– Это не казино, – снова возразил Тютюнин.
– Откуда ты знаешь, что не казино? Ты там бывал?
– Не бывал, но телевизор смотреть ещё не разучился. Леха задумался. Доводы Серёги показались ему убедительными.
Друзья спустились ещё на пару этажей и вынуждены были обойти группу из двадцати штук дядек в костюмах. Один из них, самый представительный, стоял в середине и объяснял:
– Итак, пресса уже внизу – в вестибюле, поэтому давайте рассчитаемся на левый-правый.
– А мы уже рассчитались! – сказал кто-то из дядек.
– Очень хорошо. Тогда левые – на левую сторону, правые – на правую. У кого с собой бейсбольные биты, поднимите их так, чтобы я видел…
Несколько дядек подняли на головой лакированные дубины.
– Просто отлично. Теперь поднимите, у кого есть, разводные ключи…
Над головами с лёгким позвякиванием взметнулись сантехнические орудия.
– Молодцы. Теперь определимся: «правые» проводят западную линию, они должны быть вооружены бейсбольными битами, «левые» ближе к народу, у них должны быть разводные ключи. Поменяйтесь, пожалуйста…
Дядьки быстро разобрались с оружием, и самый представительный повёл их вниз.
Тютюнин и Окуркин старались не отставать, им было интересно посмотреть, чем все это кончится.
В просторном вестибюле действительно толпилось с полсотни человек с фотоаппаратами, видеокамерами и диктофонами наготове.
Две команды дядек разбежались по сторонам и с криками сошлись стенка на стенку.
– Даёшь отмену призыва в армию! – кричали одни, кроша противника бейсбольными битами.
– Земля – крестьянам! Фабрики – профкомам! – обороняясь, вопили другие, и все это озарялось частыми вспышками фотоаппаратуры и подсвечивалось прожекторами видеокамер.
Кто-то из представителей прессы пытался организовать прямое включение и поведать телезрителям-радиослушателям о происходящих событиях. Другие отстраненно пережёвывали какие-то листья и рисовали в блокнотах слонов.
Наконец в фотоаппаратах закончилась плёнка, в видеокамерах – батарейки, и вся аккредитованная пресса наперегонки рванула к выходу, сбивая охранников и переворачивая урны.
– Ну все, побежали зайчики мои. Сожрали, – усмехнулся дядька-руководитель. – Закончили, всем спасибо! Отправляйтесь приводить себя в порядок и постарайтесь не опоздать на заседания комитетов!
Поправляя галстуки и одёргивая пиджаки, бойцы быстро разошлись, оставив Сергея и Леху в полном недоумении.
– Ты подумай, какое кино! – покачал головой Тютю-нин.
– Ага. И жрут холодных лягушек, хотя в буфете такие пирожные…
– Это как кот Артур, которому блюда из кошачьего ресторана привозили, а он все равно жрал из помойки селёдочные головы.
Друзья пересекли вестибюль и под подозрительными взглядами широкоплечих охранников прошли через две пары дверей.
Оказавшись на парадном крыльце, они, не сговариваясь, повернулись и прочитали над входом название заведения:
«Государственная дума Российской Федерации».
Вконец ошалевшие, друзья с минуту смотрели на эту надпись, качая головами, и стали спускаться на улицу – поближе к простому народу.
Они шли и не видели, как из одного окна за ними наблюдают дядьки в костюмах.
– Значит, вот эти двое человеческих людей? – спросил один, особенно крупный экземпляр.
– Именно эти. Я заскочил в «Пункт Питания Лягушками», а там уже все съедено и только ящики перевёрнутые валяются… Я так расстроился – ужас, даже не обратил внимания, что эти двое не наши. Что они аборигены…
– Значит, они что-то видели, – произнёс крупный экземпляр. – Придётся принимать меры. Но нам не впервой.
24
Наступил понедельник. Леха, уговорив соседа – сталевара Куделина, уехал вместе с ним на его «жигулях» в Го-релково за брошенным в сирени «запорожцем».
Тютюнин же, как человек служащий, отправился на работу – в родной «Втормехпошив», где трудился четвёртый год, не прерывая рабочего стажа.
Накануне вечером он имел нелёгкий разговор с Любой, которая, учуяв запах перегара, врезала Серёге по спине скалкой и даже не зачла ему в актив, что он был почти что работником МЧС. А также лично избавил всех от этой дурацкой дачи, где все равно ничего бы не выросло, кроме какого-нибудь дерева-мутанта.
Теперь там только кратер и тишина. А трава ничего – она через год снова вырастет.
Правда, у Любы уже сформировались новые, необыкновенно смелые виды на этот котлован, и Серёга был абсолютно уверен, что тут не обошлось без интриг Олимпиады Петровны.
– А что, Серёж, сколько воды нужно, чтобы эту яму нашу, – она так и сказала нашу, – заполнить водой?
– Тебе в поллитрах посчитать или в ведёрках? – зло спросил Тютюнин.
– Я, между прочим, серьёзно говорю. Ты знаешь, почём в магазинах рыба живая?
«Вон она куда клонит!» – догадался Тютюнин.
Запершись в туалете, он представил себе заполненную водой яму – ну прямо настоящее озеро – и плот, на котором он сам стоит и забрасывает в воду удочку.
Рядом торчит тёща и, как это у неё принято, даёт ему всякие ценные указания. А озеро глубо-о-окое. И вокруг – никого…
Дофантазировать дальше Серёге помешала постучавшая в дверь Люба. Она прервала его на самом интересном месте:
– Ты идёшь на работу или как?
– Или как… – огрызнулся Серёга. Спина после вчерашней скалки ещё побаливала, и он имел полное право обижаться.
«Ну и пускай, – размышлял он, когда уже ехал на трамвайчике в свой родной „Втормехпошив“. – И пускай бьёт. Зато я кофе с пирожным пил в Государственной думе. А Любку с её мамашей туда ни за что не допустят. Ни за что».
В трамвае Серёге наступила на ногу тётка с полной авоськой крапивы. Гражданин, которого она нечаянно ожгла через брюки, громко вскрикнул и призвал тётку «смотреть куда прёшь».
На шум явилась кондукторша и потребовала оплатить перевоз авоськи.