Ноль часов по московскому времени. Новелла I

Стрелки, углы… цифры с буковкой «ш»… шаги что ли?

Хозяйка дает пояснение:

– В карман ей сунули, когда в обмороке была.

Теперь вижу поверху схемы текст печатными буквами: «ЗАВТРА В 17 ч. ПРАВАЯ СТОРОНА ВОСТРИКОВСКОГО КЛАДБИЩА. ДВИГАТЬСЯ ПО СХЕМЕ. ИМЕТЬ С СОБОЙ 200 ТЫС. ДОЛЛ.»

Это уже что-то, и немного отлегло – по крайней мере, понятен преступный план; неизвестность была бы гораздо страшнее.

На блондинку записка раньше еще произвела успокаивающее действие, тон у нее сейчас несколько резкий, но не нервический, деловой.

– Я уже связалась с отцом мальчика, чтобы помог с деньгами.

– Вы живете не вместе?

– Нет, у нас был какое-то время гражданский брак.

– Фотографии ребенка, пожалуйста, и свидетельство о рождении.

Молодая нянька спешит куда-то внутрь помещений.

Интересно, а чем так нехило заработала блондинка на особняк и две иномарки у здания сбоку.

Она на эту тему как раз и заговорила:

– У меня наличных нет сейчас, и в банке практически ноль. Открыла недавно женский парикмахерский салон на Арбате, всё туда вложено, в фонды и оборот. А коттедж этот подарок.

– От гражданского мужа?

– Да. Он любит мальчика, и сказал – деньги скоро уже привезет.

Двести тысяч долларов за «дорогого» ребенка сейчас покажутся многим нелепой мелочью, но тогда, осенью 92-го, другие совсем были цены. Ну например, трехкомнатная квартира в Москве в хорошем кирпичном доме стоила пятьдесят тысяч, люди, получавшие зарплату в двести долларов, считали, что это вполне себе ничего, а земля на Рублевке, в тех же долларах, была раз в двадцать ниже теперешней.

– Скажите, товарищ капитан или… господин?

– Да просто – капитан.

– Скажите, главное ведь ребенок… пока мы его не вернем, вы не станете за-адерживать преступников? – ее голос дрогнул.

Без всякой уверенности насчет настроений начальства, я заверил ее, что не будем. Чего раньше времени…

– А почему мальчик с няней гулял за воротами, а не здесь во дворе?

Женщина мотнула головой и фыркнула:

– А, во-первых, по моей глупости! Но ведь в голову не приходило. И охранник у нас в том смысле, чтобы не лезли на территорию и в дом, особенно ночью. У него кнопка вызова в милицию, отделение тут близко совсем.

Она снова в укор себе мотнула головой и прикусила губу.

– А во-вторых?

– … ветер бывает со стройки, на соседнем за домом участке, пыль ребенку уже попадала в глаза… и нам тоже.

– Понятно. Ну, главный, пожалуй, вопрос. Кого-то конкретно подозреваете?

Голова покачалась:

– Думала уже об этом… – на лбу вдруг появилась напряженная складка, – соседи напротив…

– Что с ними?

– Да не поймешь, сколько их там. Кавказ сплошной постоянно мелькает.

Я сразу приказал стоявшему без дела помощнику:

– Звони в управление, пусть присылают собаку.

Кавказ, и Чечня в особенности, уже стали о себе заявлять, причем, главным образом, «по особо опасным».

Молодая нянька объявилась с пачкой фотографий в руке.

Изрядная пачка.

… вижу какую-то раннюю фотографию – годовалую или меньше еще, перекладываю… опять в этом роде…

– Где он тут, так сказать, окончательный?

Блондинка берет у меня пачку, быстро разбирается с ней, протягивает две.

– Тут он снят недавно совсем в нашем дворе, а на другой – в доме.

… н-да, ребенок, каких много, черты лица ничем не примечательные.

– Опишите одежду, в которой его похитили.

Достаю из кармана блокнот, но женщины меня останавливают.

– Не надо записывать, вот в этой самой, на фотографии.

– Фотографии и свидетельство я на время заберу, вам, как положено, пишу расписку.

Но сразу меняю решение: говорю эксперту, чтобы сгонял в местное отделение, отксерил свидетельство и в нескольких экземплярах схему.

– А мы такой суетой не засветимся?

– Если наблюдают, уже засветились. К тому же, скоро с собакой пожалуют.

Помощник как раз явился со словами, что через десять минут выезжают и что начальство велело мне побыстрей возвращаться с докладом.