Судья Шерман

Перепуганная девушка, как казалось старому Пьезо, излучала такую сексуальную энергию, что он просто сходил с ума. И как только они очутились на территории стройки, Бах понял, что должен получить удовольствие прямо сейчас.

– Пойдем обратно? – с надеждой спросила Дженни, когда мистер Бах вдруг остановился.

– Не спеши, крошка. Лучше встань на колени – так тебе будет удобнее. Если порвешь чулочки, я куплю тебе новые…

– Не нужно, мистер Бах, прошу вас! – не на шутку перепугалась Дженни. – Пойдемте назад, в кафе…

– Какое кафе, глупышка? – прошипел Бах, силой опуская Дженни на колени. – Сделай мне это быстро и считай, что ты принята в театр стажером…

– Но почему же здесь, мистер Бах? Лучше отпустите меня, я хочу домой, – плачущим голосом попросила Дженни.

Осенний ветер раскачивал скрипучие фонари, и тени от торчавших балок тоже раскачивались из стороны в сторону, то удлиняясь, то укорачиваясь, словно тянущиеся из темноты руки.

– Ну же, крошка, не ломайся! Ты хочешь попасть в театр или нет? Только не говори мне, что ни разу этого не делала, – это не твоя роль, я же вижу…

17

На какое-то мгновение Рино потерял Биргит и Пьезо Баха из виду. Он попытался идти быстрее, но едва не упал, споткнувшись о брошенный кирпич. Половина фонарей на стройке не горела, а те, что еще изливали слабый свет, скрипели на ветру, как несмазанные рессоры.

Лефлер догадался, что Бах и Биргит успели скрыться за углом недостроенного здания, и, напрягая зрение, пошел быстрее.

Неожиданно рядом с ним промелькнул какой-то предмет. В одно мгновение предмет подпрыгнул, словно мячик, и оказался на вершине сложенных стопкой бетонных плит.

«Кошка», – определил Рино и вспомнил, что это вторая встреча с кошкой за один только вечер.

На какое-то время ветер стих, и Лефлер услышал голос Биргит. Затем снова закачались деревья, заскрипели фонари, и Рино уже не мог сказать, был ли голос, или это ему только почудилось.

Лефлер двинулся дальше, но неожиданно сидевшая на бетонных плитах кошка изогнула спину и зашипела.

На всякий случай Рино посторонился – кто знает, что на уме у этой подлой животины?

С недоделанной крыши сорвался большой кусок изоляционной пленки. Он проскрежетал по стропилам и свалился вниз. Рино вздрогнул и достал пистолет, затем усмехнулся и сунул его обратно в кобуру.

Снова послышался голос Биргит, и опять зашипела кошка. Качнувшийся фонарь выхватил ее изогнутую спину, и Лефлер заметил, что кошка шипит не на него.

«Может, видит другую кошку или слишком большую для ее зубов крысу?» – предположил он, уходя прочь.

Вскоре Рино достиг угла недостроенного ресторана и осторожно из-за него выглянул.

Пьезо Бах стоял к нему спиной и говорил дрожащим от возбуждения голосом:

– Ну же, крошка, не ломайся! Ты хочешь попасть в театр или нет? Только не говори мне, что ни разу этого не делала, – это не твоя роль, я же вижу…

«Если она скажет «нет», я имею полное право выйти из-за угла и выбить ему оставшиеся зубы…» – решил Лефлер, и от этой мысли ему стало хорошо.

– Но я так не хочу!.. – воскликнула Биргит и попыталась встать.

Бах хотел ее удержать, но неожиданно девушка громко закричала, увидев что-то за спиной старого Пьезо.

Первой мыслью Лефлера была досада, что его все же заметили. Он резко присел и спрятался за угол. И в эту секунду прямо над его головой что-то врезалось в стену. Звук был тяжелый, но какой-то мокрый, будто о бетон разбилась порция фруктового желе.

Лефлер моментально выхватил пистолет и, увидев мелькнувший в темноте силуэт, выстрелил.

Биргит снова дико завопила. В воздухе прошелестел еще один невидимый снаряд, и мокрый шлепок настиг Баха. Его короткий вскрик был похож на блеяние козла, а затем все стихло.

Неожиданно погасли все фонари, и стройка погрузилась во мрак. Самое время было связаться с участком и вызвать подкрепление, но Лефлер чувствовал – опасность где-то рядом и, стоило себя обнаружить, он пропал.

Рино осторожно выглянул из-за угла, но увидел лишь неясные тени. Скорее всего, это были похитители, и следовало стрелять, но где-то там могла быть и Биргит.

Осмотревшись еще раз, Рино сделал шаг, другой, а затем прокрался до первого оконного проема и как можно тише соскользнул внутрь здания. К счастью, пол был уже настелен и ноги Рино остались невредимы.

От удара о бетонные плиты возник громкий, разнесшийся эхом звук. Где-то рядом послышался шорох, и Лефлеру показалось, что это Биргит. Ему хотелось думать, что она спаслась и тоже прячется в здании.

Осторожно выбирая место, куда можно поставить ногу, Рино прошел вдоль стены и оказался в следующей комнате.

Почти сразу он определил, что в углу, за штабелем отделочных материалов, кто-то прятался. Лефлер уловил приглушенный всхлип и теперь был уверен, что это Биргит.

Чтобы не издавать ни звука, он старался дышать ртом. По лбу и вискам стекали капли холодного пота, однако Рино не обращал на это внимания и лишь перекладывал «байлот» из руки в руку, когда ладонь намокала, так что пистолет едва не выскальзывал.

Наконец слева от себя Рино заметил слабое движение. Размытый в почти абсолютной темноте силуэт замер, и Лефлер понял, что враг целится. В Биргит или в него – выяснять было некогда, и Рино открыл огонь.

Он сделал четыре выстрела с расстояния в пять– шесть метров и мог гарантировать, что все пули легли в цель. Тем не менее раненый убежал на своих ногах, однако свалил стопку керамических плиток, которые рассыпались с жутким грохотом.

«Вот так!» – мысленно восторжествовал Рино, и в эту секунду рядом с ним шлепнулась о стену какая-то гадость.

В лицо пахнуло едкими парами, и сознание Рино поплыло. Он попросту грохнулся на пол, однако чудовищным усилием воли оставался в размытом сознании и каком-то обостренном понимании окружающего мира.

Страх ушел, в руках был верный «байлот». И едва появился еще один враг – Лефлер выстрелил ему в голову. Однако и этот несчастный убежал и упал уже где-то дальше, видимо, на руки своих товарищей.

Непостижимым образом Лефлер четко представил всю схему облавы и почти наверняка знал, откуда попытаются на него напасть в следующую минуту. Однако реакция подвела, и чья-то тяжелая масса крепко припечатала его к полу, да так, что Рино почувствовал, как трещат ребра.

«Теперь точно хана», – отстраненно подумал он, чувствуя, как чужие крепкие объятия пеленают его все сильнее.

В самый последний момент, когда двигаться мог только палец на спусковом крючке, Лефлер решил хотя бы поднять побольше шуму и принялся методично расстреливать остатки боекомплекта.

Пули ударяли в стены, сдирали с пола щепу, но это был только жест упрямого отчаяния. Все усилия были бы тщетны, если бы не пара огромных бочек с горючим растворителем.

Глухой удар, а затем сильный взрыв потряс здание, и огнедышащая стихия пронеслась по всем коридорам, выбивая новые двери и срывая наживленную отделку.

Парня, который держал Рино, в одно мгновение отбросило в сторону, а Лефлер, воспользовавшись случаем, вскочил и, разбежавшись, выпрыгнул в окно за секунду до того, как взорвалась вторая бочка.

18

Давненько в городе не было таких пожаров. Очень давно. Пламя ревело и пожирало все подряд, раскаляя металл и делая его податливым, как сырая глина.

Люди в блестящих касках смело подбирались к стихии и спорили с ней, забрасывая языки пламени копьями белой пены. Однако пожар успешно отбивался, пока не кончились все взрывчатые химикаты. Затем он захирел, стал отступать и вскоре издох, наполнив окружающее пространство зловонием неблагородного пластика.

В прошлые годы на пожар сбегались сотни зевак, но теперь наступили другие времена и гулять без основательных на то причин никто не решался.