельные лица: Антон, Дашин муж, осунувшийся и немного сутулящийся, Дашина младшая сестра с заплаканными глазами, непривычно серьезный и молчаливый Ленчик, печальные Темыч и Женич, строгая Лиза рядом с Антоном, Полина в элегантном черном платье, которое ей почему-то не шло… Впервые я увидела ее мужа. Он был ниже ее ростом и заметно старше, полноватый, с лысеющей крупной головой. Его одежда казалась безупречной и выглядела очень, очень дорого. Властный взгляд, не спеша, скользил по лицам, пока не встретился с моим бездумным взглядом. Видимо, я таращилась слишком откровенно: темные глаза на пару секунд замерли на моем лице и сощурились. Я поспешно отвернулась. В его лице и манере держаться чувствовалась тщательно дозированная сила. Такого человека точно не захочешь получить во враги.

Как только представилась возможность, я незаметно подошла к Женичу, переминавшемуся с ноги на ногу в обществе Артема и Ленчика. Мне не очень хотелось начинать с ним разговор на публике, но у меня не было его телефона, а перспектива спрашивать номер у кого-то из общих знакомых выглядела еще менее привлекательной. Я тихонько дотронулась до Женькиного локтя, он обернулся, печально взглянул на меня с высоты своего роста и коротко кивнул в знак приветствия.

– Привет, Женич, можно отвлечь тебя на пару минут?

Он удивленно приподнял брови, но послушно ответил «Угу». Мы отошли от плотной черной группы людей под плотным черным облаком сдвинутых зонтов и встали под большим кленом, меланхолично ронявшим мокрые желтые листья.

– Слушай, Женич, о чем вы с Дашей разговаривали на встрече выпускников, не помнишь?

Женькины близорукие светло-голубые глаза распахнулись в изумлении.

– Ну, эээ… Честно говоря, не помню. А почему ты спрашиваешь?

Не ответив на его вопрос, я попыталась осторожно ему напомнить канву их разговора, не высказывая слишком явно собственных предположений:

– Ты же генетик, да?

Женич встрепенулся: