Москва алмазная

Писателем Костылевым («Иван Грозный» – Сталинская премия второй степени), Эйзенштейном (в картине с одноименным названием), красной профессурой, как гомункулус спешно выращенной в сталинской колбе в двадцатые годы для создания новых обществоведческих наук.

Это был образ злого гения. Но злого только потому, что окружающий его мир сам зол, нерадив, лжив, лицемерен и невосприимчив к добросердечию властителя. Куда ж ему, бедному, деваться, когда не хотят по-хорошему?

Тяга Сталина к Грозному определяется не только, так сказать, методологическим сходством государственного управления. Здесь слишком ощутительно проявляет себя и сходство личное, делающее эти фигуры порой почти неразличимыми. Нельзя в этой связи не отвлечься и не обратить внимания на один прелюбопытнейший факт.

Сталин с юных лет обладал некоторыми экстрасенсорными способностями и с возрастом попробовал их развить. Для этого, в бытность свою молодым начинающим революционером на Кавказе, он познакомился с известным впоследствии магом и экстрасенсом Гурджиевым (у которого, позже в Европе, брал уроки начинающий Гитлер). Гурджиев, как утверждают, умел проникать в предыдущие инкарнации людей и сильно заподозрил присутствие в Сталине иной личности, уже в истории побывавшей. Сталину он тогда об этом не сказал, но позже с несколькими людьми поделился: в Сталине просвечивала живая фигура царя Ивана!

Откуда в Москве самоцветы?

Теперь несколько слов о том, как Андрей вышел на архивные материалы, связанные с группой Брынцалло и прочими вещами.

После известного августовского путча девяносто первого года КГБ, хотя и не в той мере как ЦК КПСС, подвергся разгрому, а работа там почти что встала. И если раньше допуск к тем или иным архивным материалам самих работников системы был очень строго обусловлен непосредственно выполняемой ими работой и находился под бдительным оком многих начальников, то с приходом демократической братвы контроль за архивами потерял прежний смысл. К тому же Андрей интересовался не личными картами тайных агентов КГБ, где часть ведущих демократов страны в свое время и состояла, а вроде бы невинными историями далеких лет. Вдобавок, никому не могло прийти в голову – почему какой-то майор из системы роется в таких материалах. На это – «почему» – ответить мог только сам Андрей.

В течение четырнадцати лет, что он там проработал, ему постоянно приходилось иметь дело с предметами искусства, обращающимися в теневой сфере: иконами, отечественной и западноевропейской живописью и ювелирными изделиями. С ними в последние годы – в особенности. И вот, вступив на это поприще, Андрей уже года через два стал обращать внимание на одно малообъяснимое обстоятельство.

Живопись и антиквариат в криминальном обороте присутствовали в изобилии. Были у них по этому поводу, как правило, в связи с попытками вывоза за границу, сотни мелких дел. Время от времени шли дела и очень крупные, но ничего сверхмасштабного в общем-то не случалось. И вместе с тем…

У работников их подразделения, и прежде всего людей со стажем, невесть откуда укоренилось мнение, что в Москве в среде влиятельных людей не только криминальной, но и государственной окраски вращаются и преспокойно уплывают за рубеж ювелирные ценности необъятных размеров.

Что такое – «необъятных» – здесь следует пояснить с применением простенькой расчетной формулы и следующим предварительным замечанием.

Алмаз – это просто округлый камушек, невзрачный, с мутноватой желтой или серой поверхностью. И если не написать на нем кто он такой, любая хозяйка, не задумываясь, сметет его в совок веником. Бриллиант – алмаз обработанный, ювелирная форма. И обработка сама по себе очень дорогого стоит, потому что проявляет свойства алмаза преломлять свет и создавать даже в небольших камушках впечатление бесконечного объема. Кроме того, крупные бриллианты обладают архитектоникой, то есть представляют собой всегда сложную художественную конструкцию, а понять – какая именно композиция должна быть создана из первоначально грубого и невзрачного камня, может только мастер, настоящий художник. В двадцатом веке техника огранки очень бурно развивалась, за счет высокоточного станкостроения, прежде всего. Отразилось это, главным образом, только на производстве бриллиантов малой величины. В особенности на тех, что меньше карата (карат – 0,2 грамма). Старые мастера, естественно, не могли создавать на таком материале точной и разнообразной огранки. Зато из больших алмазов делали еще в средние века такие художественные шедевры, которые оказались почти недоступны нашему промышленному веку.

Если отбросить саму художественную ценность, средняя стоимость алмаза выражается формулой: (десять тысяч долларов) х (1/2 количества карат в квадрате + количество карат).

К примеру, однокаратник стоит около 15 тысяч долларов, алмаз в четыре карата – уже 120 тысяч. В десять карат – более полумиллиона. Однако на такой товар – уже особый покупатель, и цена может сильно колебаться.

Легенды, ходившие среди сотрудников системы насчет огромных ювелирных богатств Москвы, были, впрочем, не совсем легендами. За этим стояли агентурные источники, из тех же завербованных деятелей на теневом рынке ценностей. И рассказывали они вещи не просто странные, а такие, что у следователей порой волосы на голове начинали шевелиться, а главным желанием становилось – прервать говорящего. Сама эта гэбэшная агентура по ювелирным делам и художественным ценностям вербовалась из людей, которые на этом рынке орудовали, а потом попадались. И вот те, кто был покрупней и, по мнению специалистов Лубянки, годился к сотрудничеству, как правило, в тюрьму не садились, а продолжали, уже подконтрольно, свои делишки и заваливали других, кто пытался в эту криминальную сферу въехать или просто сильно не нравился работникам указанного ведомства. И о предполагаемой контрабанде много сообщали – кто из имеющих дозрел до вывоза. Ну а ловкость и сметливость таможенной службы – это уж потом для газет. Так вот, деваться этой завербованной публике было некуда и шалить с КГБ было нельзя. Потому что затянув их в это дело, органы прямо давали понять, что в случае чего арестовывать их по старым делам не будут, а сделают от себя утечку информации и дезавуируют агента, то есть, попросту говоря, сдадут его криминалитету с хорошо известной последующей за этим окончательной процедурой. Так что вербованные работали не за совесть, которой, естественно, не было, а за страх. И очень старались. Это усердие, вот, и приобретало порой угрожающие для самих кагэбэшников формы. Назывались время от времени такие имена вкупе с обладанием такими невероятными ценностями, что их не только в следственные разработки включать в голову не приходило, но и сама голова начинала ощущать свою непрочность от поступившей в нее информации.

В 1976 году, после смерти маршала Гречко, был официально (как и положено) вскрыт его личный кабинетный сейф. А там!.. Растерялись так, что не успев еще закончить опись, доложили генсеку Брежневу Леониду Ильичу. Тот, не вникая в детали, распорядился по-товарищески: «А ладно, все, что там есть, передать семье». И так и вышло – неимоверные драгоценности получила семья… семья Леонида Ильича.

Во владении этого клана вообще очень много чего было, и в этой связи нельзя не коснуться известной истории с зятем Брежнева, Чурбановым. Шумной истории с большим тюремным сроком, досрочным выходом, но главное – совершенно непонятными судебными обвинениями Чурбанову, которые сводились к тому, что этот последний получил даже не взятку за какую-либо антигосударственную услугу, а денежный подарок. Причем факт подарка от среднеазиатских друзей, которых тогда усиленно тряс и провоцировал Гдлян[2 - Его, мягко говоря, сомнительные методы очень подробно описаны в книге известного политика В. Илюхина.], так и не был вполне доказан. И тем не менее – двенадцать лет. Все радовались тогда, что зятю бывшего и очень надоевшего генсека прижали хвост, но вот за что? Никто понять толком не мог. А жали парня в действительности только для того, чтобы отдал огромные драгоценности, точнее говоря – поделился. Орех, тем не менее, оказался крепким. Юрий Чурбанов показал народившейся демократии шиш и пошел в тюрьму, справедливо надеясь, что слишком долго заточение не продлится. И, выйдя на свободу, сразу стал крупным бизнесменом в малопонятной и малопроницаемой для сторонней публики фирме.

Да, но откуда огромные драгоценности у маршала Гречко и прочих известных «товарищей», имена которых еще последуют? Взятки? Ну, разумеется. Только это не ответ на вопрос. Сами все эти феноменальные камни откуда? После белоэмиграции, с одной стороны, экспроприации – с другой (с десятками обысков в домах людей, за которыми по дореволюционной биографии что-то значилось), и, наконец, после многократных сталинских чисток, опять же с обысками, выселениями и прочим. В шкатулках у людей пятидесятых годов уже мало чего оставалось.

Ну и откуда?

И Андрей стал очень рано над этим задумываться. Еще задолго до того, как зашаталась и стала разваливаться советская система.

Алмазный шантаж

У КГБ была прекрасная агентура за рубежом. Причем разведок было несколько – военная, политическая, экономический шпионаж и даже зарубежная контрразведка, которая следила за своей собственной агентурой, контролировала ее надежность. Все это, конечно, не касалось той службы, где работал Андрей, но между ними и товарищами из разведподразделений существовал постоянный рабочий контакт. Разведчиков и контрразведчиков очень интересовал всякого рода компромат по незаконным сделкам с ценностями на нашей территории. Причем в первую очередь не на наших известных деятелей (некоторые были в этих историях замазаны), а на иностранцев. Очень интересовались теми из них, кто был вхож в круги большого бизнеса в то, что называется истеблишментом западного общества. И вывоз ценностей из СССР использовался ими как наживка на крупную рыбу.

Нужно сказать, что предметами русской старины всегда интересовались очень многие работники посольств США, Англии, да и прочих. Но эти два контингента – в особенности. Интерес такой рано или поздно приводил их к контактам, скажем так, не с самой криминальной сферой, а с ее пограничной областью.

В СССР, конечно, всегда были богатые люди. Не в том количестве, как сейчас, понятно, но были. В среде крупных взяточников, и хозяйственников среднеазиатского и кавказского племени, ну и уголовных авторитетов. Только жить им со своими богатствами в тогдашней стране было скучно – и сотой доли не потратишь, не разгуляешься. Можно, конечно, купить туристическую путевку и выехать безвозвратно. Да, а капиталы? Через единственный тогда сбербанк их за рубеж не переведешь и в чемодане не вывезешь. Нужен был очень компактный способ переброски денег, и был он только один – камушки. Бриллиант – двадцатикаратник – вот вам и пара миллионов долларов за рубежом. Но самому какому-нибудь наворовавшему за многие годы такие деньги начхозу делать это было чрезвычайно рискованно. Лубянка и МВД работали не то что сейчас, а по-настоящему. Особенно во времена Андропова, который ворье ненавидел искренно и люто. Вся эта публика висела у них на картотеке, и хотя ко многим таким хитрым деятелям с реальными обвинениями подобраться не могли, при попытке выехать в турпоездку в капиталистическую страну, раздеть на таможне способны были запросто до нитки. Паханы всех мастей это прекрасно знали и очень боялись враз оказаться вместо Парижа под Магаданом. Другое дело иностранец, тем более дипломат или аккредитованный какой. Вот в этом месте и происходил стык разных гэбэшных служб. Андрея и его коллег интересовал наш внутренний конец этой связки, а разведслужбам нужен был западный. Причем иногда до такой степени, что выражаясь их профессиональным языком – «открывали линию», то есть сознательно и подконтрольно допускали вывоз.

Затем, уже «там», события развивались по стандартному сценарию. Разведка «вела» за рубежом этого попавшегося на крючок, позволяя ему «устроить» украденные из страны ценности и отслеживая тоже очень важные для них его связи с местной околокриминальной средой, потому что просто в магазин такие вещи не носили. Дождавшись окончательного очень счастливого для них момента, когда клиент все сделал до конца и расслабился, ему устраивали приватную встречу. И объясняли все по-хорошему.

Рассказывали, кто и когда передал ему ценности, показывали документально оформленные фотографии (типа рентген), наглядно демонстрировавшие – где они находились во время таможенного провоза, подробное описание и идентифицирующие фотографии самих камней, а также канал, по которому они сбывались здесь, за границей.

Если клиент был дипломатом или, что лучше всего, работником самих западных спецслужб, передача собранных данных в его собственную организацию означала не только увольнение и конец карьеры, а и немалый тюремный срок, потому что ни одна цивилизованная страна не терпит того, чтобы ее государственные люди занимались уголовщиной даже на территориях политически враждебных государств, и предусматривает это в уголовном кодексе. Если же попадалось частное лицо, а с мелкими, как было сказано, в такие игры не играли, подобный компромат влек за собой закрывшиеся двери в любые общественно-политические или серьезные предпринимательские круги, потому что и там человека, поддавшегося на вульгарную уголовку, из списков навсегда вычеркивают. Надуть кого-нибудь через юридическую или бизнес-лазейку – это пожалуйста, хоть на сто миллионов, но уголовщина такая фи-и, что с вами и здороваться перестанут.

Так вот на этой благородной почве и происходило сотрудничество различных лубянских подразделений. Эффекты же от этого порой доходили до крупно-государственного масштаба. Одну историю в этой связи, одновременно и очень яркую и очень мрачную, нельзя обойти молчанием. А поскольку любая крупная история с камнями обязательно связана с историей вообще, придется поговорить и об этом.

Изумруд Иловайского

«Зловещий изумруд» – так можно было бы озаглавить эту историю, хотя в свое время камень этот за его красоту справедливо назвали чудесным.

Началась она в тридцатых годах прошлого века, примерно тогда, когда Александр Сергеевич Пушкин писал свою знаменитую «Полтаву», а обе славные столицы – Москва и Петербург, уже позабыв о декабристах, занимались салонной жизнью, балами, интригами и прочим бездельем.

Главная фигура – известный всем Федор Толстой-американец, попавший во многие литературные произведения и мемуары, в том числе в «Горе от ума» Грибоедова. Известен этот тип был, прежде всего, как самый буйный человек России, сравнительно с которым Стенька Разин и прочие возмутители спокойствия должны рассматриваться как просто тихие дети.

Одиннадцать дуэлей на пистолетах с неизменно смертельным исходом для противников при ни одной царапине на собственном теле могли бы быть занесены в книгу рекордов Гиннеса, тем паче, что история официально констатирует этот факт. За что он дрался и почему убивал, этот подонок никогда не знал и мыслями на сей счет не тревожился даже в старости. Картежный шулер, не скрывавший своих методов игры и нагло отвечавший на претензии, что «да, мол, так вот и веду себя всегда, а ежели не нравится, со мной не садись».

Естественно, при Николае I и одной десятой подобных подвигов хватало, чтобы отправиться рядовым на Кавказ, и меры к этому поросенку применялись самые жесткие. Но тот в воде не тонул и в огне не горел. Сбегал из ссылки и из-под ареста, в том числе один раз обогнув весь земной шар через Америку, находил каких-то за себя просителей и заступников, врал каждый раз – что не он, клялся-божился, что больше не будет, что «бес попутал», что в монастырь уйдет. Ну в общем, дурачил и издевался. А главным образом выпутывался из бед за счет заслуг и своей, доходившей до подвигов, храбрости в войне со шведами в начале века и во время наполеоновской кампании. К тому же, отличался необыкновенными способностями в знании языков и литературной начитанностью. На этой же почве сошелся с Пушкиным, на которого просто из баловства потом так наклепал, что взбешенный Александр Сергеевич окрестил его «последней дрянью» и посылал Толстому вызовы на дуэль во все российские концы. Да к счастью, Толстой-американец (который и вызов бы принял, и Пушкина бы убил) болтался в это время где-то в провинции, а Пушкина друзья понемногу уговорили не связываться.

У Толстого-американца было одиннадцать трагических дуэлей, и десять детей, не переживших младенческого возраста. До взрослого состояния дожили только две дочки – Прасковья и Сара. Вторая – феноменально одаренная девушка, которой во время одной из своих буйных вечеринок неугомонившийся и с возрастом папаша умудрился прострелить каблук, демонстрируя приятелям меткость глаза. Итак, одиннадцать дуэлей, а к началу нашей истории – десять умерших детей.

По поводу сказанного о том, что Толстой-американец не брал в голову свои дуэльные убийства, сказано было не совсем точно. Брал. Но очень своеобразно.

При смерти очередного ребенка Толстой доставал свою записную книжку, записывал имя ребенка против фамилии очередной старой жертвы и тут же писал слово «квит». Считал, что рассчитывается таким оригинальным способом с Богом за содеянное. Так вот последней неоплаченной жертвой в тот момент стоял гвардейский поручик Андрей Иловайский, принадлежавший к известной в России фамилии, вся мужская ветвь которой традиционно шла по военной линии. Отец его, генерал, был ранен смертельно на Бородинском поле и похоронен на территории Донского монастыря, где до сих пор сохранилась его могила, причем потомки в конце прошлого века поместили на ней его цветное портретное изображение. И даже в восьмидесятые годы нашего века могила была посещаемой – на ней иногда замечались цветы, то есть род Иловайских в Москве сохранился.

Но вернемся назад.

Толстой-американец сам затеял с Богом странную игру, но по последней жертве расплатиться никак не мог. Сара и младшая Прасковья росли здоровыми девушками, не болели и только радовали отца. Одиннадцатое слово «квит» оставалось не вписанным.

К картежной игре Толстой-американец относился как к работе. И вот, в один прекрасный вечер, имея в кармане отличный куш, он выходил из особняка богача Никиты Всеволжского, где кутежи и карточная игра происходили каждый день, когда недалеко от крыльца его окликнула какая-то женщина. Лицо под вуалью, одета бедно. Толстой только заметил, красивые тонкие руки. По голосу – молода, ну, или, во всяком случае, не стара. Женщина, извинившись, назвалась дворянкой, попавшей в очень трудные обстоятельства жизни. Сказала, что, не будучи лично знакома с Толстым, много наслышана о его благородных душевных качествах и попросила купить у нее брошь с огромным изумрудом, за которую она по срочной необходимости попросила смешные деньги. Толстой, увидя брошь и будучи в отличном расположении духа, согласился и предложил даже больше. Но та решительно отказалась, уверяя, что названной суммы вполне достаточно.

И вот на груди этой Сары гости стали замечать прекрасную брошь с роскошным изумрудом. Заметила ее и двоюродная сестра Толстого Закревская – женщина экзотической красоты с магическими глазами. Тоже очень известный персонаж пушкинской эпохи. До сих пор, надо сказать, специалисты спорят о том, сколько раз она встречается в форме аллюзий, то есть литературных намеков, в произведениях великого поэта.

Закревской изумруд ужасно не понравился, и она пыталась, но вполне безуспешно, отговорить племянницу носить эту брошь.

Может ли самоцвет быть физически опасен для человека? Может. Но подробней об этом позже.

Меньше чем через год Сара умерла, неожиданно и в полном расцвете сил. Таким образом, состоялся последний «квит» Толстого-американца.

После его смерти часть имущества пошла с молотка, брошь была куплена кем-то инкогнито, через агента, и к кому попала – неизвестно, но она сохранилась в подробной описи.

Теперь снова нужен переход в наше время, но сначала немножко о камнях.

К самым драгоценным камням (специалисты называют их камнями первой категории) относится не только алмаз. Это еще изумруд, сапфир, рубин и еще два менее известных и дорогих вида. Рубин тоже не слишком дорог, более популярен на востоке, а на западе сейчас считается несколько пошлым. Сапфир – камень синего наполнения, можно сказать, в моде никакого времени так до конца и не определившийся. Крупные камни темно-синего наполнения по цене приближаются к бриллиантам. А вот темно-зеленого наполнения изумруды от двух-трех карат и выше идут не только по той же цене, что бриллианты, но и нередко их перехлестывают.

Судя по описи, изумруд Иловайского составлял двадцать четыре карата.

Итак, наши восьмидесятые годы. И история снова сдвинула брови.

Убийство известной артистки Зои Федоровой. Дело весьма нашумевшее, однако нужно кое-что вспомнить.